Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер" - Страница 47

Фабр тогда не знал, что император потребовал от Адриана взять Скалу за день. С двумя днями подготовки к штурму.

Убеждать кого-то Торквату не пришлось. Несгибаемый Кетрипор погиб. Оставшиеся в живых фабра поддержали. Не зная того, они уже победили Адриана, задержав его на два лишних дня.

Ночью, с помощью верёвок и отбитых в бою лестниц даки спустились вниз с северной части Скалы. Все эти дни Деметрий внимательно следил за этим склоном и не видел там «красношеих». Но это оказалась обманкой. Адриан не дал фабру и его людям повторить успех одного фракийца, любителя полазить по горе, что позже похоронила два города.

Деметрий угодил в засаду. Большая часть его людей погибла, а сам он попал в плен. Но, похоже, жестокие боги уберегли его лишь для того, чтобы полюбоваться на мучения распятого. Адриан, раздражённый потерями, которые причинили машины фабра, не стал с ним церемониться. Окажись на месте эллина Кетрипор, Публий Элий мог бы изобразить благородство, великодушие и уважение к умелому и храброму врагу.

Но, как оказалось, противостоял претору какой-то фабр. Причём из гречишек, переметнувшихся к царю, а значит изменник. Чего с таким церемониться?

Деметрий уже успел увидеть приготовленный для него крест, однако зрелища не получилось. Прежде, чем гвозди вонзились в запястья фабра, тот успел крикнуть Адриану:

— Сокровища Децебала! Я знаю, как их найти! Там очень много золота! Очень!

Публий недоверчиво хмыкнул.

— Говори.

— Нет, — замотал головой механик, — я скажу только цезарю. Если он пообещает, что дарует мне жизнь.

— Хорошо, — сказал претор, — несколько дней ещё поживёшь. Крест никуда не денется. Солгал — повиснешь на нём всё равно.

Публий оставил в Красной Скале три центурии ауксиллариев, после чего Первый легион Минервы снялся с лагеря и двинулся к Сармизегетузе. Римляне замкнули вокруг неё кольцо, но не начинали штурм. Траян ждал племянника, который тащил половину всех машин.

Адриан оставил легион на трибунов, а сам, взяв фабра и охрану, поспешил к цезарю.

И там, в присутствии лишь императора, претора и начальника фрументариев, фабр рассказал, что сокровища даков скрыты на дне реки Саргеция, протекавшей возле Сармизегетузы. Для этого её воды были на время отведены с помощью плотины.

— Плотину и сам тайник как раз я и придумал. Но строили другие. Пленные римляне строили. Их потом всех до одного перебили, чтобы никто не узнал, где скрыто золото, а мной царь дорожил, вот и не позволил узнать тайну.

— Так ты не знаешь, где тайник? — спросил император.

Деметрий сглотнул и медленно покачал головой.

— Нет, цезарь. Мне это не известно.

— В таком случае, какой от тебя прок? Искать тайник на дне, не зная точного места, можно до скончания времён. Разумеется, твои слова, если ты не лжёшь, имеют цену. Но я бы не сказал, что она высока. В лучшем случае меч вместо креста.

Траян хотел отдать приказ увести пленного, но тот заторопился.

— Подожди, цезарь! Выслушай! Мне известно, кто хранит эту тайну!

— Кто?

— Бицилис.

— Бицилис? — переспросил Адриан.

— Друг царя, — снова сглотнул Деметрий, — его правая рука. Он руководил всеми работами. Он знает. Больше — никто.

Траян задумался.

— Ты снова предлагаешь мне кота в мешке, фабр. Где сейчас находится Бицилис? Мне что, в поисках одного человека заглянуть под каждый камень в Дакии?

— Он в Сармизегетузе, цезарь.

— И что с того? Город ещё предстоит взять. Как сражаются даки, нам всем хорошо известно. Когда у них ломаются мечи, они дерутся голыми руками и зубами. Военное счастье изменчиво. Кто может гарантировать, что Бицилис попадёт ко мне в руки живым?

— Он сдастся, цезарь. Я знаю, как принудить его к этому.

— Как?

— Я знаю, где сейчас находится жена Бицилиса, Тармисара.

