Золото Стеньки (СИ) - Черемис Игорь - Страница 16

Второй брат Юрий Никитич оказался, как писал один поэт, не отцом, а сукою. Поддержал поляков, вместе с ними пережил московскую осаду и в 1612-м бежал в Польшу, где, в принципе, устроился неплохо, даже потомство оставил. Но один его сын умер бездетным; у второго родился сын, но этот сын очень быстро стал круглым сиротой, на владения которого начали разевать рот местные магнаты. Драться с ними за наследство вроде бы своей семьи русский Трубецкой не стал, внука двенадцати лет из Польши вывез и даже пристроил к делам в России. Юрий тогда был хоть и мал, но соображение уже имел — он быстро понял, какой ему выпал шанс, выучил русский язык, получил чин стольника, даже возглавлял первую сотню царских стольников на различных мероприятиях и уже вплотную подошел к тому, чтобы и самому стать боярином. Ещё он считался специалистом по Малороссии. Я был уверен, что его назначение ко мне — это такая проверка со стороны царя перед окончательным решением дальнейшей судьбы молодого князя.

Едва соскочив с коня и бросив поводья слуге, Юрий Петрович глубоко мне поклонился, а после полагающихся случаю приветствий, спросил:

— Царевич, для какой надобности меня отправили сюда?

* * *

Вопрос был закономерный. На месте Трубецкого я бы тоже хотел знать, почему царь выдернул меня из моего дома и заставил ехать ублажать одного из царевичей. Да, этот царевич вроде уже официально объявлен наследником, иногда сидит в Боярской думе, но для члена царской свиты это выглядело если не опалой, то очень близко к тому. Тем более что хоть местничество уже почти изжило себя, но на него ещё оглядывались. И я понимал, что если мой ответ князя не устроит, он может и взбрыкнуть — а Алексей Михайлович даром что Тишайший, но головы рубить умеет.

— Не откажешься ли прогуляться, Юрий Петрович? — я сделал приглашающий жест в сторону недалекой Яузы.

Преображенское мне тоже понравилось. Дворец стоял парадным фасадом к Стромынской дороге, на невысоком холме; рядом с ним золотился купол церкви Спаса Преображение, а на задах сейчас заканчивали строительство деревянной церкви Воскресения Христова, предназначенной для слуг. Вид был тоже замечательный — от самой дороги дворец отделялся остатками сосновой рощи, которая продолжалась к северу, в сторону Собакиной пустоши, а справа, на той стороне Яузы, далеко раскинулся низменный заливной луг, который заканчивался домами монастырской части села Черкизово. Насколько я помнил, в недалеком будущем этот луг застроят Солдатскими слободами, где будут жить солдаты Преображенского полка.

Построенный дворец был деревянный, крепко стоящий на каменном подклете Г-образной формы. По меркам этого времени он был весьма обширный — множество теремов, множество комнаток, большие подвалы, места для конюшни, карет и телег, запасы фуража в амбарах. И почти постоянный перестук топоров — дворец всё ещё достраивался, в нем что-то менялось и появлялось. Впрочем, та жилая часть, которую занял я со своей свитой, и та часть, что была отведена для женской половины, были готовы, а на топоры я перестал обращать внимание уже на второй день. Всё равно строители старались не попадаться царевичу на глаза, а я и не искал встреч с ними.

Здесь уже был зародыш будущего парка — высажены кусты, проложены несколько дорожек, одна из которых вела к пристани на Яузе. Именно на неё я и указывал Трубецкому.

Тот с сомнением посмотрел на речку, которая не внушала никакого уважения, на меня, который его, видимо, тоже не пугал, и всё же склонился с легком поклоне.

— Как прикажешь, царевич, — сказал он.

И пошел по этой дорожке так, что мне пришлось бы его догонять.

Разумеется, бежать за князем мне было невместно. Поэтому я остался стоять, где стоял, подождал, пока он не удалится шагов на пятнадцать — и крикнул:

— Юрий Петрович!

