Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 40

Бронетранспортер в глубине двора шевельнул башней… и тут же отлетел в сторону, врезался в стену и замер наполовину расплющенной консервной банкой. Гагарин же, даже не сбившись с шага, продолжал движение вперед.

Откуда-то из караулки выбежали несколько бойцов, вскинули автоматы… И медленно опустили их, узнав Гагарина. После чего развернулись и вернулись в здание. Я мысленно поблагодарил их за разумное решение. Изломанные тела в прямом эфире — последнее, что нам нужно, а за то, что старик сдержится, открой бойцы по нему огонь, я бы ручаться не стал.

Пока что картинка выглядела прекрасно.

Дойдя до Петровских ворот, Гагарин сделал нетерпеливый жест рукой — и многотонная махина рассыпалась в щепки. Я лишь качнул головой: демонстрация силы выходила более, чем впечатляющая.

… Особенно если учитывать, чем она закончилась.

Видимо, кто-то внутри не стал ждать, пока историческое здание разберут по кирпичику, и принял правильное решение. Потому что за воротами Гагарина уже ждал не кто иной, как его сын в сопровождении…

Ого, аж целого коменданта крепости! Вот это красиво, как по заказу! Скажешь — и не поверят, что это не было отрежиссировано. Старший Гагарин порывисто шагнул вперед, обнял сына, а потом бросил на коменданта уничтожающий взгляд и неспешно направился к выходу.

— Корф, вырубай! — улыбнувшись, скомандовал я.

Продемонстрированного было более, чем достаточно. Бескровная, но решительная операция, капитуляция коменданта и освобождение Гагарина-младшего — все, как по нотам. Даже планируй мы все это заранее, лучше бы точно не получилось.

Все. Пора заканчивать.

Будто услышав мои мысли, в наушнике заговорил кто-то из родственников Камбулата.

— У здания машины. Выгружается спецназ. Будут штурмовать. Связать их боем?

Я лишь хмыкнул. Резиноплюи против Дара и автоматов? Я, конечно, ценю такую верность и преданность, но зачем нам напрасные жертвы?

— Нет. Отходите по условленному плану. Мы уйдем сами.

— Принято.

А в эфире, тем временем, снова раздался звонкий девичий голос.

— Вы только что видели, как мы вернули свободу человеку, несправедливо брошенному в застенки. Не в теории. Не на словах. На деле! — проговорила Елизавета. КапитанГагарин — на свободе. Он жив. И скоро будет рядом с нами. Потому что я не отрекаюсь от своих. Не торгуюсь. Не молчу… А теперь подумайте: если я готова подняться за одного, что я сделаю ради всех вас? Ради всей Империи?

— Время… — едва слышно выдал на канал Корф. — Уходите. Уходите, черт бы вас…

— Тихо! — прошипел Поплавский. — Не мешай слушать!

— Я не прошу вас идти за мной вслепую. Не требую веры. Я лишь прошу — откройте глаза. Посмотрите, кто стоит у руля сейчас. Посмотрите, кого они бросают в подземелья. Кого называют врагами. Кто на самом деле боится правды. Я — не узурпатор. Я не пришла брать чужое. Я возвращаю своё! — вещала Елизавета для десятков миллионов застывших у экранов людей. — Мою страну. Моё имя. Моих людей. Я не веду вас в хаос. Я возвращаю вам порядок, честь и достоинство. Возможно, путь будет долгим. Возможно, трудным. Но он будет — нашим! Без лжи. Без страха. Без тех, кто торгует родиной за обещание покровительства и стабильности. Я — Елизавета Александровна Романова. Дочь Императора. Та, кого пытались стереть из истории. Но история помнит. И история — жива. Я — ваша императрица! И я вернулась.

— Выключай! — скомандовал я.

Щелкнул тумблер… И через секунду студия разразилась аплодисментами.

Хлопал не только наш отряд. Хлопали все: техники, операторы, мужик в костюме и даже девушка-диктор. Елизавета зарделась и сделала шаг в сторону, уходя из-под света софитов. Только сейчас я понял, чего стоила ей эта речь. Бедняжка побледнела, на лбу выступил пот… Но она продолжала держаться. Кремень!

— Как получилось? — подойдя ко мне, тихо спросила Елизавета.

— Великолепно, ваше величество! — Я ответил ничуть не покривив душой. — Просто великолепно!

