Хроники ветров. Книга 3. Книга Суда - Демина Карина - Страница 15

– Еще вина? Попробуй с сыром, по-моему, вкусы великолепно дополняют друг друга.

Сам он ничего не ест, хочет поговорить со мной. Откуда я это знаю? Просто знаю и все. У сыра теплый желтый цвет, кое-где разломанный зелеными нитями плесени.

Нити – Тора – База… задание, которое я не выполнила.

– Как самочувствие?

– Нормально. Гораздо лучше, чем пару дней назад. А шрамы скоро исчезнут?

– Шрамы… – Карл взял со стола белую салфетку и сложил пополам. – Не хотелось бы лгать, но… никто на моей памяти не получал ожоги настолько обширные и глубокие. Вернее, получать – получали… сразу, когда появились первые… существенные результаты, первая партия генмодифицированных солдат и выяснилось, что при всех видимых плюсах вроде силы, скорости и выносливости имеется один существенный минус – абсолютная неустойчивость к ультрафиолету. Так вот, проект даже собирались закрыть, кому нужны воины, которые боятся дневного света. В то же время провели серию экспериментов, чтобы выяснить, насколько серьезна данная проблема, так вот, Коннован, при световых ожогах, площадь которых превышает тридцать процентов площади тела, наступает шок и смерть.

– Тридцать процентов? – У меня кусок в горле застрял. Нет, я конечно знала и о проекте, и об экспериментах, но сами цифры… тридцать процентов – это же… нереально.

– Тридцать, – подтвердил Карл. – У тебя, насколько могу судить, около семидесяти – семидесяти пяти. Прибавь сюда повторный ожог, уже не солнечный, а температурный и длительный период голодания. Ты просто-напросто не могла выжить, однако выжила, чему я искренне рад, но организм твой находится на крайней степени истощения, восстанавливаться придется долго, не день-два, как раньше, а год, или десять, или сто…

– Или вообще никогда.

– Вполне возможно и такое, – кивнул Карл. – Но я склонен полагать, что со временем все наладится, в конце концов, заживление идет, но крайне медленно. Потерпи, потом решим, что с этим делать, в конечном итоге, красавицей ты никогда не была.

– С-спасибо. – от подобного комплемента пропал аппетит. Я знаю, что не слишком-то красива… была не слишком-то красива, но и не уродлива, как сейчас.

– Ты выжила, Коннован, а это главное. Остальное – не так и важно, поверь моему опыту. – Карл, откинувшись на спинку стула, зевнул. Вежливый намек на то, что тема закрыта. – Лучше скажи, что собираешься делать дальше? Знаю, ты приняла приглашение Рубеуса.

– Ты против?

– Да нет, в общем-то дело твое, но… ты уверена, что ты хочешь именно этого?

– Он мне нужен. Я… я шла ради него. Тебе интересно, почему я выжила? Я хотела выжить, я хотела вернуться к нему. Я разговаривала с ним там, когда совсем тошно становилось, когда оставалось одно желание – лечь и сдохнуть, я…

– Я понял, – Карл жестом обрывает мои невнятные объяснения. – И, поверь, мне жаль, что так получилось. Я просто надеюсь, он знает, что делает. Ладно, не бери в голову… лучше попробуй белое, по-моему, чуток кисловато.

Странный разговор оставляет легкий привкус страха. А вино и вправду кисловато.

Глава 6

Тихо. Печь пышет жаром, который стекает с выбеленных боков, расползаясь по комнате. Сидеть рядом с печью невозможно, и Фома отодвинул стол к окну. Тем более, что оттуда удобнее наблюдать за Ярви.

Смотреть на то, как она вышивает, приятно, игла серебряной искрой мелькает в тонких пальцах, а длинная цветная нить ровными стежками оседает на жесткой мешковине. Нитки с иголкой принес Михель, и круглые, деревянные пяльцы, и пять метров жесткой ткани, вроде бы как в подарок от Гейне.

После визита Рубеуса Ярви стала спокойнее, скарт носила не снимая, и даже решалась выходить на улицу, но только с Фомой. Ну или Михелем, вот уж кто принял решение Повелителя если не с радостью, то хотя бы с облегчением, которого и не пытался скрывать.

