Ласка сумрака - Гамильтон Лорел Кей - Страница 69

Я выдохнула воздух, который задерживала, сама того не осознавая. Я не врала, говоря, что натуральный цвет его волос впечатляет гораздо больше, чем любая иллюзия.

– Так тебя больше устраивает, Мередит? – Его голос был таким густым, что его почти можно было потрогать. Мне хотелось бы набрать его в пригоршни и прижать к телу… Не знаю, как бы он ощущался, но, наверное, как что-то тягучее, может быть, сладкое… Словно зарыться в сахарную вату, воздушную и одуряюще-сладкую, тающую и липкую…

Дойл тронул меня за плечо, я вздрогнула и пришла в себя. Таранис не просто использовал гламор. Гламор изменяет облик людей и предметов, но за вами все равно остается выбор. Под действием гламора сухой лист может показаться куском торта, и съесть его будет приятней – но только вы решаете, есть вам его или нет. Гламор меняет только ваше представление, он не насилует вашу волю.

Таранис же попытался сделать выбор за меня.

– Король изволил меня о чем-то спросить?

– Да, – сказал Дойл, и его голос напомнил мне что-то темное, густое и сладкое, как гречишный мед. Я поняла, что он тоже применил гламор, подтолкнув мои мысли в этом направлении. Но Дойл не пытался управлять мной, он пытался помочь мне справиться с воздействием короля.

– Я спросил, окажешь ли ты мне честь посетить мой пир.

– Я высоко ценю готовность вашего величества пойти на такие хлопоты ради меня. Я буду несказанно счастлива посетить подобное празднество через месяц или чуть позже. В данный момент я немного слишком занята – приготовления к Йолю, как, разумеется, известно вашему величеству… К несчастью, у меня нет штата служителей, чтобы претворять мои планы в жизнь с такой же легкостью, как это удается королю. – Я улыбнулась, но в душе я на него орала. Как он посмел воздействовать на меня, словно я – раззява-человек или кто-то из низших фейри? Так не обращаются с равными.

Мне не следовало удивляться вообще-то. Он всегда относился ко мне свысока, проклятый сноб, да и это – еще в лучшем случае. Он не считал меня равной себе. С чего бы ему считать меня равной?

Я могла изменить цвет своих волос, кожи, внести мелкие изменения во внешний облик. Я была мастером на такие штучки. Но мне нечего было противопоставить колоссальной мощи Тараниса, которую он так легко на меня обрушил.

Что я могла сделать лучше, чем Таранис? У меня была рука плоти, а у него – нет, но эта власть могла только убивать и только при соприкосновении. А я не хотела его убить, только утихомирить.

Его голос журчал дальше:

– Я был бы просто счастлив увидеть тебя до Йоля.

Рука Дойла сжалась на моем плече. Я потянулась рукой к его пальцам, и это прикосновение к коже меня немного успокоило. В чем же я сильнее Тараниса?

Я переместила руку, чтобы Дойл мог обхватить ее пальцами. Его рука была такой настоящей, такой твердой. Простое прикосновение словно помогало избавиться от наваждения, от этого тягучего голоса и сияющей красоты.

– Для меня истинное горе отказывать вашему величеству, но полагаю, визит можно немного отложить.

Его сила ударила в меня с мощью стихии. Если бы это был огонь, я бы вспыхнула как солома, будь это вода – я бы захлебнулась. Но это была попытка убедить, едва ли не соблазнение, и я вдруг забыла, с чего это я не хочу поехать к Благому Двору. Конечно, я хочу!

Неожиданное движение сзади не дало мне тут же сказать «да». Дойл сел у меня за спиной, сжав меня коленями с двух сторон. Рука его по-прежнему сжимала мою ладонь. Все это не дало мне ответить немедленным согласием Таранису, но и только. Прикосновение к открытой коже его руки по-прежнему значило для меня больше, чем все его прижавшееся ко мне тело.

Я слепо потянулась в пространство, и Холод поймал мою ладонь. Он сжал ее, и это тоже было хорошо.

Я взглянула в зеркало. Таранис сиял по-прежнему, прекрасный, как произведение искусства, но эта была не та красота, от которой у меня учащался пульс. Кажется, он перестарался. Я больше не могла воспринимать его всерьез. Он казался мне смешным в этой сияющей маске и одеяниях из солнечного света.

