Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ласка сумрака - Гамильтон Лорел Кей - Страница 67


67
Изменить размер шрифта:

Когда ноги снова стали способны нас держать, мы поднялись и преодолели путь, который должны были пройти, чтобы отдать Мэви Рид и ее мужу обретенную нами магию.

Глава 36

В спальне нас ждала Конхенн во всей ее славе. Гордон Рид в ее сияющем присутствии еще больше походил на серый скелет. Ужасно было видеть боль в его взгляде, устремленном на нее. Эту боль нельзя было не заметить даже сквозь пульсирующее мерцание магии, которая нас переполняла. Я не могла вылечить его, но надеялась смягчить его боль.

– Ты пахнешь природой, – сказала Конхенн. – Сердце самой земли бьется в тебе, Мередит. Я вижу его зеленый свет даже с закрытыми глазами. – Из ее глаз потекли слезы – будто хрустальные бусинки, их стоило бы собирать и оправлять в золото и серебро. – Твой зеленый человек пахнет небом, солнцем и ветром. Он сияет золотом у меня в голове.

Она опустилась на край постели, словно ноги ее больше не держали.

– Вы принесли нам землю и небо, мать и отца принесли вы нам, Богиню и Бога.

Я хотела сказать, что время для благодарностей еще не пришло, мы еще не дали им ребенка. Но не сказала, потому что чувствовала магию внутри себя и внутри Галена, державшего меня за руку. Это была дикая мощь самой жизни, вековой танец земли, оплодотворяемой животворным семенем. Этот вечно повторяющийся танец никогда не прекратится, потому что вместе с ним прекратится сама жизнь.

Мэви пересела к Гордону и взяла сияющими руками его худую ладонь. Мы с Галеном встали перед ними. Я опустилась на колени перед Гордоном, а Гален склонился к Мэви. Мы поцеловали их одновременно, наши губы коснулись их губ, словно в завершающем движении какого-то прекрасного танца. Сила рванулась в них бурным натиском, подняв дыбом волосы на телах и заполнив комнату напряженной тишиной, как бывает перед ударом молнии. Воздух так загустел от магии, что стало трудно дышать.

Мы с Галеном шагнули назад, и теперь уже я различала внутренним взором, как сияют эти двое, наполненные земным огнем и солнечным светом. Мэви наклонялась к истончившимся губам своего мужа, когда мы оставили их, тихо прикрыв за собой дверь. Мы ощутили миг освобождения волшебства: словно теплый ветер подул из двери и коснулся каждого из нас.

Дойл сказал во внезапной тишине:

– Тебе удалось, Мередит.

– Ты не можешь знать наверняка, – возразила я.

Он посмотрел на меня так, словно я ляпнула глупость.

– Дойл прав, – кивнул Холод. – Такая мощь не может пропасть впустую.

– Если у меня есть такая сила, почему же я все еще не беременна?

На миг повисло молчание, на этот раз не благоговейное, а неловкое.

– Не знаю, – в конце концов произнес Дойл.

– Нам нужно больше стараться, вот и все, – заявил Рис.

Гален торжественно кивнул:

– Секс, вот что нам нужно. Как можно больше секса.

Я грозно нахмурилась на них обоих, но не смогла удержаться и расхохоталась.

– Если секса будет еще больше, я не смогу ходить.

– Мы тебя будем повсюду на руках носить, – сказал Рис.

– Безусловно, – подтвердил Холод.

Я медленно обвела их взглядом. Они шутили. Конечно же, они шутили. Ведь правда?

Глава 37

Таранис позвонил на следующий день, мы как раз заканчивали завтракать.

Дойл говорил с королем, пока я торопливо заглатывала остатки фруктового салата со свежим хлебом. Мэви была беременна, магия поселилась внутри нее. Таранис не мог еще этого знать, но даже подумать страшно было, что будет, когда он узнает. От этого мне еще меньше хотелось общаться с королем.

Я надела пурпурный сарафан, открытый, с единственной завязочкой на шее. Сарафан очень женственный, совершенно неагрессивный, а покрой его не выходил из моды уже очень давно, менялась разве только длина юбки. Имея дело с Благим Двором, не стоит слишком спешить в двадцать первый век.

