Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 24

— Пожалуй… Но, как ни крути, такие дела редко решаются без крови. — Гагарин осторожно прикрыл дверь. — То, о чем ты говоришь — фактически, является государственным переворотом.

— Пусть так. Мне не впервой. — Я рассмеялся и развел руками. — В девяносто третьем мы справились не так уж плохо — справимся и теперь.

— Ну… Как скажешь. Я с вами до конца, генерал. — Гагарин шутливо приложил два пальца к несуществующей фуражке. — Но что именно мы будем делать?.. Избавимся от Георга — для начала?

— Так сделал бы Морозов. Не удивлюсь, если он хотя бы попытается, — отозвался я. — Но нам следует действовать изящнее — хотя бы для того, чтобы ненароком не ввязаться в войну с Иберией и половиной Европы.

— Верно… Но тогда — что?

— Посмотрим, что будет делать Георг. И какой ответный ход придумает Морозов. — Я сложил руки на груди. — Но в первую очередь — организуем обращение наследницы престола к армии, знати и всем гражданам страны.

— Собираешься захватить здание федерального канала? — Гагарин недоверчиво прищурился. — Нет, не похоже… Однако я почему-то не сомневаюсь, что ты уже все придумал.

— Пока не все, — усмехнулся я. — Только самое главное… Скажи — ты ведь сможешь раздобыть мне с полдюжины неприметных автомобилей?

Глава 16

— Кажется, здесь… — пробормотал Поплавский, подняв взгляд от навигатора и выглядывая в окно. Я притормозил и огляделся.

— Уверен?

— Не то чтобы, но адрес Корф скинул именно этот.

Голос товарища звучал как никогда задумчиво, и я его, кажется, понимал: пейзаж за окнами автомобиля простирался самый что ни на есть типичный. По крайней мере, для этого района. Замерший каменными изваяниями многоэтажный недострой, заросшие грязью улицы, подозрительные темные фигуры у подъездов, при виде автомобиля норовящие шмыгнуть за угол… Неприметный «Фольксваген», выделенный нам Гагариным, тенью скользил по дороге, проплывая мимо силуэтов припаркованных вдоль дороги машин и мусорных баков.

— Ну и дыра, — протянул Поплавский. — По-моему даже для Жмурино это перебор.

— Не могу не согласиться. — Я кивнул. — Хотя как по мне, для нашего пассажира — место как нельзя более подходящее. Где еще жить крысе, если не на помойке?

Поплавский только хмыкнул. Кажется, он был очень рад и даже немного гордился, что я взял с собой именно его. Обычно в подобных вылазках компанию мне составлял Камбулат — как самый крепкий, хладнокровный и предсказуемый из всей троицы соседей по блоку, но сейчас выбора не было: он еще не вернулся из Ставрополья…

Да сейчас ему этого делать и не стоило — дома он находится под защитой семьи, влияние которой в тех краях, пожалуй, даже посильнее, чем у Совета Безопасности, а здесь его быстро возьмут в оборот, невзирая на стопроцентное алиби, имеющееся у Камбулата на момент дерзкого побега Елизаветы из-под венца.

Морозов рвал и метал, Мещерский объявил меня врагом государства номер один, и для того, чтобы обвинить заодно и Камбулата во всех смертных грехах, им вполне достаточно будет самого факта дружбы со мной.

Так что пусть пока погуляет дома. А мы здесь как-нибудь справимся и сами.

— Вон тот дом.

Поплавский ткнул пальцем в монструозный силуэт «человейника», возвышающийся посреди пустыря. Я присмотрелся и нахмурился.

— Точно?

Ну, что ж. Поглядим.

Остановив машину, мы пару минут наблюдали за домом.

— Корф точно не ошибся?

Поплавский смотрел на здание с большим скепсисом — и я его понимал. Ведь и сам ожидал увидеть практически что угодно, но только не заброшенный недострой. Но в том, что никакой ошибки нет, я не сомневался. Наш юный гений вообще ошибается крайне редко.

Если точнее — вообще никогда.

— Полагаю, если бы нам дали неправильный адрес, охраны перед входом бы не было, — проговорил я, указав рукой на микроавтобус с тонированными окнами, замерший у ближайшего подъезда.

— Думаешь? — неуверенно отозвался Поплавский, рассматривая машину.

