Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 38

— Внимание! На этаже студии вас встречают, — возник в наушнике Корф, когда на табло лифта показалась цифра «80». — Пять человек, сразу у входа в лифт. Гвардейцы, вооружены, держат дверь на мушке.

Я выругался. Вообще, согласно плану, никаких вооруженных гвардейцев у студии быть не должно… Но либо что-то пошло не так, либо Морозов решил переиграть соглашение, либо… Да какая уже разница? Мы здесь, обратного пути нет, и нужно просто действовать.

— Щиты, — негромко бросил я, повернувшись к товарищам. — Ваше высочество — назад. Я работаю, остальные прикрывают.

На табло мигнуло «87», раздался мелодичный перезвон, и я рванул вперед, едва ли не раньше, чем открылись двери.

Рыбкой прыгнув в образовавшуюся между створок щель, я перекатился, вскочил на ноги и выдал с двух рук по Молоту, в последний момент максимально ослабив элементы. Возможно, даже перестарался, потому что сжимающих автоматы бойцов даже не вырубило, просто сбило с ног. Простучала короткая очередь, мой Щит принял на себя несколько пуль, а я резко развернулся и взмахнул дробовиком. Стрелять было бессмысленно, противник оказался облачен в тяжелую штурмовую броню, и приклад оказался куда более действенным аргументом. Я даже не понял, что хрустнуло: полиамид тактического обвеса или челюсть противника, тем не менее, цель оказалась достигнута: боец покачнулся и кулем завалился на пол. Я тут же переключился на других, но было поздно: Камбулат с Поплавским уже оттаскивали к стене бесчувственные тела.

Отлично сработали. Все живы и даже почти здоровы. Ну, ничего, в Империи хорошие хирурги, челюсть парню поправят.

— Штаб, куда дальше? — я прижал наушник и огляделся.

— Прямо по коридору, потом направо, третья дверь налево, — тут же отозвался Корф. — Все чисто. К слову, в полицию уже поступил сигнал, так что, думаю, времени осталось не так много.

— Принял, — буркнул я. — Успеем, нормально. За мной. Работаем!

Коридор студийного крыла встретил нас резкой переменой атмосферы: свет стал холоднее, приглушённее, воздух пах кондиционированной пылью и разогретым пластиком. Гул вентиляции здесь казался громче, а шаги отдавались хриплым эхом, будто само здание напряглось, почуяв неладное. Мы пронеслись мимо стеклянных дверей, за которыми прятались аппаратные, вспомогательные студии и переговорные комнаты. В некоторых замерли сотрудники, в других — кто-то пытался спрятаться.

Охрана не отсвечивала — либо ее здесь не было, либо парни благоразумно решили, что награды и медали — это хорошо, но только в том случае, когда получаешь их посмертно. Учитывая славу Владимира Острогорского, стараниями Корфа идущую впереди самого меня семимильными шагами, такой вариант был более, чем реален.

Дверь в студийное крыло открылась мягко — электронный замок щелкнул, и створки плавно разъехались в стороны. Мы вошли неторопливо, без резких движений: я первым, следом Поплавский и Камбулат, замыкали Иван с Астафьевым. Елизавета — в середине, как и положено главной фигуре всей этой операции. Остальные замерли у входа: часть бойцов контролировала коридор, часть — внутреннее пространство студии. Оружие держали расслабленно, ни на кого не направляя, но так, чтобы было видно: если кто-нибудь решит погеройствовать, в ход его пустят без лишних раздумий.

Внутри нас встретил теплый свет софитов, тихое жужжание аппаратуры и человеческое изумление, повисшее в воздухе, как запах кофе и кабельной пыли. За стойкой звукорежиссёра замерла девушка с наушниками, чуть дальше двое техников с планшетами замерли, как в сцене из плохо срежиссированного мюзикла. Оператор, поправлявший камеру, застыл, так и держась за штатив. Мужчина в деловом костюме у панели переключения каналов сдвинул брови, как будто пытался решить уравнение с двумя неизвестными: «Кто вы?» и «Что, чёрт побери, происходит?».

— Добрый вечер, судари и сударыни! — Я говорил спокойным, вежливым тоном, будто мы зашли не в студию государственного вещания, а в холл пятизвездочного отеля, в котором нас уже ожидали. — Прошу прощения за беспокойство. Нам необходимо воспользоваться вашей аппаратурой. Все под контролем и никто не пострадает… Если, конечно, не будете делать глупостей. Пожалуйста, оставайтесь на местах.