Я села на свежезастеленную постель, и пурпур моего платья совсем не случайно перекликался с винным цветом покрывал и соответствовал тону пурпурных подушек, разбросанных вперемешку с винно-красными и черными.

Я освежила губную помаду, а больше ничего не делала. Мы решили остановиться на выразительной естественности. Я положила ногу на ногу, хоть из зеркала этого не было видно, и сложила руки на коленях. Поза не по этикету, но не имея комнаты для официальных приемов, ничего лучшего я придумать не могла.

Дойл и Холод встали по обе стороны от меня. Дойл был в своих обычных черных джинсах и футболке. Вдобавок он надел черные сапоги до бедер, спустив их гармошкой почти до колена. А еще он вытащил поверх футболки цепочку с пауком, очень заметную на фоне черной ткани. Паук был непременной принадлежностью его костюма, его символом, а однажды я видела, как он заставил кожу колдуна-человека лопнуть, и из трещины поползли пауки – такие же, как на цепочке, – пока человек не превратился в шевелящуюся массу членистоногих. Именно в смерти этого несчастного меня винил лейтенант Петерсон.

Холод был одет более традиционно: в белую тунику, доходящую до середины бедра и расшитую по краям белыми, золотыми и серебряными нитями. Крошечные цветы и лианы были вышиты так точно, что легко узнавались: плющ и вьющиеся розы, а между ними фиалки и колокольчики. Широкий пояс белой кожи с серебряной пряжкой перетягивал его талию. На поясе висел меч – Поцелуй Зимы, Геамдрадх По’г. Как правило, Холод не носил этот зачарованный клинок, потому что остановить современные пули он не мог, такой магией он не обладал. Но для аудиенции у короля меч подходил идеально. Резная кость рукояти, выложенной серебром и потемневшей от времени, как темнеет только старая слоновая кость, приобрела теплый красивый оттенок, какой бывает у отполированной множеством рук светлой древесины.

Оба воина постарались отступить на задний план, не подавляя меня своей физической мощью, но это им не вполне удалось. Им это вряд ли удалось бы, даже если бы я стояла; а когда я сидела, это было практически невозможно – но мы хотели, чтобы я выглядела безобидно. Всю угрозу, если понадобится, будут олицетворять они. Это было что-то вроде игры в хорошего и плохого полицейского, но только для политиков.

Таранис, Король Света и Иллюзий, сидел на золотом троне. Он был одет светом. Нижняя туника – как пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи, мягкий рассеянный свет с яркими проблесками, словно солнечные зайчики вспыхивают тут и там. Верхняя – как яркий, почти ослепительный свет летнего полдня, падающий на сочную зелень. Она была и золотая, и зеленая – и ни та и ни другая одновременно, одежда из света, не из ткани, и цвета ее менялись и переливались при каждом движении. Каждый вдох короля вызывал пляску цветов.

Его локоны золотым сиянием обрамляли лицо, и светилось это лицо так сильно, что на нем можно было различить только глаза. Глаза же слагались из трех колец ярчайшей, живой синевы, словно из волн трех разных океанов, каждое – пронизанное солнцем, каждое – иного оттенка синего; но, как вода, у которой они взяли свой цвет, они менялись и переливались, словно их волновали невидимые течения.

Слишком многое в нем смещалось и двигалось, и движение не было согласованным. Словно взяли свет разных дней в далеких друг от друга странах и насильно перемешали. Таранис был мозаикой из свечения, блистающего, мерцающего и текущего – и все в разных направлениях. Мне пришлось закрыть глаза, у меня голова начала кружиться. Меня бы стошнило, продолжай я на него смотреть. Не знаю, чувствовали ли то же самое Дойл и Холод, или это действовало только на меня. Но спрашивать об этом вслух я бы не стала. Вслух я сказала:

– Король Таранис, мои полусмертные глаза не способны вынести блеск твоего величия. Я молю тебя уменьшить твое сияние, чтобы я смогла взглянуть на тебя без боязни лишиться чувств.

Он просто заговорил, но его слова прозвучали музыкальной фразой, словно он запел чудесную песню. Рассудком я понимала, что не следует считать, будто я ничего столь сладкозвучного в жизни не слышала, но уши отказывались повиноваться рассудку.