Как приручить фамильяра (СИ) - Солейн Анна - Страница 5

Пока мы разговариваем, Горги, переваливаясь с бока на бок, как недовольная бабка, отворачивается и начинает демонстративно лизать бок. Как мне кажется — исключительно чтобы продемонстрировать мне свое пренебрежение.

— Горгульюшка-а-а, — сладким голосом зову я.

Горги издает низкий клокочущее-рычащий звук, который можно было бы истолковать как невинно-удивленное «Что?»

— Ладно, хватит. Нет так нет, позже попробуем. Да куда, инжир с собой возьми! — восклицает Лукас, когда я уже собираюсь положить лакомство рядом с клеткой. — Вкусное — только от тебя. Горги нужно приучить к тому, что ты хорошая и безопасная. Для горгулий есть при ком-то или брать от кого-то еду — то еще испытание. Знаешь, как в том сборнике гравюр, сюжет про двух львов? Где они тихо-мирно перекусывали путешественниками, уснули, а потом из кустов выбежали еще путешественники, с боевыми артефактами, и один лев говорит второму: «Говорил же, надо было всю еду сразу забирать, а ты — на завтра оставим, на завтра…»

— Чего? — я подозрительно кошусь на Лукаса. — Ты не употреблял ничего, точно? Зелий там волшебных, нет?

— Да ладно, — глаза Лукаса становятся похожи на два блюдца, на его лице появляется такое пораженное недоверие, как будто я заявила, что верю в то, что земля круглая. — Да ты шутишь. «Гравюры Хорарта». Каждый месяц выходит выпуск. Нет? — Рот Лукаса принимает форму буквы «О», когда я качаю головой. — Серьезно? А вот это: «Зашли три ведьмы в бар, а им говорят: "Уборка у нас по средам"»? Нет? А «Как василиск Медузу Горгону на свидание водил»? Ты не видела?! Как?! А как же: «И все бы хорошо, но в нумерах они решили снять очки»?

— О, а вот это я знаю! — радуюсь я. — Так мои коллеги шутят, когда все по левой ноге идет.

— Коллеги?! — Лукас театрально возводит руки к небу, и я неожиданно для самой себя смеюсь. — Ей коллеги такое говорят! Горги, ты слышала?

— Пигалица, — уверенно откликается Горги, не оборачиваясь.

Чего-о-о?

— Пошли, — Лукас берет меня под руку и тянет меня к выходу. — Я должен показать тебе «Гравюры Хорарта», потому что мой долг — нести добро и просвещение.

— И просмотр «Гравюр Хорарта» к этому относится? — я против воли улыбаюсь.

— Да!

В результате мы решаем устроиться на диване в гостиной. Лукас на несколько минут отлучается к себе и возвращается с целой стопкой журналов, на обложках которых значится «Гравюры Хорарта», а еще, неожиданно, с коробкой мармелада, которую, как ни в чем не бывало, ставит на кофейный столик. Так что мне ничего не остается, как пойти на кухню и поставить на плиту турку. Через некоторое время комнату наполняет уютный аромат кофе и корицы, к которому прибавляется запах сладостей. Я ставлю на стол две чашки. В камине уютно трещит огонь, краем уха я слышу, как в соседней комнате шуршит в своей клетке Горги, устраиваясь на ночь.

Лукас, радостно мурлыча что-то себе под нос, роется в стопке журналов, выуживая по одному номеру и откладывая их в сторону. Он сидит близко ко мне, слишком близко. От его бедра, которое находится всего в паре сантиметров от моего, идет ровное тепло, и я вздыхаю, стараясь сидеть спокойно.

Первые несколько гравюр кажутся мне полной ерундой. Ну как, как можно смеяться над историей в картинках, где чумной доктор долго одевается, прихорашивается, начищает маску и ботинки, утюжит плащ, а затем отправляется в деревню, где вспыхнула чума, — только чтобы обнаружить там счастливого алхимика, который всех уже вылечил? «Опасайся прогресса», — гласит подпись внизу страницы, прямо под перекошенным от гнева и растерянности лицом доктора. Лукас смеется, зачитывая эти слова вслух, и я закатываю глаза, пытаясь спрятать улыбку. Уж очень заразительный у него смех.

Я мученически перелистываю еще несколько гравюр, но затем натыкаюсь на ту, которая заставляет и меня согнуться от хохота. На гравюре Лорнелло, один из великих художников древности, который не относился серьезно к своим картинам и больше всего на свете хотел прославиться тем, что изобретет летательный аппарат. Конечно, все получилось с точностью до наоборот: в веках имя Лорнелло живет благодаря его картинам, а вот изобретательские изыскания не увенчались успехом.

