Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара - Страница 64

– К чему этот вопрос?

– Не знаю… Может, хотел подробней узнать о городище, где спрятал сосуд, чтобы лучше запомнить, например.

– Я вас понял. Я помню, что он вообще был очень заинтересованным человеком, все время расспрашивал обо всех археологических памятниках, когда были обнаружены, кем исследовались, что обозначают их названия и как их могли именовать в древности. Десять лет прошло. Спрашивал ли более детально? Буду вспоминать.

От Эскарсеги до археологического комплекса Баламку долетели всего за час.

– Нравится мне штат Кампече, – брякнула Томина. – Ни тебе горных серпантинов, ни «лежачих полицейских» на каждом шагу, ни отвратительных дорог. Ехать кайф!

– И джунгли тут совсем другие, – добавил Беловежский.

Они оставили машину сиротливо стоять на пространной парковке и по благоустроенной тропинке пробирались к городищу.

– Да, джунгли здесь какие-то сухие, что ли, – отметила Марина.

– Приветствую тебя в Храме Ягуара, – торжественно-шутливо провозгласил Александр.

Марина вскинула на него удивленный взгляд.

– Здесь на стенде написано, «Баламку» – по-юкатекски «храм ягуара», – пояснил Саша. – Но это странно, потому что слово k’u или k’uh в первую очередь означает «бог, божество», а храм в словарях майя называется k’una, то есть «здание бога». Впрочем, это все равно современное название. Видимо, здесь где-то есть изображение ягуара.

– И что еще ты прочитал?

– Что люди обитали здесь еще до нашей эры. Однако расцвет приходится на классический период истории майя, на V–VII века. А закат уже на постклассический период, на начало второго тысячелетия новой эры.

Баламку оказалось милейшим городищем, не очень обширным, с невысокими строениями, множеством маленьких нереставрированных пирамидок, призывно торчащих кладкой из-под зарослей. Здесь царила непередаваемая прозрачная атмосфера. Безусловно, это тоже была сельва. Растительность буйно переплеталась и завязывалась в узлы, и все росло на всем. Но почва была сухая, не то пыль, не то песок. И солнце беззастенчиво и радостно просвечивало сквозь хитросплетения зарослей, делая их ажурными и легкими. Атмосфера чем-то напоминала залитую солнцем березовую рощу.

– Теперь ты мне скажи, где здесь, в Баламку, ты бы спрятала сосуд? – задал неожиданный вопрос Беловежский.

– Да тут где угодно можно спрятать. Понятия не имею.

– Ты знаешь, у нас есть семейная традиция рассказывать рождественские сказки, – вдруг разоткровенничался Александр. – Так вот перед моим отъездом в маминой сказке якобы я нахожу в одном из городищ кодекс майя.

– Как интересно! И где же?

– Это же сказка. Там говорилось просто, что надо зайти за левый угол небольшой пирамиды возле леса.

– Вон небольшая пирамида и ее левый угол как раз возле леска, – показала Марина. – Пошли.

Подобного рода истории она считала знаками и сейчас находилась в полной уверенности, что если не кодекс и не сосуд, то что-то они непременно найдут. И это что-то будет иметь смысл.

Они завернули за угол, и Марина не удержалась от удивленного возгласа:

– Дверь!

Приставная лесенка привела их внутрь пирамиды. Они вошли и предстали перед главной достопримечательностью Баламку – потрясающим по своим масштабам штуковым фризом. Скрытый внутри невысокой пирамиды со скругленными углами, огромный семнадцатиметровый барельеф «Дом четырех царей» со следами местами сохранившейся красной краски вызвал у Марины шок. Александр тут же вооружился фотоаппаратом, забыв и про сказку, и про сосуд, и ворчал, что сделать нормальную фотографию не представляется возможным. Внешняя стена пирамиды, защищающая это невероятное произведение искусства майя, отстояла от него всего метра на полтора, таким образом, фотографу просто некуда было отойти.

– Смотри, и здесь опять космология майя, – воскликнула Марина. – Кажется, я уже начала немного понимать. Понизу идут изображения монстра земли – эти клыкастые сомкнутые пасти. Видимо, их было четыре, но сохранилось только три. А это еще кто?

