Лебедевы. Начало пути (СИ) - Коткин Андрей - Страница 1

Лебедевы. Начало пути.

Глава 1

Лето. Яркое солнце на безоблачном небе еще далеко не достигло зенита, но его лучи уже вполне ощутимо прожаривали землю. Бесхитростная, журчащая трель жаворонка, казалось зависшего над грунтовой, пыльной дорогой, настраивала на самый, что ни на есть добрый и благодушный лад. Заблуждение, которое в этот славный, мирный денек лета одна тысяча восемьсот пятидесятое от рождества Христова запросто могло стать смертельно опасным.

По крайней мере, здесь, в приазовской лесостепи, сплошь исчерченной извитыми оврагами — балками, заросшими всевозможной лесной растительностью, ухо точно нужно держать востро. Хоть Крым и вошел в состав Рассейской империи еще во времена Екатерины Великой, без малого добрых семь десятилетий тому назад, нравы его обитателей, татар — людоловов, этот факт изменил не слишком. Сначала они просто людей из ближайших к Крыму областей воровали, чтобы продать их на фелюги турецких работорговцев, а с приходом на Землю десять лет тому назад Системы, поговаривают, и вовсе наладили каналы сбыта двуногого живого товара алчущим дармовой Силы адептам черных практик.

И все же, несмотря на вовсе даже не иллюзорную опасность от возможных разбойников-людоловов, мы, с Пашкой, бодро шагали по безлюдной проселочной дороге. А куда ж деваться, если единственный центр цивилизации в наших краях, Павловск, расположен от нашего дома аж в шести верстах. Тут уж приходится только выбирать: жить, борясь с подступающими опасностями или и вовсе не выбираться из-под мамкиной юбки.

— Жарко, — объявил мой брат, притормаживая, и вынимая из заплечной небольшой котомки небольшую глиняную баклажку, заткнутую пожухлой капустной кочерыжкой.

Глядя на его крепко сбитую, коренастую фигуру, я с вновь вспыхнувшим затаенным чувством некоторой неполноценности непроизвольно напряг свой бицепс. Нет, лучше и не сравнивать. Трудно в целом свете отыскать двух столь непохожих братьев, как мы, с Пашкой. Он — чернявый, невысокого роста, мускулистый, с уже вовсю пробивающимися волосами под носом и на подбородке, и я — тощий, белобрысый. Нет, не доходяга, до такого безобразия наши различия все же не доходят, но сквозь кожу мои мышцы явно не выпирают.…И еще практически полное отсутствие растительности на лице. А ведь мне, как и Пашке, уже пятнадцать! Вон, некоторых из наших сверстников в окрестных деревнях их родители так и поженили уже.

И поневоле припомнилось, как у нас в семье все начиналось. Давно уже это было.

Сначала, когда Пашке Лебедеву едва исполнилось пять лет, у него умерла родная мать. И, поскольку его отец, на тот момент капитан драгунского полка, Федор Исидорович Лебедев, минимум по несколько месяцев в году пропадал то на маневрах, то на сборах, а пару раз и вообще принимал участие в удаленных военных компаниях, мальчишку на это время забирала к себе моя мать. Ну, а кто, если не мы? Других родственников у Лебедевых в окрестностях не водилось, а мы ж и жили по соседству, и отцы у нас служили вместе, в одном батальоне.

Как думаете, как много в таких условиях потребовалось времени, чтобы и Пашка тоже, вслед за мной, начал называть мою маму мамой? Ну, и между собой мы с ним очень сдружились. Поэтому, когда мать родила мне сестренку, Наташку, я как-то даже не очень-то сильно и расстроился, ведь брат, по сути, у меня уже был.

А, так сказать «законными» сводными братьями мы, с Пашкой, стали только в прошлом году, когда Пашкин отец, Федор Лебедев, выслуживший к этому времени чин полковника и получивший назначение на командование в 14-й Бранденбурский пехотный полк, расквартированный в шести верстах от небольшого, но богатого портового городка Павловска, пришел свататься к своей овдовевшей соседке. И таки да, мой отец, Иван Матвеевич Мелехов, погиб за полгода до этого, и отнюдь не в каком-нибудь бою. Просто подвела ось брички, и та перевернулась. Прямо на булыжной мостовой, единственной замощенной камнем улице на весь Николаев.

