Ласка сумрака - Гамильтон Лорел Кей - Страница 27

Я уже просила у Галена разрешения обратиться к королеве Нисевин и выяснить, что она с ним сделала. Он запретил. Он не хотел, чтобы я стала ее должником только ради того, чтобы помочь ему. Я пробовала умолять, плакать – я думала, такое должно было подействовать на кого угодно, – но он держался твердо. Он не хотел, чтобы из-за него я оказалась в долгу у Нисевин и ее фей-крошек.

Я стояла, глядя на него – на это прекрасное тело, которое я любила еще ребенком. Гален был моей первой любовью. Если бы он исцелился, мы смогли бы остудить жар, копившийся между нами с тех пор, как я достигла половой зрелости.

Я вдруг поняла, что все делаю неправильно. По словам Китто, Дойл считает, будто я просто намерена трахаться со всеми, с кем могу, и не пользуюсь властью, которую приобрела. Это относилось не только к союзу с гоблинами. Я кто – будущая королева неблагих или нет? Если королева, то с чего мне спрашивать чьего-то разрешения на что угодно? Кому и что я задолжаю – не Галенова забота на самом-то деле.

Я отвернулась от Галена. Все смотрели на нас. Были бы они людьми, они бы отвернулись, уткнулись в журналы или что-нибудь в этом роде, но они были фейри. Если вы делаете что-то при фейри, они на это смотрят. Если вам нужна секретность, не делайте это там, где вас могут увидеть. Так у нас принято.

Не хватало только Китто, и я знала, где он: в своем большом, полностью закрытом домике для собак. Сооружение напоминало маленькую уютную палатку. Его установили в дальнем углу гостиной так, чтобы он мог смотреть телевизор – одно из немногих чудес техники, которые Китто оценил по достоинству.

– Дойл! – позвала я.

– Да, принцесса? – Голос был невыразителен.

– Вызови королеву Нисевин, я хочу с ней говорить.

Он просто поклонился и пошел в спальню – самое большое зеркало было там. Дойл решил сперва попробовать связаться с феями-крошками через зеркало, как с другими сидхе. Это могло получиться, а могло и нет. Феи-крошки не слишком много времени проводят в волшебных холмах. Они предпочитают открытые пространства. Если рядом с ними не будет отражающей поверхности, заклинание не сработает. В таком случае придется попробовать другие заклинания, но начать проще с зеркала. Может, нам повезет, и мы застанем маленькую королеву порхающей у какого-нибудь тихого пруда.

– Нет, – сказал Гален. Он сделал два быстрых шага, но не ко мне, а к Дойлу. Схватил второго стража за руку. – Я не позволю ей это сделать.

Дойл с секунду смотрел прямо в глаза Галену, и тот не дрогнул. Мне случалось видеть, как под взглядом Дойла бледнели боги. Или Гален был храбрее, чем я считала, или глупее. Я бы поставила на последнее. Гален просто не разбирался в политике, касалось это личных отношений или чего-то более крупного. Он схватил Дойла за руку, не давая ему выйти из комнаты, хотя это могло кончиться дуэлью. Я видела, как дерется Дойл, и видела, как дерется Гален. Я точно знала, кто из них победит, но Гален об этом не думал. Он просто реагировал – и в этом, конечно, была его самая большая слабость. Именно поэтому мой отец отдал меня другому. Гален не выжил бы в дворцовых интригах, у него просто не было на это способностей.

Но Дойл не посчитал это оскорблением. Его взгляд скользнул с Галена на меня. Он изогнул бровь, словно спрашивая, как поступить.

– Ты ведешь себя так, будто уже стал королем, Гален, – сказала я, и даже на мой слух это прозвучало ядовито, потому что я знала, что такая мысль не приходила ему в голову. Но мне нужно было управиться с ним до вмешательства Дойла: главным здесь должен быть не Дойл, а я.

Изумление обернувшегося ко мне Галена было таким искренним, таким галеновским… Практически любой другой из королевских Воронов куда лучше владел лицом, а у Галена эмоции всегда были на лице просто написаны.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Наверное, действительно не понимал. Я вздохнула.

– Я отдала приказ одному из моих стражей, а ты не даешь ему этот приказ выполнить. Кто, кроме короля, может отменить приказ принцессы?

