Все цвета любви - Бернард Каролин - Страница 3

Матита наклонилась совсем близко, и Фрида увидела в ее глазах слезы. Она снова попыталась заговорить, но язык прилип к гортани, и ей удалось выдавить только стон. И тогда вернулась боль. Чудовищные спазмы прокатывались волнами через все тело. Волны приливали и отливали, и когда казалось, что боль стихает, обрушивались с новой силой. У боли не было источника, она жила повсюду и была невыносимой. Потом все потемнело.

Когда она снова очнулась, Матита по-прежнему сидела у ее кровати.

— Я здесь, Фрида, — сказала она, как и в первый раз. — Ты в больнице. С тобой произошел несчастный случай. Автобус.

Память возвращалась медленно. Трамвай, который врезается в автобус; золотая пыль и осколки, шум, и больше ничего. Снова подступила боль, но Фрида не хотела отключаться, пока не получит ответы на вопросы.

— Алехандро? — простонала она. Рот был словно набит комками холодной каши. — Что с ним?

Матита влила ей в рот из ложки несколько капель воды.

— Он пострадал не так сильно, как ты. С ним все хорошо.

— А почему ты здесь? Где мама и папа?

Сестра положила ей руку на плечо:

— Я прочла об аварии в газете. Там указывали твое имя. И вот я пришла.

— Что со мной произошло? Я не могу пошевелиться. Я парализована?

— У тебя много повреждений… в нижней части тела. Тебя прооперировали. — Матита опустила глаза.

Фрида приподняла голову, очень осторожно, всего на несколько сантиметров, чтобы взглянуть на свое тело. Она увидела простыню, под которой проступал тонкий силуэт. Ноги были примотаны к больничной койке эластичными бинтами. Она напрягла мышцы бедер, и ее пронзила боль. Со стоном она упала на подушку.

— Врачи говорят, что тебе нельзя двигаться, чтобы все правильно срослось, — объяснила Матита. — Вот почему тебя привязали.

— Что должно срастись? Скажи мне!

Матита сглотнула.

— Ты все равно узнаешь: металлический поручень в автобусе пронзил бедро и вышел… из нижней части живота. У тебя задета почка, сломана шейка бедра, левая нога повреждена в одиннадцати местах…

— Левая? — прошептала Фрида. — Здоровая нога? Сестра кивнула.

— Что еще? Я хочу знать все.

— Правая нога тоже пострадала: стопа раздроблена и вывихнута. И еще у тебя вывих левого плеча.

Фрида закрыла глаза.

— Где мама и папа? — спросила она чуть погодя.

— Мать до сих пор со мной не разговаривает. О родителях мне рассказала Кристина: они дома, никак не отойдут от шока и… обрядились в траур. С тех пор, как мама узнала об аварии, она днями напролет ничего не ест и не говорит ни слова. Боится идти в больницу.

— А папа?

— Папа от огорчения заболел. Ты же знаешь…

— Ты хочешь сказать, у него был приступ?

Отец уже много лет страдал от эпилептических припадков, но еще не так давно в семье предпочитали об этом не говорить.

Внезапно в памяти Фриды ожила картина прошлого. Она была ребенком, когда у Гильермо случился первый припадок. Ноги у него дергались, словно в бешеном танце, глаза закатились… Через три дня после этого инцидента сестра сбежала. Лишь много лет спустя Фрида поняла, что эти происшествия никак не связаны.

Матита глубоко вздохнула.

— Фрида, дай им время свыкнуться с ситуацией. Несчастье глубоко их потрясло. И пока они не придут в себя, я буду рядом с тобой. Днем и ночью. — Она взяла Фриду за руку и мягко сжала ее. — Я рада, что мы снова вместе, пусть даже при таких обстоятельствах…

Фрида закрыла глаза.

