Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 29

А это, как известно, невозможно.

Когда дверь за Ольгой закрылась, мысли, наконец, начали приходить в порядок. Сначала замедлили бег, потом кое-как остановились и, наконец, сами расползлись по полочкам, заняв положенные места.

Ничего смертельного не произошло… пока. Градов сделал свой ход. Дерзкий и опасный, пожалуй, даже непредсказуемый, однако уж точно не из тех, что способны поставить в тупик того, кто целых десять лет готовился занять свое место.

Не на троне, конечно же — рядом, в уютной и почти безопасной тени чужого величия.

Девчонка сбежала из-под венца и, что еще хуже, при этом уцелела. Окончательно поверила в себя и заявила, что готова унаследовать корону. А значит… Значит, пора ускорить кое-какие события.

Но для начала — разобраться с текущими проблемами.

Иван Петрович выдвинул ящик стола и нажал на спрятанную над ним потайную кнопку. И не прошло и минуты, как дверь — не та, которая несколько минут назад закрылась за Ольгой, распахнулась, и в кабинет шагнула фигура в черном костюме.

Настолько огромная, что еще немного, и ее уже невозможно было бы назвать человеческой. Даже над самыми рослыми из гвардейских полков или особой гардемаринской роты гость возвышался бы примерно на голову, а шириной плеч — превосходил любого профессионального атлета. Толстенная бычья шея, огромные мускулистые ручищи, ноги, больше похожие на стволы вековых сосен — во всем Петербурге вряд ли нашелся хоть один подходящий по размеру комплект готовой одежды, и все, от пиджака до исподнего наверняка пришлось шить на заказ.

Коротко стриженые белоснежные волосы и поблескивающие в полумраке алым глаза дополняли и без того внушительный облик, и Иван Петрович против воли поежился. Хоть и знал почтенного Павла Карловича еще в те времена, когда тот выглядел, как самый обычный человек.

Немец с незамысловатой фамилией Шмидт служил роду Мещерских чуть ли не самого рождения. Официально его должность именовалось «начальник службы безопасности», но куда лучше подошло бы «цепной пес». Сложнейшие и могучие Конструкты полностью перекроили тело, Дар и даже сознание Павла Карловича, превратив щуплого тридцатилетнего мужчину в гору человеческой плоти, однако лишь закрепили ту фанатичную преданность, которую тот испытывал к Ивану Петровичу.

Такому человеку всегда можно было доверить любую работу — даже самую страшную и грязную. Павел Карлович никогда не задавал лишних вопросов и один работал куда эффективнее, чем целая армия нечистых на руку офицеров и штатских бездарей из спецслужб, привыкших каждый месяц получать на счета изрядные суммы.

— Вы уже видели интервью великой княжны? — поинтересовался Иван Петрович.

Павел Карлович лишь склонил голову. То ли с возрастом стал особенно немногословен, то ли Конструкты каким-то образом смогли повредить голосовые связки — в последнее время великан редко произносил больше нескольких фраз подряд.

— Что ж, полагаю, тогда мне не понадобится объяснять, что произошло. — Иван Петрович откинулся на спинку кресла. — Разберите видео по кадрам. Ищите любые зацепки. Подключите всех наших людей, на всех уровнях. Не жалейте средств. И мне плевать, как вы этого добьетесь — девчонка должна исчезнуть. Раз и навсегда.

— А Острогорский?

На этот раз Павел Карлович соизволил заговорить. Негромко, но весомо и гулко, будто в его груди с рокотом перекатывались здоровенные валуны. От голоса стекла в окнах задрожали, а стационарный телефон подпрыгнул и неторопливо пополз к краю стола.

— Не задавайте глупых вопросов! — Иван Петрович раздраженно накрыл ладонью убегающий аппарат. — Найдите их всех. И избавьтесь.

Глава 19

Уже в который раз за последнее время я наблюдал, как меняется город, отзываясь на воздействие… скажем так, внешних факторов.

Сначала — вернувшись из небытия и пробираясь сквозь пробки на верном «Самурае» — я смотрел, как столица изменилась за десять лет моего отсутствия, сравнивая ее с той, что помнил ранее. Тогда город предстал передо мной еще величественнее и прекраснее, чем раньше.

