Лазоревый грех - Гамильтон Лорел Кей - Страница 3

Я назвала возмутительную сумму. Он и глазом не моргнул, а полез в карман пиджака.

— Не надо, — предупредила я.

— За кредитной картой, миз Блейк, ничего больше.

Он вытащил руки и раздвинул пальцы, чтобы мне было видно.

— Оформить документы и заплатить вы можете в приемной. А меня ждут следующие посетители.

Он едва не улыбнулся.

— Да, конечно.

И встал. Я тоже встала. Руку никто из нас не протянул. Он замялся у двери, я остановилась позади, не провожая его до выхода, как обычно делаю. Место для маневра, сами понимаете.

— Когда вы сможете сделать эту работу?

— На этой неделе я занята плотно. Может быть, смогу втиснуть вас в следующую среду. Может быть, в четверг.

— А что случилось с понедельником и вторником следующей недели? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Все заказано.

— Вы сказали — я цитирую: «Я плотно занята на этой неделе». А потом вы сказали о следующей среде.

Я снова пожала плечами. Было время, когда я совсем не умела врать. Я и сейчас не мастер, но уже по другим причинам. Я сама ощутила, как у меня глаза становятся плоскими и пустыми, когда произнесла:

— Я хотела сказать, что у меня занято почти все время на ближайшие две недели.

Он уставился на меня так, что мне захотелось поежиться. Подавив этот порыв, я ответила на его взгляд невинно-дружелюбным взглядом.

— Ближайший вторник — ночь полнолуния, — сказал он тихо.

Я моргнула, стараясь не показать, что он застал меня врасплох. Это, я думаю, получилось, но язык жестов меня подвел. Руки согнулись, плечи напряглись. Вообще-то люди замечают лишь язык лица, а не тела, но Харлан замечал все. Вот черт!

— Ну да, полнолуние, радостные прыжки на лужайке. Так что?

Голос у меня был настолько безразличен, насколько мне это удалось.

Он улыбнулся своей фирменной легкой улыбкой.

— Вы не очень хорошо умеете изображать невинность, миз Блейк.

— Это да. Но так как я ничего не изображаю, то у меня с этим нет проблем.

— Миз Блейк, — сказал он голосом почти уговаривающим, — не оскорбляйте мой интеллект.

Я проглотила слова: «Но это же слишком легко». Во-первых, это никак не было легко. Во-вторых, мне очень не нравилось, куда повернули его расспросы. Но помогать ему, добровольно выдавая информацию, я не стану. Меньше говори — это раздражает собеседника.

— Я не оскорбляю ваш интеллект.

Он слегка нахмурился — думаю, тоже от души, как раньше чуть улыбался. Из-под маски проглянул истинный Харлан.

— А еще слухи говорят, что вы уже несколько месяцев в ночь полнолуния не работаете.

Он вдруг стал очень серьезен. Не зловеще-серьезен, а так, будто я повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.

— Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние — священный день. Точнее, ночь.

— А вы викканка, миз Блейк?

Устать от словесных игр — на это мне много времени не надо.

— Нет, мистер Харлан.

— Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?

Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.

Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.

Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной. Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы информировать Харлана.

— Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.

— Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал оборотень и теперь вы — одна из них.

Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.

— Я не оборотень, мистер Харлан.

Он чуть прищурился:

— Я вам не верю, миз Блейк.

Я вздохнула:

— Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет, мистер Харлан. Оборотень я или нет — это никак не влияет на то, насколько хорошо я поднимаю мертвых.

— Слухи утверждают, что вы — лучший из аниматоров, но вы мне сами сказали, что слухи ошибаются. Вы действительно такой хороший аниматор, как говорят?

— Еще лучше.

— Опять же по слухам, вы однажды подняли целое кладбище.

Я пожала плечами:

— Такими разговорами вы можете вскружить девушке голову.

— То есть вы подтверждаете, что так и было?

— Это важно? Позвольте мне повторить: я могу поднять вашего предка, мистер Харлан. Я — один из немногих, если не единственный аниматор в этой стране, который может это сделать, не прибегая к человеческой жертве. — Я улыбнулась профессиональной улыбкой — яркой, светлой и лишенной какого-либо выражения, как электрическая лампочка. — Вас устроит следующая среда или четверг?

Он кивнул:

— Я оставлю вам номер своего сотового телефона. Можете звонить мне в любое время суток.

— Вам срочно?

— Скажем так: я никогда не знаю, когда может поступить предложение, перед которым мне трудно будет устоять.

— Дело не только в деньгах, — предположила я.

Он снова улыбнулся своей улыбкой:

— Да, дело не только в деньгах, миз Блейк. Денег у меня достаточно, но работа, в которой есть новый интерес... и новые задачи, — такую работу я ищу всегда.

— Вы бы поосторожнее со своими желаниями, мистер Харлан. Всегда есть кто-то, кто больше тебя и злее тебя.

— Я такого пока не обнаружил.

Тут я улыбнулась:

— Либо вы страшнее, чем кажетесь, либо вам просто не попадались те, кто надо.

Он поглядел на меня долгим взглядом, пока у меня улыбка не сползла с лица, и его мертвые глаза встретились с такими же моими. Меня заполнил колодец тишины — колодец мира, в который я погружаюсь, когда убиваю. Огромная пустота, наполненная белым шумом, где ничего не болит и ничего не остается. Глядя в пустые глаза Харлана, я гадала, есть ли у него в голове та же пустота с тем же белым шумом. Я чуть не спросила, но промолчала, потому что на миг у меня мелькнула мысль, что он врал, врал все это время, и сейчас попытается выхватить пистолет из кармана. Это объяснило бы, зачем ему нужно знать, не оборотень ли я. Миг-другой мне казалось, что сейчас мне придется убить мистера Лео Харлана. Я не боялась теперь, не нервничала, я просто приготовилась. Ему выбирать — жить ему или умереть. И ничего не осталось, кроме медленной вечности, спрессованной в секунду, ту секунду, где принимаются решения и обрываются жизни.

Но он встряхнулся, почти как птица, оправляющая перья.

— Я чуть было не собрался напомнить, что я сам по себе довольно страшная личность, но решил этого не делать. Было бы глупостью продолжать такую игру — как тыкать палкой в гремучую змею.

Я все еще глядела теми же пустыми глазами, все также оставаясь в колодце тишины. И голос мой прозвучал медленно и осторожно, совпадая с ощущениями тела:

— Я надеюсь, вы не солгали мне сегодня, мистер Харлан.

Он снова едва заметно улыбнулся:

— Я тоже надеюсь, миз Блейк. Я тоже.

С этими странными словами он осторожно открыл дверь, не сводя с меня глаз. Потом повернулся и быстро вышел, закрыв дверь плотно, а я осталась стоять.