По его лицу разлилась растерянность, и он медленно отвел руку от Дойла.

– Я не подумал… – Его голос казался юным и неуверенным. Он был на семьдесят лет старше меня, но в политике все еще оставался ребенком, и это уже навсегда. Существенной частью очарования Галена была его невинность. Она же была и одним из наиболее опасных его изъянов.

– Делай что сказано, Дойл.

Дойл отвесил самый низкий и почтительный поклон, какой мне когда-либо случалось у него видеть. И направился в спальню, к зеркалу.

Гален проводил его взглядом, после повернулся ко мне.

– Мерри, пожалуйста, не отдавайся на милость этой твари из-за меня.

Я качнула головой.

– Гален, я тебя люблю, но мало кто настолько не способен к политике, как ты.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он.

– Я имею в виду, мой хороший, что я буду торговаться с Нисевин. Если она запросит слишком высокую цену, я не стану платить. Но позволь мне самой судить об этом. Я не наделаю глупостей, Гален, поверь.

Он покачал головой.

– Мне это не нравится. Ты себе не представляешь, как изменилась Нисевин с тех пор, как ослабла власть Андаис над двором.

– Если Андаис позволяет своей власти утекать меж пальцев, другие должны поторопиться ее ухватить. Я все знаю, Гален.

– Откуда? Откуда ты можешь это знать, если тебя не было, когда все это началось?

Я снова вздохнула.

– Если власть Андаис ослабла настолько, что ее собственный сын Кел строит заговоры против нее, если ее власть настолько уменьшилась, что Воинство используется в качестве полиции, а не последнего средства устрашения, каким оно должно быть, то все, кто может, должны пытаться отхватить кусочек власти. И будут делать все, что могут, чтобы отхваченный кусочек удержать.

Гален недоверчиво смотрел на меня.

– Именно это и происходило в последние три года, но тебя при дворе не было. Как ты… – Снова изумление, а потом: – У тебя был шпион.

– Нет, Гален, у меня не было шпионов. Мне не нужно присутствовать при событиях, чтобы знать, что происходит с двором, когда королева слаба. Природа не терпит пустоты, Гален.

Он нахмурился. У него не было стремления к власти, не было политических амбиций. Эта часть души у него просто отсутствовала, и потому он не понимал таких стремлений в остальных. Я всегда знала за ним эту черту, но до сих пор не представляла, насколько всеобъемлющим было это непонимание. Он не мог поверить, будто я знаю, что изображено на картинке, если я не видела всех ее кусочков. Поскольку сам он на такое не был способен, он не понимал, как это может быть доступно кому-то другому.

Я невесело улыбнулась. Подошла к нему, дотронулась до лица кончиками пальцев. Мне нужно было дотронуться до него, чтобы убедиться, что он – настоящий. Сейчас, когда я окончательно поняла, насколько глубоки его проблемы, мне показалось, что я на самом деле никогда его не знала.

Его щека была такой же теплой и настоящей, как всегда.

– Гален, я буду торговаться с Нисевин. Я сделаю это, потому что такое ненормальное состояние одного из моих стражей – это оскорбление мне и нам всем. Феям-крошкам нельзя позволять лишать мужества воина-сидхе.

Он вздрогнул при этих словах, его взгляд скользнул в сторону. Я взялась за его подбородок, заставляя снова взглянуть на меня.

– И еще я хочу тебя, Гален. Хочу как женщина хочет мужчину. Я не поставлю на кон свое королевство ради твоего исцеления, но я сделаю все, что могу, чтобы его добиться.

Легкий румянец появился на его лице, окрашивая зеленоватую кожу в оранжевый, а не в красный цвет, как у других.

– Мерри, я не…

Я положила палец поперек его губ.

– Нет, Гален. Я сделаю это, и ты меня не остановишь, потому что я – принцесса. Я – наследница трона, не ты. Ты – мой страж, а не наоборот. Кажется, я об этом забыла на какое-то время, но больше я не забуду.

Такая тревога читалась в его глазах… Он отнял мою руку от своих губ и повернул ее ладонью вверх, поцеловал ладонь медленно и нежно, и от этого единственного прикосновения по мне пробежала дрожь.