На гравюре он расписывает свой летательный аппарат цветами. «Ничего, и это запомните», — выведено аккуратными буквами над головой Лорнелло, чье нарисованное лицо имеет самое злорадное выражение.

— Ладно-ладно, хватит, — выдавливаю я, смеясь. — Ты был прав, вот эта действительно смешная. «Ничего, и это запомните», господи. А ведь и правда.

— Ведь запомнили же, — улыбается Лукас.

Летательные аппараты Лорнелло действительно выставлялись в музеях. В музеях искусства, а не технической истории, ведь они были расписаны рукой художника.

Мы листаем журналы, и я вынуждена признать, что некоторые гравюры смешные, хоть мне и не хочется говорить об этом Лукасу. Он ведь все еще мой гоблин-сосед.

Не зная моих мыслей, Лукас улыбается.

— Давай еще раз проведаем Горги.

Горгулья по-прежнему отказывается брать инжир из моих рук, но уже не убегает в другой конец клетки.

— Попробуй завтра еще несколько раз, — распоряжается Лукас. — Уже поздно…

Он смотрит в окно, и я тут же оборачиваюсь, скрестив руки.

— Ты что, хочешь слинять?! Не выйдет.

Глава 6

— В каком смысле? — лицо Лукаса удивленно вытягивается.

— Ты мучил меня «Гравюрами Хорарта», стыдил за то, что я плохо обращаюсь с Горги — и хочешь уйти теперь? Не выйдет. Моя очередь нести в массы свет.

— Опасайся прогресса, — горестно качает головой Лукас.

— Наука — свет, — тут же реагирует Горги, и у Лукаса отвисает челюсть.

— Ты знаешь, твоя горгулья действительно очень умная, — выдает он. — Даже по меркам фамильяров.

— Знаю, — самодовольно откликаюсь я.

Мне хочется произвести на Лукаса впечатление и, может, слегка порисоваться, а потому я достаю из шкатулки кристаллы — набор для воспроизведения синема — и триумфально смотрю на соседа, ожидая реакции. Тот закатывает глаза и улыбается.

— Да-да, у меня тоже такие есть. Жалко, что почти нет времени ими пользоваться. Включай уже.

— Конечно, и с горгульями ты умеешь обращаться, и кристаллы у тебя есть. Может, и домик на побережье? И бриллиантовый банковский счет в придачу? — ворчу я.

— Может быть.

Больше Лукас ничего не говорит, давая мне возможность установить основные кристаллы на столик и выбрать особый кристалл, на котором записан синема. Вообще-то такая покупка мне не по карману. Синемакристаллы для домашнего использования появились на рынке только год назад, и стоили столько, что я на эту сумму спокойно могла бы жить месяц, ни в чем себе не отказывая. Именно эти слова я повторяла себе, пока ноги несли меня в магазин бытовых артефактов, а потом губы будто сами собой просили продавщицу завернуть самый простой набор для воспроизведения и три кристалла с моими любимыми синема.

Но в конце концов я не жалела о покупке. С детства обожала синема, готова была смотреть один и тот же хоть десяток раз, если тетушка давала монетку на билет в синематеатр. А уж когда выходила новинка…

Наверное, стоит поставить сейчас что-то простое и легкое — из того, что может понравиться любителю «Гравюр Хорарта», то я почему-то выбираю фильм про Лорнелло. Хотя не совсем про него. Синема называется «Жанн», и снят он про женщину, которая этого чокнутого гения, одержимого полетами и ненавидящего рисование, любила. Если честно, я всегда думала, что в том, что раз за разом пересматриваю этот синема, не признаюсь никому, даже под пытками. Тем более малознакомому человеку. Тем более Лукасу. Истории про любовь моя слабость, хоть я и стесняюсь этого так, что предпочитаю никому не говорить.

Но, даже учитывая это, синема «Жанн» для меня особенный, и это почти не имеет отношения к актеру с невероятными карими глазами, который играет Лорнелло. Наверное, стоило все-таки включить что-то другое и не портить вечер. Я настраиваюсь на ехидные комментарии и шуточки про излишне экзальтированных и романтичных барышень, которые непременно последуют от любителя «Гравюр Хорарта» и гремящей на две квартиры музыки, но Лукас спокойно и внимательно смотрит на проекцию, которую отбрасывают кристаллы прямо в воздух и которая заслоняет собой половину комнаты, заставляя нас думать, будто мы оказались прямо в центре событий.