Ласка сумрака - Гамильтон Лорел Кей - Страница 52

Он осекся.

– Я почти забыл.

– Что забыл?

– Что это нормально – когда друг обнимает тебя и утешает прикосновениями, которые люди считают сексуальными. Что для меня было бы естественно приехать и прильнуть к тебе во время сна.

– Если тебе это нужно…

– Я слишком долго живу среди людей, Мерри. Я начал мыслить не совсем как трау. Не знаю, смогу ли я быть с тобой в постели и не превратить это в секс.

Я не нашлась с ответом.

Когда я проснулась, за окном уже темнело. Я так и лежала, обняв Китто, а он прижимался ко мне так плотно, как только мог. Похоже, мы оба даже не пошевельнулись за весь день. Я чувствовала, как затекло тело от такой долгой неподвижности. Плечо слегка ныло, но вполне терпимо. Китто дышал размеренно и глубоко. Так что же меня разбудило?

Снова прозвучал тихий стук в дверь.

Она открылась прежде, чем я успела хоть что-нибудь ответить, и в проем заглянул Гален. Он улыбнулся, увидев, что я проснулась.

– Как там Китто?

Я приподнялась на локте, осматривая гоблина. Он тихонько простонал и снова вжался в меня, не оставив просвета между нашими телами.

– Он выглядит получше, и он теплый. – Я потрепала рукой его кудри. Голова мотнулась от моего движения, но он так и не проснулся.

– Что-то случилось? – спросила я.

Гален состроил гримасу, значения которой я не смогла понять.

– Ну, не совсем…

Я нахмурилась:

– В чем дело?

Он вошел в комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. Мы говорили приглушенно, чтобы не беспокоить Китто.

Гален подошел к кровати. На нем были рубашка с длинными рукавами – ее бледно-зеленый цвет подчеркнул зеленоватый оттенок его кожи, сделал ярче более темную зелень волос, – и джинсы, застиранные до белизны. На бедре светилась дыра, и сквозь белые нитки виднелась бледно-зеленая кожа.

Я вдруг поняла, что он что-то говорил, а я не уловила ни слова.

– Прости, что ты сказал?

Он ухмыльнулся, сверкнув зубами.

– Прибыл представитель королевы Нисевин. Он заявил, что ему строго приказано получить первую плату до того, как он сообщит нам секрет моего исцеления.

Мой взгляд вернулся снова к дыре на штанах, потом прошелся вверх по телу Галена, пока не встретился с лиственно-зелеными глазами. Огонек в них вполне отвечал напряжению, родившемуся в моем теле.

Китто завозился у меня под боком и открыл синие-синие глаза. Голоса, открывшаяся дверь и мое движение его не обеспокоили, но стоило моему телу напрячься в реакции на Галена – и он проснулся.

Я коротко рассказала ему о прибытии посланца Нисевин. Китто ничего не имел против его вторжения в комнату. Я была уверена, что возражать он не станет, и спрашивала просто из вежливости. Королева не спросила бы, но лишь потому, что ей плевать на чье-то там мнение, а не потому, что это мнение ей известно заранее.

Гален вернулся к двери и распахнул ее. В комнату впорхнула крошечная фигурка. Эльф был размером с куклу Барби, а еще у него были желто-черные полосатые крылья размером больше всего его тела, по краю крыльев шли синие и оранжево-красные пятнышки. Он завис над кроватью повыше моей головы. Тело было лишь чуть светлее густой желтизны его крыльев. Одет он был в бумажно-тоненькую желтую юбочку-килт – и только.

– Принцессе Неблагого Двора Мередит несу я приветствия от королевы фей-крошек Нисевин. Зовут меня Шалфеем, и я могу считать себя счастливейшим из фейри, поскольку избран королевским послом в Западных землях.

Голосок звенел колокольчиком, смеющийся и радостный. Я невольно улыбнулась – и тут же поняла, что это действие гламора.

Я цыкнула на него:

– Никакого гламора меж нами, Шалфей, ибо гламор – тоже ложь.

Он прижал к сердцу крошечные изящные ладони, крылья захлопали быстрее, мягко гоня воздух мне в лицо.

– Гламор, у меня? Неужто скромный эльф способен очаровать сидхе Неблагого Двора?

Он не отрицал обвинения, он просто уворачивался.

