Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju" - Страница 88

Муди заложил руки за спину и прошёлся в молчании туда-обратно.

— Я всё думаю о твоих словах, Нотт, — продолжил говорить Муди. — Поттер сказал, ты помог ему с загадкой яйца, якобы, не видя его. Это так?

— Полагаю, если ему удалось нащупать решение, то моё участие здесь едва ли велико, профессор.

— Отвечать надо коротко, ДА или НЕТ! Ясно?

— Да, профессор, сэр.

— Так-то лучше. Теперь Гарри Поттер знает, что ждёт его на втором испытании… и я знаю, что его ждёт, — ухмыльнулся профессор, — и думаю всё больше. Магия — это то, что нас объединяет, да! Магия! А не чистота крови. Мы презрительно относимся к магическим тварям, а ведь Ньют Скамандер с первых курсов всех учит любить магию и её детей, а не уничтожать их. Во имя Мерлина, какой он поднял скандал, когда узнал, что у Боунс есть личные ликвидаторы опасных тварей! Я смеялся, когда мне рассказали об этом. Но есть в его словах ведь и что-то правильное, не так ли, Нотт?

Профессор остановился и хищно уставился на него. Оба глаза на этот раз, и настоящий, и волшебный, смотрели на его лицо. Теодор подавил чувство страха — ему было каждый раз непонятно и неприятно, что именно пытается ему сказать Аластор Муди.

— Пожалуй, что да, профессор, сэр. Мистер Скамандер прав, магическое стоит беречь, а не растрачивать.

— Вот именно, Нотт. Вот именно! Я вспоминаю, с каким огнём в глазах вчерашние школьники шли убивать друг друга, когда одни решили вырезать магглорождённых ради сохранения чистоты крови, а другие — защитить их ценой своей жизни, и понимаю, какие все они были идиоты. Тогда я знал лишь, что нужно соблюдать порядок! И что в итоге? Я весь покалеченный инвалид, а они сгнили в Азкабане, ха-ха!

Он зашёлся безумным смехом, перешедшим в надсадный кашель, и… отпустил Нотта. Теодор вынес из этой беседы одно: Аластор Муди вряд ли был идейным сторонником Дамблдора тогда, много лет назад.

***

Четырнадцатое февраля девяносто пятого года, вопреки ожиданиям многих студентов, оказалось самым обычным днём по меркам суматошного школьного года. Подгадывая к этому празднику, многие дарили своим возлюбленным подарки, иные парочки стойко ходили в кафе мадам Паддифут в Хогсмид, а третьи романтически шушукались по коридорам. Конечно, были и те, в первую очередь среди иностранцев, кто фыркал и посмеивался над праздником слащавых влюблённостей. Однако и они нет-нет, да украдкой вручали и валентинки, и подарки тем, кого считали симпатичными.

Больше всех празднику был рад Колин. Гриффиндорец выполнял заказ от европейского Ведьмополитена, где, как и по всей Европе, в этом году только и говорили, что о Турнире в Хогвартсе. Репортёры оттуда уже, как оказалось, выпустили серию интервью с участниками Турнира (благополучно проигнорировав Поттера), что так задело газетчиков Пророка, что они попытались использовать свои преимущества и буквально каждый день наведывались в школу. Это кончилось ещё до Рождества, когда Дамблдор закрыл доступ в Хогвартс наиболее прыткой репортёше, той самой Скитер, но она и в преддверии второго испытания обреталась в Хогсмиде.

Собственно, уже семнадцатого февраля Ежедневный пророк открыл очередной скандал авторства Скитер: многие студенты, включая Блейза и других слизеринцев, шокировано смотрели на буквально кричащий заголовок с иллюстрацией Криви.

«ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК ТРИВОЛШЕБНОГО ТУРНИРА: как магглорождённая колдунья очаровала сразу двух Чемпионов?»

На колдографии Гермиона Грейнджер подавала в библиотеке явно смущённому Виктору Краму какую-то книгу.

По залу, лишь только прошло несколько минут с прилёта сов на завтраке, пошёл ропот. Студенты тут и там косились как на болгарина, так и на гриффиндорцев, пока Поттер вместе с Грейнджер спешно не вышли из Трапезного зала.

— Охренеть! — воскликнул Пайк, дочитав свой экземпляр газеты. — Кто бы мог подумать! У нас бы за такое человек отправился на Аляску просто за клевету!