Не сказать, чтобы я не горевал по бате, но жизнь ведь продолжается. Потому в том, что, по меньшей мере, сватовство Пашкиного родителя к моей матери состоялось так быстро, есть и определенная доля моих с моим нынешним сводным братом заслуг. Одной моей матери растить сразу двух детей было бы необычайно трудно. А Пашкин отец, между прочим, и сам временами довольно заметно на мою мать заглядывался.

А дальше и вообще оказалось, как это называется, дело техники. По новому месту проживания, в поселке, называемом его обитателями Слободой, выросшем почти на самом краю полкового военного городка, никто из окружающих уже и абсолютно не догадывался, что мы, с Пашкой, вовсе даже не родные братья. Ведь мой новоявленный родитель и разрешение на передачу пасынку своей дворянской фамилии заполучить умудрился, благо у не титульных дворян с этим делом все же было намного свободнее, чем у каких-нибудь князей с баронами, визировать подобное разрешение у императора во всяком случае не требовалось, достало и решения просто дворянского собрания по старому нашему месту жительства.

И в Павловской мужской гимназии мы, уже по своей собственной инициативе тоже родными братьями записались: Павел и Александр Лебедевы.

А я еще и сам моего внезапно образовавшегося отчима иначе, как отцом не называл, даже в мыслях. Точнее, я мысленно как раз и разделил: родной отец — батя, он же из казаков, у них дети отцов называли преимущественно именно так, а полковник Федор Лебедев — отец. Четко и понятно. Опять же и на отношения внутри семьи такое мое именование нового мужа моей матери сказывалось исключительно положительно.

— Сейчас дорога мимо балки проходить станет, — на всякий случай предупредил я своего брата. Не то, чтобы он и сам об этом факте не догадывался, но так, на всякий случай, — доставай, Пашка, из котомки свой пистоль и держи его наготове.

— Не учи крученого, — отозвался в ответ Пашка, но двуствольный укороченный пистолет послушно достал. И пороха из пороховницы на полки пистолетных замков дополнительно подсыпал. Теперь, в случае чего, ему останется только по-быстренькому курки взвести, и сразу же можно палить в супостата.

Ну, а я дополнительно проверил, насколько легко у меня вынимается из ножен, подвешенных сбоку, на пояс, мой нож. Денег-то на второй подобный пистолет мы в семье пока не наскребли. Несмотря на уже вполне себе уважаемое звание, наш нынешний родитель получал не такое уж и большое содержание, а траты на переселение и последующее обустройство на новом месте, а, самое главное, на «барашка в бумажке» за разрешение на передачу мне своей фамилии, вышли вполне себе серьезными, считай, съелись все его накопления за годы беспорочной службы целиком и полностью. Хорошо еще, что хоть один такой укороченный пистолет на двоих смогли приобрести, с сентября подобные не совсем безопасные походы в гимназию снова сделаются для нас ежедневными.

Впрочем, все эти наши приготовления вышли совершенно бесполезными: разбойников-крымчаков на своем пути мы так и не встретили, и уже спустя неполный час наша разномастная и оттого очень колоритная парочка ступила на первую, окраинную улицу города, носящего имя несчастливого отца нынешнего рассейского императора.

— Смотри, Пашка, шапито! Не соврал Афоня, в самом деле, цирк приехал! — Восторженно объявил я своему брату, когда мы, прошагав еще сколько-то по городским закоулкам, вышли на бывший пустырь совсем неподалеку от нашей нынешней гимназии. — Будем надеяться, что и в остальном, насчет продажи там гирь он нам также не соврал.

И таки да, пустырь этот нынче можно называть именно, что бывшим, столько вокруг натянутого полотняного купола шапито толпилось народа. А еще, с другой стороны шапито, чуть в стороне от людского столпотворения, этаким крохотным гуситским табором, в круг оказались выставлены несколько больших фургонов. Собственно, именно этот маленький мирок цирковых артистов и являлся конечной целью предпринятого нами нашего сегодняшнего путешествия.