Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер" - Страница 52

— Страбон не грек, — пробормотал Адриан, — он понтийского рода.

Да, он был удивлён. Впрочем, ларчик открывался просто — эти сведения вычитал и поведал цезарю Лициний Сура. Траян, однако, не счёл нужным сообщить это Публию.

— Но можно дать просто созвучное имя. Например, Даная. Никто не обратит внимания.

Траян усмехнулся. Эллинофильство Публия, как всегда, прёт из всех щелей.

— Даоя, Даная — какая разница, Публий. Я не хочу, чтобы она родила какого-нибудь Персея, с головой, задуренной всякими бреднями. О том, что нужно кому-то там мстить.

Траян взглянул на племянника. Оценил?

Да, Публий оценил. Но возразил.

— Если не ошибаюсь, Персей не мстил своему деду Акрисию за заточение и попытку убийства матери. И вообще, деда он убил случайно.

— Не важно, — отмахнулся Траян.

— И как же будут звать девочку? — спросил Публий.

— Ульпия Лупа.

Адриан и вовсе рот разинул от удивления.

— Волчица? Но ведь это же…

— Да, и это тоже, — резко ответил император, — дерзкой сопливке не повредит немного унижения. Когда станет старше и осознает.

— Но все должны слышать в её имени иное, — продолжил цезарь, — она теперь наследница Капитолийской волчицы. Она наша.

— Даки называют себя волками, — пробормотал Адриан, переваривая услышанное.

— Именно, Публий, именно. Эти дети вернутся сюда. Потом, когда пройдёт достаточно времени. Их, детей даков, встретят здесь, как римлян.

— Они станут чужими здесь, — возразил Адриан, — никто не любит предателей. Даже детей.

— Это если их будет двое. Но их будет больше. В Рим поедут все захваченные дети тарабостов. Я хочу, чтобы вся знать здесь, Публий, надела тоги. Даже если напыщенные дураки в Городе будут потешаться, глядя на этих «римлян». Мне наплевать. Сюда вернутся дети даков, вернутся римлянами.

— И тогда это страна станет окончательно нашей, — негромко проговорил Адриан.

— Именно, — сказал Траян.

— Стало быть, Волчица… — задумчиво проговорил Публий, — и это как бы её настоящее имя и при этом подменное. Н-да… А тебе не чужда тонкая ирония, Август.

Траян усмехнулся. Некоторое время они молчали. Наконец, Адриан поднялся.

— Я свободен?

Император кивнул.

Публий подошёл к двери. Задержался.

— Ты мудр, Август.

Он приложил руку к груди, отсалютовал и вышел.

XX. Сломленный

— Привет, парни! Я смотрю, вы, наконец-то, удосужились смазать петли? — жизнерадостно поинтересовался всадник, въехавший в главные ворота Апула во главе отряда из двух десятков человек, — интересно, чей живительный пинок подействовал? Ставлю денарий, что этот скрежет зубовный вконец одолел цезаря.

— Лутаций, ты сейчас договоришься до обвинения в оскорблении величества, — раздался голос с высокого крыльца бывших царских покоев Децебала.

Человека, который ответил Сексту Лутацию, центуриону преторианцев, почти не было видно, его скрывала стена мокрого снега. Однако как не опознать голос собственного начальника? Клавдий Ливиан, префект претория, вышел встречать отряд лично.

— Да что я такого сказал? — притворно возопил Лутаций.

— Ладно, не шуми. Скажи лучше, как съездили. Всё ли благополучно?

Центурион кинул поводья подошедшему конюху и соскочил с коня. Распаханная копытами снежная каша издала под его ногами чавкающий звук.

— Ну и погодка, Орк бы её побрал! Как съездили? Да нормально съездили. Все живы. Надеюсь, никто не простудился, хотя видят боги, нынче не мудрено.

Следом за центурионом спешился высокий чернобородый варвар, войлочная шапка которого была украшена серебряным ободком и тем выдавала знатного. Лутаций вместе с варваром поднялись на крыльцо. Центурион и префект сцепили предплечья в приветствии. Лутаций откинул капюшон пенулы, вытер мокрое лицо и стряхнул с плаща снег.

— Всё благополучно, — повторил он отчёт, — ни о чём так не мечтаю, как о бане. Как с полудня снег зарядил, так все мысли только о ней.

— Будет тебе баня, — усмехнулся Ливиан.

— Я сегодня ещё понадоблюсь господину префекту? — поинтересовался варвар на очень недурной латыни.