Женщина на соседней койке начала в очередной раз тихим голосом читать «Аве Мария»:

— Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь. Радуйся Мария, полная благодати…

Соседка молилась часами напролет, сводя с ума. Как же Фрида ненавидела эту больницу! Она лежала с двадцатью пятью другими женщинами в большой палате почти без мебели, где всегда царил полумрак. Маленькие окошки располагались так высоко, что в них нельзя было выглянуть. Спертый воздух пах сыростью и мочой. Он проникал в поры кожи теплым маревом. Между кроватями стояли ширмы, которые закрывали только изголовья. Они должны были создавать обманчивое ощущение уединенности. Фрида отчетливо слышала каждый звук, храп, стоны и плач других женщин, но эта богомолка действовала ей на нервы больше других. Другие больные могли хотя бы присесть или даже сделать несколько шагов, а Фрида была обречена лежать неподвижно на спине и пялиться в потолок. Если бы не сестра, она померла бы от скуки. Выныривая из беспокойного сна, она каждый раз видела рядом Матиту. Как же благодарна была ей Фрида! Матита обычно сидела на неудобном стуле у кровати и вязала. Она давала сестре попить, приносила еду и кормила ее, читала ей и хохотала над ее безумными историями.

Фрида старалась не показывать слабость, пока с ней была Матита. Но когда за окнами вечерело, всех посетителей просили покинуть палаты. Каждый вечер Фрида с тяжелым сердцем смотрела, как сестра уходит, бросив неизменное: «Увидимся завтра». И когда за ней почти бесшумно закрывалась дверь, Фрида откидывалась на подушку, выжатая как лимон. Вскоре выключали свет, и к пациенткам подступали призраки. У каждой из них были свои демоны и кошмары. В один из таких вечеров с соседней койки доносились сдавленные стоны, которые превратились в тихий плач. И вдруг все стихло.

Эта тишина рухнула на Фриду тяжелым камнем. Ей даже хотелось, чтобы кто-нибудь застонал или та богомолка вновь начала молиться. Конечно, тогда Фрида злилась бы, но злость могла бы удержать ее от погружения в бездонное отчаяние. Еще несколько дней назад, до ужасной аварии, она была беззаботной девушкой, ее будущее казалось безоблачным, а жизнь полнилась красками и тайнами, которые Фриде не терпелось разгадать. Но теперь? Больше никаких тайн, и нечего разгадывать. Как будто над землей сверкнула молния и осветила каждый уголок. Ее планетой отныне была Боль, прозрачная, как лед, за которым не было ничего, кроме зияющей пустоты. Фрида усвоила все уроки жизни за одну секунду, в момент аварии. Ей предстоит вечно болеть и мучиться от боли. Жизнь закончилась, даже по-настоящему не начавшись. Остаток ночи Фрида пыталась представить себе будущее, но, как ни старалась, не могла отыскать в нем ничего хорошего. Она видела себя старухой, чья жизнь сера и беспросветна. На нее накатила волна паники. Слезы заструились по лицу. Фрида подняла руку, чтобы вытереть их, и почувствовала, как по спине пробежала боль. Даже этого она сделать не может! И зачем тогда жить? Незачем! Для врачей она была своего рода медицинской сенсацией, сумевшей выжить после стольких тяжелых травм. А что, если просто перестать бороться за жизнь, в которой больше нет места волшебству? С этой мыслью, в которой проглядывало какое-то странное очарование, Фрида погрузилась в беспокойный сон.

Проснувшись, она взглянула на соседнюю койку, откуда прошлым вечером доносились стоны, которые внезапно оборвались. Койка была пуста. Медсестра снимала простыни.

— Скоро у вас будет новая соседка, — сообщила она Фриде.

«А вдруг эта женщина умерла вместо меня? — пронеслось в голове. — Просто забрала мою смерть себе, чтобы показать, каково это — быть мертвой. Показать, что смерть приходит раз и навсегда, уничтожая все, к чему прикасается. А вдруг все-таки есть жизнь помимо боли? Или, скорее, жизнь вместе с болью. Хватит ли мне смелости решиться на такое? В конце концов, я еще жива, хотя никто не верил в такой исход. Может, я выжила, чтобы показать всем, что чудеса случаются? Достанет ли мне сил жить дальше, как уже было раньше, когда я переболела полиомиелитом?»

— Да, — сказала она вслух и повторила: — Да!

— Смерть вальсирует здесь вокруг постелей, — заявила она Матите, которая появилась чуть позже и принесла на завтрак ароматные булочки с корицей. — Я видела ее, но она меня не получит!

Сестра бросила на нее ошарашенный взгляд:

— Фрида! Что ты такое говоришь?

— Я говорила с ней и ясно дала понять, что не стоит меня ждать. — Фрида улыбнулась и попросила: — Не могла бы ты завтра принести бумагу, карандаш и планшет, чтобы подложить под бумагу? Хочу написать Алехандро. Нужно кое-что прояснить.