Его сила вновь возросла, мне будто отвесили теплую оплеуху.

– Приди ко мне, Мередит. Приди ко мне через три дня, и я устрою для тебя празднество, равного которому ты не видела.

На этот раз меня спасла открывшаяся дверь. Гален. Он уставился на Дойла на кровати и на Холода, схватившего меня за руку.

– Ты звал, Дойл?

Я не слышала голоса Дойла. Наверное, пару минут я не слышала вообще ничего, кроме слов короля.

Мне удалось отыскать собственный голос. Он оказался тонким и дрожащим.

– Пришли сюда Китто. Как есть, быстрее.

Гален поднял бровь, но отвесил короткий поклон – не видный из зеркала – и позвал гоблина. В формулировке моей просьбы был особый смысл. Китто очень немного на себя надевал, когда прятался в свою нору. Мне нужно было касаться чьей-то кожи, а просить стражей раздеваться я не хотела.

На вошедшем Китто были только шорты. Таранису он вообще должен был показаться голым. Ну и пусть думает, что хочет.

Китто бросил вопросительные взгляды на меня и Дойла. Он старательно не смотрел в зеркало. Я переложила ладонь Дойла себе на шею и протянула освободившуюся руку Китто. Он подошел ко мне без лишних вопросов. Маленькая ладонь сжалась на моей руке, и я потянула его к полу, усадила у своих ног и прижала к этим голым ногам. Чулок на мне не было, только пурпурные босоножки под цвет платья.

Китто обвился вокруг моих ног, и его теплое прикосновение, ощущение его рук на голой коже под длинной юбкой вернуло мне равновесие.

Теперь я поняла, что в безумии Андаис, которая ведет переговоры с Благим Двором, предварительно окружившись нагими телами, есть своя система. Я думала раньше, что она это делает, желая оскорбить Тараниса, но сейчас я несколько изменила мнение. Может, оскорбление исходило первоначально от короля, не от королевы.

– Благодарю за оказанную мне честь, Таранис, но я не могу в здравом уме согласиться на пир до Йоля. Я буду счастлива посетить твой двор, когда хлопотное время Йоля завершится. – Мой голос прозвучал очень чисто, очень ровно, почти дерзко.

Дойл наконец догадался, что мне важно прикосновение открытой кожи, потому что ласкал мне шею уже обеими руками, не забывая также открытые части плеч и рук. В обычное время скольжение его рук по коже меня возбуждало бы, теперь оно всего лишь помогало мне оставаться в здравом рассудке.

Король хлестнул по мне своей силой, словно кнутом: это было больно, хоть и воспринималось как радость. Я задохнулась на полуслове и бросилась бы к зеркалу, крича «Да!», если бы только могла говорить и двигаться. В этот отчаянный миг одновременно случились три вещи: Дойл нежно поцеловал меня в шею, Китто лизнул впадину под коленкой, а Холод сел на кровать и прижал мою руку к губам.

Три их рта были словно три якоря, не дающих мне ускользнуть. Холод опустился на пол рядом с Китто и засунул мой палец себе в рот. Наверное, он старался скрыть свои действия от Тараниса. Я не поняла, зачем он это сделал, и мне было все равно, если честно. Его рот ощущался как бархатная перчатка на коже.

Я испустила дрожащий вздох – и снова обрела способность думать, хоть и с трудом. Дойл погладил меня пальцами от затылка до макушки и начал массировать кожу головы под волосами. Это должно было чертовски отвлекать, но только прояснило мне рассудок.

– Я пыталась соблюдать вежливость, Таранис, но твоя магия была намного грубее, чем будут сейчас мои слова. Почему для тебя так важно увидеть меня вообще и особенно – до Йоля?

– Ты – моя родственница. Я хочу возобновить нашу привязанность. Йоль – это время согласия и единения.

– Ты едва замечал мое существование все время, сколько я себя помню. Отчего ты теперь хочешь сближения?

Его сила заполнила комнату, сгустила воздух. Стало трудно дышать, глаза ничего не видели. Мир сузился до одного лишь света. Свет был везде.

Резкая боль выдернула меня в сознание так внезапно, что я закричала. Китто укусил меня за ногу, как собака, пытающаяся привлечь внимание. Это помогло. Я наклонилась и погладила его по лицу.