Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju" - Страница 127

ЭТО БЫЛО СЛИШКОМ!!! НЕПРОСТИТЕЛЬНЫЕ В ХОГВАРТСЕ!!!

Он замер на несколько секунд, борясь с той волей, что окутала его, придала ему решимость и завладела телом, а потом бросился вперёд. Невидимый, но окутанный гневом и стремительной холодной яростью, клекотавшей в голове и сердце, он взлетел по самодвижущимся ступеням, не обращая внимание на красивый рисунок чар и заклинаний, вместе с рунными цепочками приводивший в движение этот хитрый магический механизм.

На верхней площадке перед ним оказалась дверь. В голове промелькнули образы кабинета, и он понадеялся напоследок, что директор уже спит, а затем наколдовал вокруг себя несколько щитов. Он и не знал о таких магических щитах, что горели трупной зеленью и золотистым сиянием…

— Бомбарда Максима! — шепнул он, и дверь вылетела внутрь кабинета директора, как снаряд, но натолкнулась на какую-то преграду. Значит, Дамблдор был внутри. — Локомотор! Авада Кедавра!

Теодор не хотел, не хотел, НЕ ХОТЕЛ, он хотел вернуться в спальню, положить себя на кровать и расплакаться, ведь он был маленький пятнадцатилетний мальчик, а не узник Азкабана. Он проклинал себя, проклинал свою глупость и безответственность, что поддался на проклятье, что поддался на чары этого артефакта, ЧТО ОТДАЛ СЕБЯ ЕМУ.

Теперь он был лишь зрителем, который ничего не мог сделать. Ему было плохо, ему было дурно, и он ощущал, как тоненькая струйка крови вытекает из его носа. Если он будет жив… если Джинни простит его… это было невозможно, но это могло быть — ведь директор Дамблдор не погиб.

Зелёный луч достиг фигуры за пыльным облаком, и вспыхнул настоящим фейерверком искр; Нотт видел, как все амулеты и заклятья, которые защищали облачение директора Хогвартса, вспыхнули и потеряли свой заряд.

— Ты подготовился к нашей встрече, старик! — воскликнул Теодор не своим голосом. Он будто бы стал приведением, вокруг него появилась какая-то призрачная аура, облекающаяся в образ ещё молодого мужчины в старомодном костюме… — Круцио!

— Протего Тоталлум! — голос Дамблдора звучал спокойно и мерно. — Инкубимо Эдере!

Волна огня прокатилась в сторону двери, и Нотт, вернее, тот, кто контролировал его тело, нырнул внутрь кабинета, сковывая себя стенами. Оба мага замолчали, и лишь вспышки заклинаний громили всё вокруг. Теодор понял свои ошибки, и взмолился магии, чтобы ему дали возможность их исправить. Фоукс возник в вихре пламени и, взмахнув крыльями, наслал на него волну огня, а тот-кто-взял-контроль…

— Авада Кедавра! — заорал он не своим голосом, и в последний миг, от того, как он упился этим желанием убить, Нотт ударил себя левой рукой по правой — и самое страшное Непростительное разбилось о стену.

Волна огня от феникса залила его тело. Он чувствовал, как всё, что было на нём, пылает, как плавятся пуговицы и как горят волосы на ногах, на голове и везде между. Его кожу обжигало огнём, а огненный поток вжимал в пол и стену, ломая его волю, моля магию о том, чтобы это кончилось.

— Карпе Ретрактум! — произнёс усталый голос Дамблдора, и вдруг наваждение пропало. Диадема Ровены Райвенкло не плавилась на его голове, и от потери чужой воли он сам потерялся. Миг — и все чувства исчезли.

***

— …вейт.

Теодор чувствовал, что всё его тело болит. Волна боли, вызванная чужими чарами, привела его в чувство, и он слабо открыл глаза. Ветерок приятно холодил его члены, опалённые и обожжённые огнём феникса.

— П…профессор?

— Нападение на директора, мистер Нотт. Применение Непростительных. Признаться, я не ожидал этого от вас.

Голос Дамблдора был отстранённо-холодным. Теодор скрючился, поджав ноги к животу, и всхлипнул. Холодный каменный пол снова обжигал его кожу. Нагой и скрючившийся, он был жалок, и понимал это сам.

— Профессор, сэр, я…

— Есть лишь один шанс не отправиться в Азкабан, Нотт. Поклянитесь мне, что будете верны до конца моих дней.

