Сосед будет сверху (СИ) - Левина Ксюша - Страница 34

Только стоит взглянуть в торчащую трубочку, напоминающую окуляр, и все становится ясно. Шпион, блин! Так вот откуда он про количество подходов на мои приседания знал — телескоп наведен четко на спортивную площадку, где я занимаюсь. Ну-ну. Значит, задница моя ему нравится?

А любит он другую, — шепчет противный голосок.

Да знаю, я знаю, но, кажется, еще вчера решила, что мне на это пле-вать!

Я танцующей походкой бреду в сторону ванной, путаю двери и смеюсь негромко, заметив свои разбросанные вещи у входа: они так забавно смотрятся в идеально вылизанной холостяцкой берлоге. Нет, я определенно приношу хаос с собой, вопрос в том, будет ли Дантес против?

Офелия с Шуриком провожают меня тоскливым взглядом, явно намекая на полуденное солнце за окном и семейные прогулки, а я молча умоляю их подождать. Наспех принимаю душ, пальцем чищу зубы, потому что не хочу возвращаться в коридор и искать сумку, а пользоваться одноразовыми наборами из Дантесова ящика… не хочу. Не хочу быть одноразовой. И вообще у нас уже два раза было! Я уже перещеголяла девяносто процентов Ирин.

Бог мой, и чем же я горжусь, а?

Усмехнувшись, я прочесываю пальцами волосы, стучу по щекам, чтобы были в цвет алых губ, зацелованных на ветру. А затем, сбросив, простирнув и оставив на сушке белье, смелым шагом направляюсь обратно в спальню.

Саша еще спит.

Я кусаю щеку изнутри. У меня невольно подгибаются пальцы на ногах, потому что он перевернулся на живот и обнимает подушку, а прямо на меня смотрит его голая задница. Очень аппетитная задница, между прочим. Дантес чуть ворочается во сне, бормочет что-то невнятное, и я быстрее прыгаю на бок, чтобы успеть к его пробуждению.

Уже секунд через десять я прямо-таки чувствую, как Дантес у меня за спиной медленно открывает глаза и потягивается, зевая. Как ухмыляется — он делает это беззвучно, но я руку даю на отсечение, что это так. Медлит, рассматривает — я специально выпячиваю ту самую точку, которая ему по душе. Чуть шевелюсь, провоцируя его, и…

Да! Победа!

Горячая ладонь опускается на мою спину, затем лениво сжимает талию. Дантес задирает подол его-моей майки все выше, а затем с приглушенным рычанием притягивает к себе — резко, дерзко и так долгожданно!

— Доброе утро, — хрипит он мне в затылок, а я делаю вид, что плохо соображаю и только открыла глаза. Бросаю на него короткий взгляд через плечо и прикрываю рот ладонью, вроде как зевая.

— Доброе, — шепчу я, подгибая коленки, и тяну на себя простынь.

Не тут-то было. Саша вырывает ее у меня из рук и придвигается ближе. Зарывается носом мне в шею и вдыхает, пока я вдыхаю его.

Это охренеть как мурашечно. У меня мурашки даже между ног. Особенно там.

Его проворные пальцы скользят ниже, гладят бедро и сжимают на миг — я шиплю. А затем резко впиваются в мой подбородок и поворачивают голову назад, чтобы я столкнулась с его губами, чуть сухими после сна.

Я готова облизывать их вечность. Я готова втягивать и сосать его язык, намекая, что то же самое могу делать с его членом. Я от одного сраного поцелуя возбуждаюсь так, что готова прямо сейчас приступить к минету. Вряд ли в подобных достижениях я, конечно, обгоню тех же Иришек, но впервые в жизни мне хочется сделать это для кого бы то ни было.

А память услужливо подсовывает кадры, как вчера я вставала на одно колено с предложением руки и сердца, тянулась к его любезно приспущенным штанам и конечно падала, теряя равновесие. Мы ржали, как кони, валялись на ковре и целовались. Дантес назвал меня ужасной невестой и сказал, что заставит повторить «предложение» снова. Трезвой. И не на одном колене, а на двух, раз я такая неустойчивая.

— Вот теперь, — он толкает в меня язык еще раз, имитируя грубые фрикции, — однозначно, — чуть прикусывает подбородок, прикрыв глаза, — доброе, — проверяет, не сбежала ли куда моя грудь и снова мучает соски, — утро.

Ну, ему немного усилий придется приложить, чтобы заставить меня кончить.