– Твои любимые ягуары. Один веселый, другой чем-то огорчен и, похоже, связан, потому и грустный.

– Ночное Солнце? Они в одном ярусе с монстрами земли, – подхватила Марина.

– Не забывай, они еще ассоциируются с войной, жертвоприношением, смертью, что по-своему часть жизни, – напомнил Беловежский. – В следующем ярусе чудище, похожее на жабу, а следующее с ногами, как у крокодила.

– Очевидно, это символизирует землю. Аня Львова рассказывала, что подземный мир представлялся майя водным, а земная твердь, соответственно, виделась им как какая-то амфибия, покоящаяся на воде.

– Из распахнутой пасти жабы и крокодила словно рождаются эти так называемые цари, – рассуждал Александр.

– Цари небесные? Может, они олицетворяют небо? – предположила Марина. – Или солнце? Солнц везде как раз бывает четыре, что связано с годовым солнечным циклом.

– Да, их явно было четыре. Но целехоньким сохранился только один царь.

– Здесь разъяснение дается. – И Марина погрузилась в чтение. – Так, слушай, теперь я тебя буду просвещать. Я тоже умею читать! По их мнению, весь фриз как-то заточен на плодородие, богатство и процветание.

– Верю. Видишь, тут обилие зерен какао? Это символ плодородия и богатства. И вообще, они у майя служили деньгами, – уточнил Саша.

– Еще здесь якобы представлена аллегория солярного цикла и судьбы царских династий, проходящих этапы восхождения, расцвета и умирания.

– Ну, не знаю, – засомневался Беловежский. – По-моему, никто уже с уверенностью не определит, что именно они здесь хотели сказать, тем более тут нет даже иероглифов.

– Зато есть подземный вход под ягуаром, явно пещера, вход в подземный мир.

– Не пойдем, – постановил Александр.

– Никто и не пустит. Веревочку видишь? – засмеялась Марина.

– Веревочек мы не боимся.

– Я вот думаю над сказкой твоей мамы, – посерьезнела Томина. – Знаю, что ты сейчас будешь возмущаться. Но я бы не стала на твоем месте от нее отмахиваться. Для меня совершенно очевидно, что все не случайно. Сейчас мы свернули за левый угол пирамиды и обнаружили этот обалденный фриз.

– Мариночка, – как можно мягче заговорил Саша. – Мы бы все равно мимо него не прошли. Это главная деталь городища.

– Ты не понял, – терпеливо разъясняла девушка. – Мы стали умышленно следовать этому указанию и тогда нашли фриз. Лично для меня это знак. Этот фриз – какой-то этап твоих поисков.

– Возможно, – смирился Саша. – И на что он указывает?

– Этого я не знаю. Будем думать.

Знакомый рык сотряс городище, когда они вышли на площадь перед пирамидой.

– И здесь ревуны? – удивилась Томина.

– Джунгли же, хоть и сухие, как ты выразилась.

– Вот они! – Марина задрала голову. – Вот это да!

В центре площади росли несколько деревьев, чьи кроны хорошо просматривались.

– Какие они симпатяги! Черненькие! – восхищалась Марина.

– Ты любитель живности, я погляжу, – засмеялся Саша.

– Ревунами любуетесь? – К ним подошел охранник.

– Да, мы их впервые видим, хотя уже не раз слушали их концерты, – улыбнулась Томина.

– Здесь у нас семья живет. Мы их подкармливаем. Имена им дали, – охотно рассказал охранник. – Это их территория.

Три крупных обезьяны-ревуна проворно перемещались по веткам деревьев, цепляясь лапами и длинными черными хвостами, и шумно переговаривались.

– Мне здесь понравилось, – говорила девушка, когда они шли к машине. – Восторг! Каждое городище по-своему незабываемо, у каждого есть своя изюминка, своя визитная карточка, что ли!

– Это ты красиво сказала! – похвалил Беловежский и в порыве обнял ее за плечи.

Марина ощутила невольный трепет от этого, казалось бы, дружеского жеста.

Но Саша тут же зачем-то перевел все в шутку:

– Здесь совершенно пустынно. Мы совсем одни. Ты в моей власти. Боишься меня?

– Нет, не надейся, – улыбнулась Марина. – Вот тебе.