Во второй раз я отслеживал изменения после череды терактов. Петербург будто съежился, сжался в комок, подобно испуганному дикому зверю, ждущему удара. Потом были репрессии Морозова, блокпосты и кордоны на каждом перекрестке, пустынные улицы и сурово-угловатые фигуры вооруженных гвардейцев, маячащие на каждом шагу.

Сейчас… Сейчас я бы сказал, что город отдан в самоуправление. Если не сказать — брошен на произвол судьбы. После интервью Елизаветы Маске и моего блестящего бенефиса, Мещерский с Морозовым явно растерялись. Основные силы гвардейцев и полиции оттянули к объектам государственной важности, бросив дела в большей части города на самотек.

И политически активная часть населения не преминула этим воспользоваться.

Надписи на стенах появлялись уже и в центре, буквально в паре шагов от Зимнего. «Долой диктатуру!», «Нет хунте!», «Совет в отставку!» и тому подобные лозунги встречались едва ли не каждые сто метров.

Дальше — больше. Судя по всему, здесь веселились студенты, традиционно составляющие ядро любых реакционных масс. Возле одной из надписей я даже задержался, не отказав себе в удовольствии сфотографировать ее и скинуть в общий чат. «Скажем 'нет» заморскому импорту!«, 'Докторская» вкуснее «Брауншвейгской!». И рядом, буквально в метре — «Георг, гоу хоум!».

Уличному музыканту, играющему на электрогитаре рок-версию революционной песни из моего времени я даже купюру бросил. Судя по немаленькой толпе, которую он собрал вокруг себя, подобное творчество нынче пользовалось успехом.

Ох и кашу мы заварили! Расхлебать бы теперь все это…

После всех перформансов, устроенных нашим дружным коллективом за последнее время, куда разумнее было бы сидеть под Приморском на полузаброшенной даче у Гагарина — и не отсвечивать без крайней необходимости. Мы и так слишком давно и настойчиво нарывались на неприятности, и рано или поздно они просто обязаны были нас настигнуть.

Однако вариантов не оставалось: не все можно доверить Сети, и не все вопросы можно обсуждать даже в секретных чатах защищенных мессенджеров, пусть даже Корф давал стопроцентную гарантию их безопасности. Так что пришлось снова напяливать фальшивую личину и отправляться в город. Мне позарез нужно было встретиться с младшим Гагариным, чтобы согласовать дальнейшие действия и окончательно выяснить, на чьей стороне выступит Особая рота.

У меня не было ни малейшего сомнения в преданности гардемарин короне. Особенно учитывая, что чуть ли не половина личного состава уже влипла в наши дела, что называется, по самые уши. Зато у второй вполне могли иметься свои взгляды на то, кто именно должен примерить эту самую корону.

Со всеми вытекающими.

Впрочем, сегодня мои опасения, похоже, оказались напрасными: и полиция, и гвардейцы, и регулярные армейские части, которые волею Совета ввели в город еще пару недель назад, без необходимости не высовывались. Даже патрульные силовики по большей части толклись вокруг расположений, стараясь не мозолить глаза честным гражданам — чтобы не провоцировать.

И правильно, как по мне, делали. Вряд ли это кому-то поможет, когда наступит время «икс», но даже если неприятностей не избежать — их уж точно не следует приближать. Я спокойно прогуливался по городу, смотрел по сторонам, и никто не торопился не то, что арестовать меня, а даже остановить для проверки личности.

Уже неплохо.

— Любуешься плодами трудов своих? — раздалось над ухом.

Я усмехнулся. Младший Гагарин явно пытался произвести эффект своим внезапным появлением, но это ему не удалось. Плечистую фигуру капитана я срисовал еще минуту назад, когда он только вырулил из подворотни, пристроился и зашагал следом, нарочно отставая примерно на десяток шагов. Меня не смогли обмануть ни потертые джинсы, ни кожаная куртка, ни большие очки, закрывающие половину лица.

Даже несмотря на то, что до этого своего командира я видел исключительно в форме или строгом костюме-тройке.