— Нет, ну возможен, конечно, вариант, что это новые жильцы вселяются, но мне кажется, рановато, — хмыкнул я. — Нужно бы как-то пройти мимо них. Есть идеи?

— А то! — Поплавский радостно улыбнулся во все тридцать два зуба. — Смотри, сейчас такого исполним…

Я не знаю, заканчивал ли Поплавский театральное училище перед тем, как поступить в Морской корпус, или родился на свет с талантом, который достается одному из миллиона горланящих младенцев, но, чем больше я его узнавал, тем чаще думал, что эстрада потерял в его лице великого лицедея.

Ну, или цирк, что куда более вероятно.

Выйдя из машины, Поплавский подобрал валяющуюся неподалеку пустую бутылку и, моментально изменив походку, покачиваясь направился к микроавтобусу. Не беседуй я с ним полминуты назад лично, был бы на все сто процентов уверен в том, что его благородие унтер-офицер мертвецки пьян. Развязным жестом «отхлебнув» из подобранной бутылки, он шагнул к микроавтобусу.

— Господа! — протяжно провозгласил Поплавский.

И, чтобы у господ не осталось никаких сомнений по поводу того, к кому именно обращаются, постучал горлышком бутылки по стеклу с водительской стороны.

— Господа, как вы смеете?

Пару секунд ничего не происходило, и тогда Поплавский постучал сильнее. Так, что у меня даже возникли опасения по поводу дальнейшей судьбы несчастного автомобиля

— Господа, вы что, не слышите?

Стекло медленно поехало вниз, и в тусклом свете уличного фонаря я разглядел лицо с квадратной челюстью и короткой уставной стрижкой, которая лучше любых знаков различия кричала о принадлежности владельца.

Гвардейцы. Преображенский полк — а может, гренадеры или «семеновцы». Ну хоть форму сняли, конспираторы хреновы…

— Чего тебе надо? — лениво и чуть угрожающе спросил водитель.

— Мне надо, господа, чтобы вы вернули моего котенка! — качнувшись, заявил Поплавский. И обличающе ткнул пальцем чуть ли не прямо в не раз ломаный нос, высунувшийся из двери. — Или вы считаете, никто не знает, чем вы занимаетесь?

Несколько секунд водитель молчал, и даже с моего места была видна напряженная работа мысли, отразившаяся на простом лице матерого солдафона.

— Парень, шел бы ты отсюда! — проговорил, наконец, он. — Никаких котов здесь нет.

— Не кот. Котенок, — уточнил Поплавский. — Я точно знаю: он у вас в фургоне! Отпустите его! Он не заслужил такой судьбы!

— Парень, ты дурак? — кажется, водитель окончательно перестал что-либо понимать. — Вали отсюда!

— Я не хочу, чтобы из моего котенка сделали шаверму! Живодеры проклятые! — с этими словами Поплавский ловко перехватил бутылку за горлышко и со всего маху обрушил ее на зеркало на двери, выворачивая его с мясом.

— Да ты…

Раздался щелчок замка, и распахнувшаяся дверь едва не снесла Поплавского. Впрочем, ему только этого и было надо: отскочив в сторону, он подхватил с земли обломок кирпича и с грохотом влепил в стенку фургона.

— Свободу маленьким котятам! — заорал Поплавский, что было мочи. — Нет шаверме из домашних питомцев!

— А ну стоять! — окончательно потеряв самообладание, водитель выскочил из машины, пытаясь догнать неожиданно прыткий тощий силуэт.

— Держи его!

Хлопнула вторая дверь, и через миг оба гвардейца рванули за стремительно удаляющимся Поплавским, продолжающим во всю глотку нести отборную дичь про несчастных котят, которых скармливают доверчивым горожанам под видом двойной сырной в лаваше. Я лишь покачал головой, выждал с полминуты и неспешно двинулся ко входу.

Понять не могу — зачем Поплавскому вообще нужен алкоголь, если у него и на трезвую собственной дури выше крыши?

Войдя в подъезд, я сунул руку в карман, достал фонарик, и, подсвечивая себе под ноги, принялся подниматься по лестнице. Пятно красного светофильтра не мешало ночному зрению и не было заметно с улицы, вместе с тем, позволяя мне свободно ориентироваться в темноте. Луч метался по подъезду, выхватывая то размашистые граффити на стенах, то плоды жизнедеятельности местных на ступенях.