А еще Ярви стала улыбаться, пальцы то и дело касаются скарта, а щеки вспыхивают румянцем. Красивая. Слишком красивая для него. И снова ни одной мысли о работе, белый лист бумаги так же чист, как и час назад, но Фому это совершенно не расстраивает.

– А о чем ты сейчас пишешь?

– Да так… о людях. И не совсем людях. О том, что иногда люди не совсем люди и… я окно открою, а то жарко.

– Дом выстынет, да и сам застудишься, – Ярви отложила вышивку в сторону. – Михель утром приходил, говорил, что свинью бить пора, а батько занемог, так помочь надо бы. Я сказала, что поможем.

Кровь на руке, тонкая липкая пленка на пальцах и темная, почти черная капля, стекающая вниз по запястью. Запах… дурманит, вызывает приступы тошноты.

– Что с тобой? – Ярви вытирает руки тряпкой, та уже пропиталась кровью и воняет… как же избавиться от запаха. Хотя нет, он не плохой, запах, скорее непривычный, но приятный.

– Тебе плохо? Ты что, никогда не видел, как свиней бьют?

Свиней? Не видел. Как режут людей – видел, а вот свиней не доводилось. На самом деле ничего сложного, узкий загон, взрытая черная земля, корыто с водой и пропитанные смолой факелы в углу. Михель стоит у корыта, а Фоме нужно открыть дверь хлева и выгнать свинью наружу. А она не выходила, только испуганно хрюкала, забиваясь в вонючую темноту хлева. Заходить внутрь было жутковато, но Фома зашел и хворостиной перетянул дрожащую жирную тучу.

Что было дальше – он не видел, специально задержался внутри, чтобы не смотреть. В хлеву пахло навозом и гниющей соломой, от которой подымался уютный пар. Сквозь тонкую стену было слышно, как тяжко дышит корова и блеют овцы. Истошный визг и тишина, можно выходить, но Фома медлил, выходит, что не зря.

– Попробуй, – Ярви протянула черный кусок печени, с которого перезревшими ягодами брусники скатывались капли крови. – Это вкусно.

Фома осторожно взял кусок, еще теплый, живой. Свиная туша лежит тут же, воняет паленым волосом и мыльным раствором, правда, кровью все-таки больше. Опаливали свинью вдвоем с Михелем, потом Ярви и Гейне долго отмывали ее, соскребая грязь и черную обуглившуюся кожу. Потом пришло время разделывать, и к той, пролитой и тщательно собранной Гейне крови, добавилась новая.

Да что с ним такое происходит?

– Да ты ешь, ешь, это вкусно.

На вкус сырая печень похожа… ни на что не похожа, первый рвотный позыв уходит, а вместо него появляется давно забытое ощущения тягучего, медового счастья. Кровь, ему нужна кровь… или мясо, разницы нет, главное, чтобы сырое и теплое.

Наваждение исчезает столь же внезапно, как и появляется. От сизо-лиловых свиных кишок подымаются облачка белого пара. Ярви деловито складывает их в ведро, а они выскальзывают… точно живые. Фома зажал себе рот, чтобы не стошнило.

Это с непривычки, он же никогда не видел прежде, как свиней бьют.

Новые казармы разительно отличались от привычных, их даже казармами назвать нельзя было: отдельные комнаты, чистые, аккуратные, стерильные. Никаких запахов, никаких эмоций, ничего, за что можно было бы ухватиться. И распорядитель этого дома имел вид серо-бесцветный, под стать стенам.

– Тут жить станешь, – к появлению Вальрика распорядитель Юрм отнесся с полным равнодушием. – Завтрак, обед и ужин внизу. Личные вещи…

– Нету.

– Личные вещи оставлять в комнате. Иное имущество – в специально отведенном секторе.

– Какое «иное имущество»? – Вальрик огляделся, пожалуй, здесь ему нравилось еще меньше, чем в старых, пропитанных ненавистью казармах Деннара, или в агрессивно-чужих Иллара. Но ничего, со временем привыкнет.

– Женщина, – несколько раздраженно отозвался Юрм. – Иное имущество – в третьем секторе. Не стоит беспокоиться, условия хорошие. В случае смерти владельца имущество отходит к камраду Унду. Ну или можно завещание оставить, камрад Унд обычно прислушивается к пожеланиям. Камрад Унд ценит хороших бойцов.

– Я могу видеть Уллу?