— Спецназ вошел в здание, — доложил Корф. — У вас пара минут, не больше.

— А мы уже закончили, — хмыкнул я. — Судари и сударыни, всем спасибо за сотрудничество… Господа офицеры! Полагаю, что нам пора.

С этими словами я развернулся и ударом мощного Молота вынес одну из стеклопаналей. В студию ворвался порыв ветра, взметнув со столов бумаги и уронив что-то из оборудования, а я сбросил рюкзак и вынул из него тугой сверток.

— Ваше высочество, броню и разгрузку долой, — распорядился я. — Думаю, они нам больше не понадобятся, а вот лишний вес будет помехой.

— Помехой для чего?

Елизавета, которую я намеренно не посвящал в детали отхода, хлопнула ресницами.

— Для самого захватывающего приключения в жизни… Вы когда-нибудь задумывались, отчего люди не летают как птицы? — усмехнулся я и развернул вингсьют в рабочее положение. — Нет? Что ж, тогда самое время. Потому что сейчас Санкт-Петербург увидит такой журавлиный клин, равного которому еще не было в этом небе… Бойцы! По костюмам!

Глава 26

Ветер хлестнул по лицу увесистой пощечиной — так, что шея хрустнула. Даже на высоте восьмидесятых этажей воздух все равно оставался горячим. Влажным и плотным, почти как кисель, сквозь который мне приходилось буквально пробиваться, вкручиваясь в пропахшие бензином и пылью объятия родного города.

Люди не летают, подобно птицам — но сегодня мы решили нарушить извечное правило и отрастить крылья. Вингсьют, высокотехнологичное чудо из известных разве что Корфу материалов наполнился ветром, и на мгновение показалось, что я и вовсе не падаю, а застыл на месте, едва покинув студию государственного канала. Секунды растягивались в вечность, и позади остались не только подробности операции, но и вообще все — теперь я был один на один с развернувшейся панорамой, знакомой до мельчайшей черточки далеко внизу.

Как и положено командиру, я уходил последним. В полусотне метров подо мной клином раскрывалась «стая» бойцов гардемаринской роты. Разумеется, никто так и не успел толком подготовиться к полету, но у парней хватало опыта десантных операций, и они летели красиво и ровно, почти на одинаковом удалении друг от друга — чуть ли не строем.

Две фигуры забрали левее — только у Камбулата с Поплавским хватило глупости… то есть, положенной военным морякам отваги лететь через залив в сторону Васильевского. Их страховали с воды, но я все равно еще несколько мгновений смотрел вслед товарищам, будто мое внимание каким-то образом могло защитить их от неприятностей.

Где-то позади внизу раздался сердитый треск, и в небо следом за крылатыми силуэтами потянулись огненные нити. Пулеметчик мог бы выбрать целью основную группу, но почему-то решил попытаться поймать двойку, уходящую над водой. Одна из фигур степенно и тяжеловесно нырнула вниз, уходя от трассеров, а вторая…

Вторая, длинная и тощая, лихо закрутилась и принялась выдавать хитрые фигуры, будто нарочно дразня стрелка. Тот смещал прицел, раскрывая смертельный огонь веером, но никак не мог поймать пляшущего в густой вечерней синеве крылана. Поплавский будто родился прямо в вингсьюте и летел так, будто все свои неполные двадцать лет только этим и занимался.

Убедившись, что с друзьями все в порядке, я чуть сдвинул руки, уменьшая площадь крыла и бросая тело в крутое пике — чтобы поскорее догнать летящую чуть в стороне от остальных крохотную фигурку. Наше бесценное сокровище — то, что я должен был любой ценой оберегать лично. И перед прыжком в пустоту, и после приземления и, что самое важное — все полтора десятка километров пути сквозь ветер.

Тяжелые и и крепкие гардемарины, пусть даже уже без бронежилетов и оружия, шли клином на Лисий Нос, где их уже ждали товарищи на автомобилях. Нам с Елизаветой предстояло лететь чуть ли не вдвое дальше, и какая-то часть меня до сих пор не верила, что это вообще возможно. Одаренный моего ранга вполне способен выдать достаточно энергии, чтобы удерживать облаченное в вингсьют тело в воздухе и все тридцать километров, однако племянница такого уровня пока не достигла.