Теодор через плечо Блейза тоже читал публикацию. Рита Скитер, с одной стороны, восхищаясь наглостью и самоуверенностью «магглорождённой колдуньи, решившей, что она может стать не только лучшей в Хогвартсе, но и успешной невестой сразу у двоих богатых волшебников», поливала грязью с другой стороны и Крама — «неуравновешенного замкнутого юноши, ставшего заложником амбиций собственной семьи, квиддичным спортсменом с разбитым сердцем», который польстился на грязнокровку, и Поттера — «обманом вошедший на Турнир четверокурсник уже не раз становился объектом скандалов — напомним, в прошлом году ради безопасности этого мальчишки Хогвартс был окружён дементорами, от которых сильно пострадала экономика Хогсмида и окрестных поселений».

Суть статьи Скитер состояла в том, что Гермиона Грейнджер была вертихвосткой — она-де явно нравилась Виктору Краму, но тот её интересовал лишь ради денег его семьи, а ради славы в Британии пятнадцатилетняя девочка, «совершенно не разбирающаяся» в квиддиче, дружила и «не только дружила» со своим сокурсником Поттером. Скитер описывала каждую школьную сплетню, полученную от своих информаторов, и после прочтения этой статьи у каждого читателя оставалось на душе чувство омерзения как по отношению к участникам этой истории, так и по отношению к самой Скитер.

Даже Муди не остался позади в несколько следующих дней, когда вся школа, да и вся британская общественность обсуждали разразившийся скандал: Скитер дала публичные извинения перед кланом Крамов, которые не погнушались прибыть в Британию вновь и разъяснить писакам, что и где было писать нельзя.

— Ну что, Нотт, — криво усмехаясь, заметил он, поймав Теодора по пути из теплиц. Муди был взъерошен, его плащ покрывал снег, он явно возвращался в Школу откуда-то из другого места. — Доволен, как пресса обошлась с твоей сокурсницей?

— Вы ведь знаете, что Скитер в погоне за сенсацией наврала, сэр, — ответил ему Тео. Муди был совершенно невовремя: Нотт пропустил один из пунктов объяснения от Спраут и получил отработку за неверные действия при закладке удобрений.

— Это неважно, Нотт! Если все трое позволили себя подслушивать, не были бдительны, то это их собственная проблема! Главное другое — вся Британия согласна с тем, что магглорождённая колдунья должна либо не отсвечивать, либо катиться к этим сраным магглам к чертям!

Тео остановился. Муди раздражал его последние дни больше, чем пугал; когда он применял к его сокурсникам Империус для «тренировки сознания», он даже не стал трогать ни Нотта, ни Пайка, однако несколько десятков минут измывался над Крэббом и несчастной Буллстроуд. Это было неприятно, а Муди не скрывал своего наслаждения, заставляя слизеринцев проделывать всякую ерунду.

— Потому что, профессор, сэр, Британия в кризисе, начиная с последнего гоблинского восстания. Никаких денег в займ — ведь гоблины снова захотят, чтобы их возвращали! Нет денег — нет возможности к развитию! Нет развития — нет места для новых людей! Магам нечем заниматься, кроме как поддерживать Статут. Даже Биннс говорит об этом! Конечно, ну зачем обывателям быть заинтересованным в новой магической крови! Вот это надо менять! Вот это!

Закончив свою гневную тираду, Нотт поправил шарф и зашагал вперёд. Ему даже показалось, что где-то рядом восторженно кто-то хлопал — но никаких людей, кроме дожидавшегося его скучавшего Забини, рядом не было.

Ему вдруг подумалось, что за действиями консерваторов, поддержавших Волдеморта, тоже стоял экономический расчёт. Избавься они от магглорождённых и полукровок, занявших некоторые ниши, эти ниши могли бы перейти к чистокровным. Однако едва ли всё было так, как задумывалось, если Тёмный лорд в итоге стал чудовищем, пугавшем всех, даже своих же сторонников.

Уже поднимаясь по крыльцу замка, Нотт обернулся назад. Муди, который по идее должен был бы идти за ними, нигде не было.

— Ты кого ищешь?

— Шизоглаза.

— Так он же ушёл к озеру, — хмыкнул Блейз. — У него сегодня вообще уроков ни с кем нет.

— А ты, типа знаешь расписания преподов?