Поплавский подошёл к стойке с камерой, с усмешкой глядя на ошеломлённого техника.

— Ну что, коллега, освободишь место звёздам? — хмыкнул он и, не дожидаясь ответа, аккуратно отодвинул беднягу в сторону. — Смотри, не волнуйся. Мы приличные. Даже микрофоны не трогаем грязными руками… Хотя вот эта штука, кажется, не в фокусе. Сейчас поправим, ага?

Взявшись за камеру, Поплавский направил ее на застывшую за столом ведущую.

— Прошу прощения, сударыня, придется вас побеспокоить, — Камбулат был сама галантность. — Пожалуйста, пересядьте куда-нибудь… Желательно так, чтобы не попадать в кадр. Полагаю, на сегодня ваша смена закончена. Господа офицеры, помогите убрать мебель. Она не вписывается в тематику нашей сегодняшней передачи.

Двое гардемарин подскочили к большому столу, и, подхватив его с двух сторон, легко унесли из кадра.

— Что… Что здесь, черт возьми, происходит? — ожил, наконец, мужчина в костюме — надо полагать, директор канала, студии, или как оно у них тут называется?

— Вероятно, это может выглядеть, как захват заложников, — широко улыбнулся я, — Но на самом деле вы сейчас станете свидетелем поистине исторического события. Расслабьтесь, друг мой, и получайте удовольствие. Вы еще внукам рассказывать об этом будете.

— Да что… Что вы себе позволяете⁈

— Я позволяю себе провести трансляцию, которая однажды войдет в учебники для старших классов. Пока — только это, — перебил его я. — Но, если вы продолжите в том же духе — позволю кому-нибудь дать вам по зубам. Я понятно изъясняюсь?

— П-понятно, — побледнев, пробормотал директор.

— А если понятно — тогда вон из кадра! — рявкнул я, и, прижав наушник, обратился к Корфу. — Что там у нас?

— Все по плану. Вторая группа на подходе к Петропавловке, я готов переключить трансляцию.

— Отлично. Тогда, пожалуй, начнем. Господа, — обратился я к техникам. — Вы, кажется, собирались вывести в эфир эту милую барышню? Прошу, возвращайтесь к работе. Вот только даму в кадре я, с вашего позволения, заменю.

Ошарашенные техники несколько мгновений лишь хлопали глазами, но потом все же засуетились. Пару минут клацали переключателями и стучали клавишами, а потом один из них поднял голову и хриплым от волнения голосом проговорил:

— Готово.

— Отлично, — кивнул я. — Ваше величество, прошу сюда. Я жестом указал на место перед камерой. Елизавета кивнула, и, гордо вскинув голову, прошествовала в кадр.

— Запускай, — кивнул я технику.

от вздохнул, нажал какой-то переключатель, и подняв голову, заговорил уже ровным и даже почти сонным голосом: видимо, привычные действия помогли ему успокоиться.

— До выхода в эфир пять… четыре… три… два… В эфире!

Я ободряюще кивнул Елизавете, она тряхнула головой, поправляя сбившийся локон, и, улыбнувшись, взглянула прямо в камеру.

А я сделал шаг назад, скрестил на груди руки и облокотился на стену, наблюдая за выступлением, которому суждено стать по-настоящему историческим событием вне зависимости от достигнутого результата… Впрочем, я был склонен рассчитывать на положительный.

Инача зачем мы вообще все это затевали?

Глава 25

— Граждане Российской Империи, — начала Елизавета тихим, но решительным голосом, глядя прямо в камеру.

Ее ангельское личико, обрамленное локонами светлых волос, резко контрастировало с штурмовым комбинезоном и армейской разгрузкой — но так получилось даже лучше. Сразу было видно: в кадре не кисейная барышня, которая не может надеть платье без десятка фрейлин, а человек действия.

Эх, нужно было ей еще кобуру на пояс нацепить — тогда бы электорат вообще лег в экстазе… Впрочем, и так хорошо. Особенно учитывая, что вышло это можно сказать случайно, без гримеров, костюмеров и политтехнологов. Племянница выглядела настоящей — и ей хотелось верить.