Треволнения одного китайца в Китае - Верн Жюль Габриэль - Страница 2

— Неужели я стар, чтобы жениться?

— Нет.

— Слишком молод?

— Вовсе нет.

— Опрометчив?

— Может быть.

— Но ты ведь знаешь, она способна принести мне счастье!

— Да, знаю.

— Тогда не понимаю…

— Дело в том, что ты не можешь быть счастливым. Да, плохо скучать одному, но еще хуже — вдвоем!

— Итак, мне не дано быть счастливым?

— Нет, не дано, потому что неведомо несчастье!

— Но я застрахован от несчастья!

— Тем хуже, значит, ты неизлечим!

— Ох уж эти философы! — воскликнул самый юный из гостей. — Не надо слушать всяких зануд. Женись, мой дорогой, обязательно женись! Я поступил бы так же, если бы не обет безбрачия! Друзья, предлагаю выпить за счастье жениха!

— А я, — сказал философ, — прошу поднять бокалы за то, чтобы Бог ниспослал моему другу испытание несчастьем!

Все встали, сблизили кулаки, как это делают боксеры перед боем, опустили их, вновь подняли, наклонили головы и, простившись таким образом, разошлись.

По описанию гостиной, в которой проходил обед, экзотическому меню, одежде приглашенных, их манере изъясняться, некоторой экстравагантности излагаемых теорий читатель несомненно догадался, что речь идет о китайцах, жителях огромной страны за Великой каменной стеной.

В роскошный салон речного парохода, стоящего на приколе на берегу Чжуцзян[8] близ Кантона, богач Цзинь Фо пригласил друзей юности: Бао Шэна — сановника четвертого класса, Инь Банга — процветающего торговца шелком, неисправимого кутилу Дина, писателя Хуана и философа Вана.

Глава II

Часть своего детства Цзинь Фо провел в Кантоне — столице провинции Гуандун. Именно поэтому он и устроил здесь прощальный холостяцкий ужин. Лишь четверо его товарищей отдали дань старой дружбе. Всех прочих разбросало по свету.

Уже много лет Цзинь Фо жил в Шанхае, куда и собирался после встречи вернуться на пароходе.

Нашего героя неотлучно сопровождал философ Ван — его лучший друг и советчик.

Цзинь Фо являлся типичным выходцем из Северного Китая. Здесь до сих пор, в отличие от юга страны, где происходит смешение с малайцами,[9] удается избежать ассимиляции с маньчжурами.[10] Наш герой был чистокровным китайцем как по отцовской, так и по материнской линии. Высокий, хорошо сложенный, светлокожий, с прямыми бровями, красивыми, слегка раскосыми глазами, прямым носом, благородным профилем — он своей внешностью и в Европе производил бы самое выгодное впечатление.

Если в Цзинь Фо и было что-то маньчжурское, так это в первую очередь тщательно выбритый череп, лоб и шея без единой морщинки, а также великолепная, черная как смоль, косичка, ниспадающая с затылка на спину. Тонкие, холеные усики, длинные ухоженные, ногти, элегантная небрежность в походке и неприступность в поведении завершали портрет этого шанхайского денди.[11]

Следует, впрочем, уточнить, что Цзинь Фо родился в Пекине обстоятельство, которым китайцы очень гордятся. Любому, кто его спрашивал, наш герой мог пренебрежительно-надменно бросить: «Я из столицы Поднебесной!»

Когда мальчику исполнилось шесть лет, семья переехала в Шанхай. Отец Цзинь Фо по имени Чжунсю — представитель благородной фамилии, — как и большинство его соотечественников, обладал незаурядными способностями коммерсанта. Он начал с торговли бумагой, кондитерскими изделиями, чаем, железом, медью и другим. Дела пошли столь успешно, что вскоре Чжунсю открыл в дополнение к основной конторе в Шанхае филиалы в Нанкине, Тяньцзине, Макао, Гонконге.

В отличие от других он не чуждался технического прогресса. Его товары перевозили английские пароходы, а собственная ткацкая фабрика в Лионе и завод по производству опиума в Калькутте работали на электрическом токе.