Теодор даже приподнялся на локте, так его изумили слова. Дамблдор был в гневе, это было видно по его глазам. Мантия поблекла, из бороды пропали вплетённые в неё артефакты, а палочка в руках аж светилась от ярости. Где-то вдалеке чувствовалось присутствие магии Тёмного лорда и кого-то ещё.

— Что, профессор?

— Вы отправляетесь в Азкабан, или же клянётесь в верности, Теодор. Видит Мерлин, я не хотел этого, но то, что вы совершили…

Дементоры, высшая стадия разложения вампиров, что пугали его с самого детства, представились так явно, что ему стало страшно. Мальчик захотел проснуться, чтобы всё, что было вокруг, стало лишь просто кошмаром, просто сном, просто плохим воспоминанием…

— Что н-надо сделать? — прошептал он вместо того.

— Дайте мне Обет.

Теодор поднялся на четвереньки, размазывая по лицу слёзы. Тело ныло и плохо слушалось его, ему было больно, плохо и стыдно. Безо всякой помощи от Дамблдора, который, казалось, безучастно смотрел за его мучениями, он, наконец, встал прямо, оперевшись на стену ягодицами и затылком.

«Я жалок», — подумал он про себя, касаясь голым лысым затылком камней, что ещё не до конца остыли от жара феникса.

Дамблдор протянул ему руку. К ним приблизился невысокий лысенький колдун с противным видом, которому явно было некомфортно находиться в кабинете директора.

— Повторяй клятву за мной, Флетчер станет свидетелем, — приказал ему Дамблдор. Великий волшебник не испытывал, казалось, никакого сострадания, а его худая старческая рука сжала его ладонь до боли и хруста. Тео испытал злость, отблеск той мысли, что пришла к нему в комнате с хламом, и сжал руку в ответ.

Их взгляды встретились, и он вдруг понял, что должен сказать.

— Я, Теодор Магнус Роберт Дионис Публий Нотт, лорд Нотт, клянусь в верности Альбусу Вульфрику Персивалю Брайану Джеймсу Дамблдору, — их запястья обожгла магическая петля. — Я клянусь, что буду исполнять его приказы, пока они не ставят под угрозу мою жизнь и магию. Я клянусь, что не стану выдавать его секреты без его ведома кому бы то ни стало. Моя клятва будет действовать отныне и покуда лета его не оборвутся.

— Я, Альбус Вульфрик Персиваль Брайан Джеймс Дамблдор, принимаю клятву Теодора Магнуса Роберта Диониса Публия Нотта, лорда Нотта, и клянусь в ответ, что не буду ставить приказов, порочащих его честь, угрожающих его магии и жизни. Я клянусь так же, что не буду требовать приязнь, а лишь верность, что буду честен с ним, и что моя смерть освободит его от клятв и дарует награду.

Голос Дамблдора был спокоен и ровен, и их запястья обожгло вновь.

— Я, Мундангус Карим Ахмед Джозеф Мариус Флетчер-Блэк, свидетельствую перед магией, что взаимная клятва дана и принята магами в здравии, трезвой памяти и чистом рассудке, — с отвращением произнёс третий волшебник. Запястья обожгло в третий раз. — Да будет Непреложен этот Обет!

Все три плети загорелись вновь, и, не разрывая контакта с Дамблдором, краем глаза Теодор видел, как магия струится по их рукам, и телам, закрепляя то, в чём они поклялись перед друг другом.

Наконец, их контакт разоврался.

— Обливейт, — взмахнул палочкой директор. — Конфундус Максима. Ты получил выговор за продажу серебра Блэков, Мундангус. Больше не делай так.

— Да, директор, сэр, конечно, директор, — залебезил Мундангус Карим Ахмед… как его. Попятившись, он уперся в камин, глядя перед собой невидящими глазами, и вскоре скрылся в пламени.

Теодор перевёл взгляд на директора, машинально прикрываясь свободными руками.

— Вы просто так взяли и…

— Замолчите, Нотт, — оборвал его жёстко директор. — Вас стоило бы выпороть за пренебрежение техникой безопасности. Где вы нашли этот артефакт?

Теодор сбивчиво рассказал свои злоключения.

— Сейчас два часа ночи, и нам придётся придумать, почему вы ещё не в постели. Интересно… значит, она здесь с пятьдесят шестого.

Дамблдор заклинанием приподнял бумагу, на которой лежала, сверкая бриллиантами и чёрной аурой Тёмного лорда, диадема Ровены Райвенкло.

— С пятьдесят шестого?

Дамблдор перевёл взгляд на Нотта, и его лицо исказила гримаса, которую он едва поборол.