Трубецкой резко остановился, повернулся ко мне, и я заметил, что по его лицу пошли красные пятна — то ли от злости, то ли от смущения. Но он быстро сориентировался и вернулся обратно, снова склонив голову.

— Простите, царевич, задумался.

— Бог простит, и я прощаю, — я мысленно хмыкнул от этой формулы. — Юрий Петрович, когда я предложил прогуляться, я не имел в виду ничего иного — просто прогулка, неспешная ходьба под разговор. Посмотри, какие красивые здесь виды! Разве они располагают к тому, чтобы спешить?

— Пожалуй, нет, царевич.

— На том и порешим, — согласился я. — Пойдем, князь?

И на этот раз первым сделал шаг.

* * *

— Красиво здесь, — сказал я. — Довелось тут бывать?

— Да, пять лет тому сопровождал государя, — ответил Трубецкой и указал рукой: — Того крыла ещё не было, только строили.

— Да, тут быстро всё меняется, в прошлом году и дорожки этой не было, — отозвался я. — Мне здесь нравится, князь. Простор есть, которого нет в Кремле. Там всё стенами ограничено, вокруг слишком много всего, и народец в тесноте бегает. Теремной дворец сумели выстроить, но и в нем уже тесновато. А сюда тебя, Юрий Петрович, прислали за мной приглядывать, чтобы я не учудил чего. Это я отвечаю на твой вопрос, хотя мог бы и не делать этого.

В этом времени были простые нравы. Сделал одолжение — скажи об этом внятно. Я бы мог проигнорировать вопрос Трубецкого, но не стал. Мне хотелось, чтобы молодой князь не слишком тяготился порученным ему делом. К тому же если он станет более расположен ко мне — тем лучше, разумный соратник нужен всем. Правда, этот задел на будущее был нужен только в том случае, если мои усилия по излечению не окажутся тщетными.

— Понимаю, царевич… — он, кажется, всё же так смущался — снова покрылся красными пятнами. — Но почему Преображенское?

— Так сложилось, князь, не ищи здесь каких-то хитростей, — я немного подумал, и решил всё-таки частично открыться — в данном случае это будет к месту. — Дело в том, что в Кремле мне быть сейчас нельзя, государю я свои резоны изложил, и он счел их вескими. Преображенский же дворец находится ближе всего, и в нем можно жить. Сюда также приехала царевна Анна Михайловна, царевны Евдокия и Марфа позже приедут, но они присматривают за царевичем Симеоном, и вряд ли будут вмешиваться в здешние дела. От тебя, Юрий Петрович, я жду другого. Посмотри вон туда, — я указал на противоположный берег, и он послушно посмотрел в ту сторону. — Там сейчас луг, за ним село Черкизово. Чуть на юг будет Измайлово, там есть мануфактура по выделке льна и стекольный завод. Дальше на юг вдоль берегов Яузы ещё два села, сельцо и две деревни. Теперь эти земли — вместе с селами и деревнями, заводами и мануфактурами, а также со всем дорогами, лесами и полями составляют Преображенский удел, которым управляю я. Но посмотри на меня.

— Да, царевич?

Кажется, он уже понял, к чему я клоню, но не перебивал, слушал внимательно.

— Ты, князь, эту зиму жил в поместье своего деда. Одно село, несколько прудов, где ловят рыбу, рыбные промыслы, небольшая ткацкая фабрика, как говорят за границей, на деле — сарай, где собраны десяток мастериц. Сейчас тебе предложено взять на себя заботу обо всём уделе и всемерно помогать мне в делах его управления. Ты, конечно, волен отказаться и вернуться в своё Гребнево. Только учти, что я предложил государю создать для удела Преображенский приказ, указ об этом будет со дня на день… фактически, нужна только фамилия того, кто это приказ возглавит. Так что мне передать Алексею Михайловичу? Готов ли ты взять на себя такую ношу?