XVIII. Черепаха

— Ах ты тварь… — процедил Дардиолай, — так это всё из-за тебя…

— Что из-за меня? — огрызнулся Деметрий, — она жива, ты это хотел сказать? Её не убили походя, не продали в рабство. Или надеялся, что они там, в горах, пересидят напасть? Ага, жди. Она здесь, и ты её видел. Ведь ты видел?

Дардиолай долго молчал. Потом толкнул механика ногой.

— Дальше.

Тармисара, а также семьи некоторых тарабостов укрывались в горном селении южнее Близнецов. Уйти на север они не успели, — все тропы уже прочёсывались разъездами римлян. С севера подходили легионы Мания Лаберия. Торкват показал эксплораторам Лонгина путь к убежищу.

Оставалось разобраться с ещё одним затруднением — как сообщить Бицилису о пленении его жены.

— Э, гляньте, кто идёт, — побежал шёпот по рядам легионеров.

Вдоль палисада, из-за которого работали баллисты, и онагры Первого легиона шёл начальник фрументариев Тринадцатого.

— Чего это его к нам занесло, а?

— Известно, что — измену вынюхивает.

— Да какая, нахрен, сейчас измена? Тут поднажать немного и всё, конец войне. Где ты тут дурака изменщика найдёшь? Изменщики бывают, когда боги жребий ещё не взвесили. А как всё понятно, чему быть, всякий норовит оказаться на той стороне, чья верх берёт.

— Много ты понимаешь в изменах.

— Да уж побольше твоего.

К болтунам из обслуги машин подошёл центурион.

— Это чего тут раскудахтались? — поинтересовался он, демонстративно похлопывая палкой-витисом по ладони, — кто приказал болтать вместо работы?

Старший команды инстинктивно втянул голову в плечи. Повернулся к подчинённым.

— А ну, навались!

Двое легионеров принялись вращать ворот баллисты. Натужно заскрипели толстые волосяные канаты, изо всех сил сопротивляясь скручиванию. Плечи неохотно пошли назад.

— Ну-ка давай.

— Вот Орково дерьмо, у меня поясница скоро отвалится.

В жёлоб лёг грубо обтёсанный, круглый довольно условно камень.

— Давай-ка чуть опустим, в прошлый раз низковато вышло.

— Ещё-ещё. Хорош!

— Много! Верхом пройдёт.

— В самый раз.

— Бей!

Баллистарий дёрнул рычаг, щёлкнул стопор и плечи камнемёта с резким выдохом распрямились. Глухо хекнули кожаные, набитые шерстью подушки, приняв на себя удар плеч.

— Твою ж мать, ну говорил же — много! Перелёт, сука…

Из-за сложного местного рельефа лагерь не удалось разбить на удалении в милю от осадного палисада, как советовали знатоки военного дела, дабы не переутомлять и без того уставших легионеров излишним шумом. Палатки стояли неподалёку. Это повышало опасность вылазки осаждённых и увеличивало всеобщую нервозность.

Марциал вошёл в принципий, где застал самого цезаря, читавшего ежедневный отчёт главного медика Первого легиона. Раненых было много. Прямо у входа в принципий дорогу Марциалу пересекли два капсария, тащивших на носилках легионера, лишившегося руки.

Капсарий — санитар.

Рядом с императором в шатре сидел задумчивый Адриан.

Траян поднял глаза на Марциала.

— Что у тебя, Гай?

— Есть идея насчёт фабра, Август.

— Выкладывай.

Марциал кратко изложил суть.

Траян скептически хмыкнул.

— Гай, не в обиду тебе, может ты переутомился? Звучит, как бред. Признаться, у меня самого уже голова трещит от их воплей.

— В этом что-то есть, Август, — неожиданно поддержал трибуна Адриан, слушавший очень внимательно.

— Да что тут есть, кроме безумия? — удивился император.

— Что мы теряем? — спросил Адриан.

— Фабра, разумеется! И вместе с ним ниточку к золоту. А если фабра во время исполнения этой безрассудной глупости прихлопнут? Вот, знаешь, Публий, походя так. Если ты забыл, люди внезапно смертны.

Адриан покосился на трибуна и пожал плечами: