Доктор Крюк 4 (СИ ) - Гросов Виктор - Страница 48

Я затеял тонкую, запутанную игру, где любой неверный шаг мог обернуться провалом или ножом под ребра. Вежа стала моим незримым советчиком, исправно сливала сведения о возможных союзниках. Не просто имена да названия кораблей, а всю подноготную: кто кому должен, у кого какие мечты, старые счеты, тайные слабости, нужные связи. Эти сведения, вдобавок к тому, что я видел сам да что вызнавал для меня Морган, позволяли подобрать ключик к каждому.

Генри Морган, свежеиспеченный капитан «Принцессы Карибов», оказался тут просто находкой. Заполучив под свою руку прекрасный быстроходный фрегат, он сразу набрал вес среди пиратского братства. Теперь он был не просто удачливым квартирмейстером при загадочном капитане Крюке. Нет, он вошел в их круг на равных. И своим новым положением пользовался вовсю. Таверны, где обычно терлись капитаны со своей ближней командой, стали для него вторым домом. Он слушал, трепал языком, подливал рому, прощупывал настроения, закидывал словечко. Его природное обаяние, да слава храбреца, да недавняя щедрая доля добычи — все это открывало многие двери и развязывало языки.

— Говорил с Лораном, кэп, — доложил Морган как-то вечером, когда мы собрались у меня во временной каюте на «Принцессе», пока мой флагман еще стоял на стапелях. — Жан Лоран, «Морской Дьявол». Француз, хитрый лис. Народ у него тертый, головорезы отборные. Корабль — старый «испанец», галеон, переделанный, пушек три десятка несет. Не быстроходен, зато для поддержки огнем — то что надо. Проявил интерес. Особенно когда я намекнул, что дело не просто в очередном караване, а в… постоянной базе. Своем порте. У него давний зуб на испанцев — те утопили корабль его брата.

— Лоран нам подойдет, — согласился я, зарубив себе на носу. Вежа шепнула, что Лоран метит выше простого пиратства. Мысль о своей гавани должна была прийтись ему по сердцу. — А что Рок Бразилец?

Морган поморщился.

— Ну, Рок — он и есть Рок. Горький пьяница, драчун, но в бою — сущий дьявол. Команда его и боится до дрожи, и в огонь за ним пойдет. Флейт у него добротный, народу много. Только вот говорить с ним… все равно что с бочкой пороха рядом прикуривать. Никогда не знаешь, что у него на уме. Вчера готов был меня на руках качать за бочонок доброго ямайского рома, а сегодня запросто может пырнуть ножом за косой взгляд. Но силу чует. И на золото падок, как никто другой. Как заикнулся я про Портобелло — аж глаза заблестели. Но тут же заломил двойную долю.

— Шиш ему, а не двойную долю, — отрезал я. — Делить будем по-честному. По заслугам — кто сколько вложил, кораблями да людьми. Ты пока просто мути воду. Пусть поварится в этом.

Замысел мой был не в том, чтобы загрести всех под одну гребенку. Мне нужны были самые весомые, самые отчаянные капитаны. Те, кто мог привести за собой не только свой корабль, но и имел вес среди прочих, помельче. Костяк будущей эскадры. Им я сулил нечто новое. Не просто очередной набег, где каждый гребет под себя, а после — кто в лес, кто по дрова. Я сулил долю. Долю не только в золоте Портобелло, но и в самом городе. Долю в будущей вольной гавани, где они станут не просто пиратами, а полноправными хозяевами, столпами новой пиратской республики, если угодно. Это был уже совсем другой коленкор. От простого грабежа — к строительству. От погони за золотом — к погоне за властью.

Первые встречи были осторожными. Я виделся с капитанами с глазу на глаз или малыми группами, выбирал места поукромнее — тихие углы таверн, отдельные комнаты в игорных притонах, порой даже поднимался к ним на палубу, показывая доверие. Говорил о слабости испанцев, о несметных богатствах Портобелло, о шансе нанести такой удар, что войдет в историю. Рассказывал о своем корабле-гиганте, что строится на верфи, — без подробностей, но давая понять, что равных ему не будет. Намекал на поддержку губернатора. А главное — расписывал им радужные перспективы: Портобелло — вольная гавань под управлением совета капитанов, где у каждого будет и голос, и своя доля.

Слушали по-разному. Кто с откровенным недоверием на лице, кто — с алчным блеском в глазах. Многие сыпали каверзными вопросами, старались подловить меня на слове, вытянуть побольше сведений, прикинуть, где выигрыш, а где можно и прогореть. Флибустьеры — те же купцы, только товар у них особый: чужая жизнь да своя удача. Считать свою выгоду они умели, да и шансы взвешивать тоже.

Морган тем временем делал свое дело: укреплял едва наметившиеся связи, сглаживал острые углы, распалял любопытство к моему предложению в кабацкой болтовне. Рассказывал о нашей вылазке на Барбадос, о дерзости всего предприятия, о моей способности проворачивать немыслимые дела. Его собственный азарт и явная вера в успех действовали заразительно.

Так, шажок за шажком, я начал плести паутину союза. Однако сплести воедино пиратские души оказалось делом куда более муторным, нежели строить корабль из дуба да железа. С деревом-то все понятно — оно слушалось расчетов и инструментов, а вот люди — те жили своими страстями, подозрениями да застарелыми обидами. Каждый капитан, с которым я или Морган заводили разговор, был сам по себе, целый мир со своими законами и черными дырами.

Первым камнем преткновения стал Пьер Пикар, или «Большой Пьер», как его прозвали за глаза за недюжинный рост да громовой голос. Француз, как и Лоран, только совсем другого покроя. Не хитрый лис, а упрямый, как бык, и прямой, как палка. Его бриг «Жалящий» числился одним из самых быстроходных на Тортуге, а команду Пикар держал в ежовых рукавицах, что среди флибустьеров — редкость. Ценил он порядок и зря рисковать не любил. Мой замысел насчет Портобелло выслушал молча, скрестив свои ручищи на груди, и на лице его не дрогнул ни один мускул, только глубокое сомнение читалось во взгляде.

— Портобелло? — прогудел он, когда я умолк. — Вы, капитан Крюк, либо умалишенный, либо вам чертовски везет. А удача — девка ветреная. Эта крепость — лев испанский. Вы же предлагаете нам сунуть голову ему прямо в пасть ради басен про свою гавань. А ну как лев окажется не спящим, а очень даже злым да голодным? Кто тогда наши головы из его пасти тащить будет? Вы? С вашим-то чудом-юдом на стапелях?

Он сверлил меня взглядом своих маленьких глазок, пытаясь разглядеть, что там за показной уверенностью. Я чувствовал его недоверие. Не больно-то он верил в легкую победу, да и в прочность союзов между пиратами — тоже. И ведь прав был, чертяка, в своих сомнениях.

— Риск большой, не спорю, капитан Пикар, — ответил я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Но и куш такой, что с обычной добычей не сравнить. Речь не о мешках пиастров, а о том, чтобы взять под контроль главный перевалочный узел испанского серебра. О базе, которая сделает нас неуязвимыми. А что до льва… любой лев дряхлеет. Испанская корона далеко, рука у нее уже не та. Гарнизоны там распустились, уверены в своих неприступных стенах. Я сам это видел. А корабль мой, — я позволил себе легкую ухмылку, — сойдет на воду раньше, чем вы думаете. И уж он-то сможет не только кусаться, но и клыки обломать.

Говорил я уверенно, но видел — Пикар все еще мнется. Одних слов тут было мало. Нужен был довод посильнее. И тут Вежа мне подсобила. Не напрямик, конечно, а через сведения, которые я купил о каждом своем собеседнике.

— К тому же, капитан, — добавил я, понизив голос, — участие в этом деле поможет вам разрешить одну старую болячку. Дошло до меня, что некий дон Диего де Сифуэнтес, комендант форта Сан-Херонимо в Портобелло, приложил руку к гибели вашего торгового судна у берегов Кубы несколько лет назад. Поговаривают, именно он отдал приказ палить без предупреждения, спутав вас с пиратом. А вы ведь шли под торговым флагом… и потеряли тогда не только груз, но и племянника.

Лицо Пикара стало как камень, аж побледнел под своим загаром, а кулаки сжал так, что костяшки побелели. Он явно не ждал, что я в курсе этой истории, которую он старался держать при себе. Это была его заноза, его тайная боль и обида.

— Откуда вам… — начал он хрипло, но я его оборвал.