Я приоткрываю глаза, а он аккуратно, почти невесомо мажет губами по моей щеке и еще раз коротко целует, будто ставя точку. И ощущений от этих осторожных движений больше, чем после двойного оргазма. Потому что… потому что то лишь простая физиология, а здесь и сейчас… здесь и сейчас кажется, будто бы он что-то чувствует ко мне.

— Как охренительно ты пахнешь, — Дантес водит носом вдоль моих скул и у рта, — зубной пастой, обманщица!

А затем вдруг переворачивает на спину, нависает надо мной и щекочет изо всех сил!

Я кричу! Да я ору так, что носорог с пробуксовкой влетает в спальню, и даже Офелия начинает гавкать во весь голос, видимо, думая, что меня режут на куски.

Правда, все заканчивается так же быстро, как началось. Дантес замирает, прижав мои запястья к кровати над головой, а я ловлю себя на том, что лежу в очень подходящей позе для проникновения. Издаю странный звук, чем-то напоминающий скулеж, и чуть двигаю бедрами, подстраиваясь. Да, как Офелия к Шурику, чтоб их двоих!

Губы невольно раскрываются под одним взглядом Дантеса. Он касается меня, обводит мой рот большим пальцем, пока я вспоминаю, как дышать.

Кажется, я пиздец как люблю его. И вот честно? Мне по хрен на всех этих баб, размечтавшихся о нем. Даже на блондинку. Особенно на блондинку — она сама виновата.

Я хочу быть с ним. Я хочу просыпаться вот так после ночного секса и снова трахаться, пока ноги не откажут. Я хочу завтракать вместе, а потом выгуливать собак. Я до хрена размечталась, наверное, но я так просто его не отдам.

Я не буду повторять ошибок деда и докажу, что Пушкины умеют бороться за свое счастье.

— Я боюсь представить, какими тараканами сейчас забита твоя голова, но… — Он чуть надавливает пальцем между моих губ, смачивая, и я не сразу, но обхватываю его, чтобы облизать целиком. Дантес довольно кивает, хитро щурит глаза. — Мир?

Да. Да! Боже, ДА!

— Возможно.

Говорить с его пальцем во рту не совсем удобно. Он еще кривит губы в ухмылке, спасибо, что не ржет.

— И да, я хорошо вчера усвоил, что ты тупая малолетка, — напоминает мне о моей пламенной речи, а я в отместку кусаю его за руку, и он вырывает ее с шипением, — но давай-ка ты будешь поменьше загоняться.

И явно чтобы услышать положительный ответ, Саша проникает в меня влажными от моей же слюны пальцами.

— Ах!

Да уж, это немного сбивает с мыслей.

Я уже собираюсь возмутиться на его привычку мучить меня подобным образом (хотя ничего против его пальцев я не имею от слова совсем), но он затыкает мне рот поцелуем, спускается губами к шее и ведет языком по ключицам. Он прямо через ткань кусает и оттягивает зубами мои соски, оказываясь все ниже, и ниже, и ниже…

Матерь божья, что он творит? Черт, я становлюсь богохульницей рядом с ним.

Его горячие губы обжигают мои коленки, потом внутреннюю сторону бедра и…

Нужно спросить! — я пытаюсь докричаться до разума, который уже плывет. — Нужно честно спросить, как дед говорил!

— Я-я… — заикаюсь, — я и правда нужна тебе?

Это разговор не про любовь, знаю, но о том я только пьяная могу.

— Глупый вопрос, — нашептывает Дантес, — учитывая тот факт, что моя голова между твоих ног.

Он очень нежно дует на клитор, потом достает влажные пальцы и медленными кругами гладит его.

Охренеть.

— От-ответь мне, — выдавливаю я изо рта слог за слогом.

— Да, — он опускается и прихватывает губами мои нижние губы, — нужна.

Лишь на секунду прихватывает, а меня будто напряжение двести двадцать бьет. Прямо туда, блин.

Возьми себя в руки!

Я быстро набираю в легкие воздуха и приподнимаюсь на локтях, чтобы очуметь от открывшегося мне вида.

Что я вообще хотела спросить?

— У тебя ровно три секунды, — серьезно говорит мне Дантес, и звучит это очень угрожающе. По крайней мере, вид у него и правда раздраженный — будто оторвали от вкусного ужина.

— Пока мы… здесь. Пока спим вместе, — поправляю я себя, чтобы звучать взрослее, — в этой постели не будет никого, кроме меня?