Ливиан посмотрел на центуриона, тот еле заметно кивнул.

— Пока отдохни с дороги, — сказал варвару Ливиан, — позже я вызову тебя.

— Мне обещали свидание с женой.

— Всему своё время, — ответил Ливиан, — не желаешь ли тоже посетить баню?

— Нет, благодарю, — коротко кивнул варвар и проследовал по деревянной галерее в крепостную башню.

— Зря отпустил. Нажрётся сейчас, — негромко сказал центурион, глядя ему вслед.

— Что скажешь о нём? — спросил префект, — волк в клетке?

— Мне всё время казалось, что он выжидает момент, чтобы перегрызть мне горло, — ответил Лутаций, — но на деле всё ограничилось взглядами исподлобья. Третьего дня он судил нескольких коматов, напавших на обоз. Разобрал доказательства, приговорил к смерти. Спокойно судил, будто он всё ещё здесь власть.

— Он умён, — отметил Ливиан, — и осторожен. Я думаю, твои волнения напрасны.

Бицилис, отойдя на несколько шагов, вдруг остановился.

Мимо него прошли двое легионеров, сопровождавшие детей. Мальчика и девочку.

Бывший тарабост замер, как громом поражённый. Мальчик, проходя мимо, посмотрел на Бицилиса. Глаза его расширились от удивления. Он будто споткнулся, почти остановился, а потом… Тарабосту показалось, будто Тарскана рванулся к нему. Вернее попытался.

Всё произошло очень быстро. Даоя разгадала намерение брата за мгновение и схватила его за руку. Мальчик дёрнулся, но она удержала. Посмотрела на Бицилиса.

Один из легионеров подтолкнул замешкавшихся детей в спины.

— Полегче, легионер, — прозвучал знакомый голос, — это гости цезаря.

Бицилис вздрогнул, повернулся к Марциалу, который шёл следом за детьми, на несколько шагов поотстав.

Их глаза встретили. Ледяной взгляд трибуна пронзил бывшего тарабоста, как клинок. Не злой и не добрый, не гневный и не благодушный. Спокойный. Оценивающий.

Гай Целий коротко кивнул и прошёл мимо.

Бицилис снова посмотрел на детей. Их вели в сторону кухни. Тарскана оглянулся ещё раз прежде, чем они вошли внутрь.

Тарабост некоторое время стоял столбом, глядя на закрывшуюся за детьми дверь. Потом опомнился и чуть не бегом рванул за префектом претория. Окликнул.

— Чего тебе? — повернулся к нему Ливиан.

— Здесь Тарскана и Даоя. Значит ли это, что и моя жена…

— Твоей жены здесь нет, — отрезал Ливиан, — я же сказал, всему своё время.

— Зачем привели детей?

— Это тебя не касается.

С этими словами префект открыл дверь и прошёл внутрь трёхэтажного буриона, бывшего дворца царя даков, где теперь располагались походные покои Траяна. Центурион проследовал за ним.

Бицилис с десяток ударов сердца тупо смотрел на очередную закрывшуюся перед его носом дверь, потом повернулся и пошёл на кухню.

Там детей не было видно, их, похоже, завели в какой-то закуток. Зато прямо у входа тарабост снова столкнулся с Марциалом.

— Зачем здесь эти дети? — не стал ходить вокруг да около Бицилис.

— С какой целью спрашиваешь? — поинтересовался Марциал.

— Это дети Сабитуя.

— Да. И что?

— Я знаю, они содержались вместе с моей женой.

— А теперь они не вместе, — пожал плечами Марциал.

— Зачем они вам? — снова, с нажимом процедил тарабост.

— Они гости цезаря, — ответил трибун, — это всё, что тебе позволено знать. Ступай отсюда.

Его непререкаемый тон усилил один из легионеров, крепкий широкоплечий парень. Он приблизился на пару шагов, держа ладонь на рукояти меча.

Бицилис скрипнул зубами.

— Лампа мне нужна. Темно там, наверху.

— Возьми, — разрешил Марциал.

Тарабост кликнул одну из женщин, хлопотавших на кухне, и та принесла ему прокопчёную медную лампу, заправленную маслом. Подожгла фитиль углём из очага.

Бицилис вышел во двор, прошёл в одну из крепостных башен и по винтовой лестнице поднялся в небольшую комнатку, расположенную на самом верху. В его собственных покоях в бурионе сейчас квартировал Лициний Сура, а опочивальню Децебала занимал Траян. Бицилису выделили светёлку в башне, даки частенько делали их жилыми.