– Сбрось гламор, или его с тебя сдернут. После можешь завернуться в него снова, но при первой встрече я желаю видеть, с кем – или с чем – я имею дело.

Он подлетел ближе, так близко, что ветер от его крыльев играл прядями моих волос.

– Прекрасная дева, ты ранила меня в самое сердце. Я по чести такой, каким меня ты лицезришь.

– Если сие воистину так, слети на меня и дай мне испытать правдивость твоих слов. Ибо ежели ты и впрямь таков, как выглядишь, то касание плоти моей не изменит тебя, но ежели ты лжешь мне, то одно лишь прикосновение обнаружит твою истинную сущность.

Сугубая формальность речи уже была разновидностью чар. Я говорила честно и свято верила в то, что говорила, так что оно должно было осуществиться. Если эльф коснется моей кожи, ему придется принять свой истинный вид.

Я приподнялась и протянула ему руку. Простыни соскользнули, сбившись в складки у талии. Китто перекатился поближе ко мне, уставившись на порхающего человечка большими глазами. Он следил за крошечной фигуркой завороженно, словно кошка за птичкой. Я знала, что гоблины не брезговали полакомиться мясом других фейри. Выражение лица Китто наводило на мысль, что феи-крошки считались у них деликатесом.

– С тобой все в порядке, Китто?

Он моргнул и посмотрел на меня. Его взгляд переместился с порхающего эльфа на мои голые груди, и голодное выражение изменилось – но только слегка. Его взгляд меня напугал. Наверное, что-то на моем лице отразилось, потому что Китто тут же спрятал лицо на моем голом бедре, зарывшись в простыни.

– Вкус плоти придал дерзости нашему маленькому гоблину. – Это Дойл возник в дверном проеме.

Летающий малыш развернулся в воздухе и отвесил легкий поклон.

– Мрак Королевы! Я польщен.

Дойл едва кивнул в ответ.

– Должен сказать, Шалфей, что не ожидал увидеть тебя здесь.

Крошечный человечек взмыл вверх, на уровень глаз Дойла, но оставался вне досягаемости для его рук, в точности как осторожное насекомое, которому он подражал.

– Почему же, Мрак? – Колокольчики в его голосе звенели уже не так радостно.

– Не думал, что Нисевин решит поделиться своим лучшим любовником.

– Я ей не любовник больше, Мрак, и тебе это отлично ведомо!

– Я знаю, что другой стал отцом ребенка Нисевин и ее мужем, но я не думал, что феи-крошки обращают внимание на такие тонкости.

Шалфей подлетел выше и на волос ближе.

– Ты думаешь, раз мы не сидхе, то и законов не блюдем. – Гнев должен был казаться бессильным, высказанный тоненьким звенящим голоском, но не казался. Это был звон колокольцев, раскачиваемых штормовым ветром, – ужасающая музыка.

– Так-так, – протянул Дойл. – Значит, уже не любовник королевы. И как же ты теперь живешь, а, Шалфей?

Я еще никогда не слышала, чтобы Дойл так дразнил кого-то. Он намеренно издевался над Шалфеем. Ну, мне не приходилось видеть, чтобы Дойл делал что-нибудь просто так, так что я не стала вмешиваться. Но во всем этом чувствовался какой-то личный подтекст. Что мог сделать этот человечек Дойлу, чтобы заслужить такое внимание?

– Все женщины нашего королевства готовы мне услужить, Мрак. – Он подлетел едва ли не к самому лицу Дойла. – А ты, один из королевских евнухов, как живешь ты?

– Посмотри, кто лежит в той постели, Шалфей. Скажи мне, разве это не тот приз, за который человек ли, фейри ли с готовностью отдаст душу?

Порхающий человечек даже не оглянулся.

– Не знал, что ты любишь гоблинов, Дойл. Я думал, это во вкусе Риса.

– Прикидывайся дурачком сколько угодно, Шалфей, но ты отлично знаешь, о ком я говорю.

– Слухами земля полнится, Мрак. И по слухам, ты охраняешь принцессу, но не делишь с ней ложе. Было много споров, почему ты отвергаешь такую награду, когда другие уже изведали ее. – Человечек подлетел так близко, что едва не задевал крыльями лицо Дойла. – Слухи говорят, что, может быть, королева Андаис никогда не звала тебя в свою постель не только по одной причине. Слухи говорят, что ты евнух по природе, а не по запрету.