Словом, дела шли столь хорошо, что к моменту рождения Цзинь Фо капитал Чжунсю превысил четыреста тысяч долларов. В дальнейшем эта цифра удвоилась благодаря новому бизнесу, связанному с обеспечением интересов китайских эмигрантов.

Известно, что население Китая стремительно растет, а площадь сельскохозяйственных угодий остается практически неизменной. И как бы ни был неприхотлив бедный китаец, он все-таки нуждается в питании, а земля, несмотря на многочисленные посевы риса, пшеницы, проса, не в состоянии всех прокормить. Отсюда — стремление жителей Поднебесной уехать в чужие края в поисках счастья.

Кули,[12] так называют этих переселенцев, в большинстве своем устремились в Новый Свет, главным образом в Калифорнию, причем в таком количестве, что американский конгресс скоро был вынужден принять меры (которые, впрочем, оказались неэффективными) по ограничению наплыва эмигрантов.

Однако этот наплыв имел и свою положительную для Соединенных Штатов сторону.

Неприхотливые и трудолюбивые китайцы, довольствуясь порцией риса, чашечкой чаю и щепоткой табаку, быстро приспособились к новым условиям и начали плодотворно трудиться на всем Западном побережье. Благодаря им значительно снизилась стоимость рабочей силы.

Предприимчивые люди создали компанию по вербовке, перевозке и обустройству на месте эмигрантов из Китая.

Кроме того, возникла еще одна вначале небольшая фирма «Тиндун». Деятельность ее требует пояснения.

Китайцы в поисках лучшей доли охотно покидают свою родину, но при одном условии: после смерти их тела должны быть возвращены домой и там погребены. Это является непременным условием любого контракта. Так появилась фирма «Тиндун», иначе говоря — погребальная контора, которая фрахтовала суда и отправляла покойников из Сан-Франциско в Шанхай, Гонконг или Тяньцзинь. Печальный бизнес приносил очень хорошую прибыль. Ловкий и предприимчивый Чжунсю обладал великолепным коммерческим нюхом и закончил свою жизнь президентом собственной компании «Гуандун», а также заместителем директора банка погребальной конторы в Сан-Франциско.

Цзинь Фо, ставший в 1866 году круглым сиротой, получил в наследство капитал в восемьсот тысяч долларов в акциях Центрального банка Калифорнии. Из близких людей с ним остался только Ван, неразлучный Ван, его учитель и друг.

Теперь поподробнее расскажем об этом таинственном философе. В семье Цзинь Фо он жил уже семнадцать лет. Никто не знал, откуда пришел Ван и чем занимался раньше. Только Чжунсю и Цзинь Фо, если бы пожелали, могли бы получить ответы на столь щекотливые вопросы.

Известно, что восстания в Китае могут продолжаться долгие годы, вовлекая в свою орбиту сотни тысяч человек. Во время одного из них в XVII веке последний представитель знаменитой династии Мин, правившей около трех столетий,[13] обратился за помощью к маньчжурскому правителю. Тот не заставил себя долго ждать, собрал войско, жестоко подавил мятеж и, воспользовавшись благоприятной ситуацией, согнал с трона законного императора, заменив его своим сыном Шуньчжи.[14]

Именно с этого времени в Китае воцарилось господство чужеземцев.

Постепенно, и в первую очередь в нижних слоях общества, происходило смешение двух народов. Однако в богатых семьях севера до сих пор сохранилось отчуждение к захватчикам. Именно в северных провинциях и проживали так называемые «непримиримые» — сторонники свергнутой династии, отказавшиеся присягать на верность маньчжурам. К их числу принадлежал и отец Цзинь Фо. Разумеется, в том же духе был воспитан и его сын.

Во второй половине XIX века набрало большую силу новое движение против ненавистной династии. Тайпины,[15] или «чанмао», «длинноволосые», овладели в 1853 году Нанкином, а в 1855-м — Шанхаем, который, правда, под натиском правительственных войск позже оставили. Великолепно организованные отряды повстанцев носили налобные повязки различного цвета: черные, красные и желтые, занимаясь соответственно убийствами, поджогами и грабежами. Отдельное подразделение с белой ленточкой на голове обеспечивало остальных снаряжением, пищей и одеждой. «Длинноволосые» отличались особой жестокостью.