Голубая Луна - Гамильтон Лорел Кей - Страница 33

– Яд, от которого не поможет ничто из этой маленькой сумочки, – сказал Ашер.

Я уставилась на него, вдруг поняв, что он только что сказал.

– То есть он, скорее всего…

Я не могла даже произнести это вслух.

– Умрет, – закончил за меня Ашер тем же абсолютно спокойным, мягким и будничным тоном, которым он пользовался с тех пор, как вошел в домик.

Я поднялась, несмотря на то, что руки Натаниеля цеплялись за меня. Я посмотрела на Шерри, и она подошла, чтобы помочь мне освободиться. Я собиралась сказать Ашеру то, что не должен был слышать Натаниель. С другой стороны на кровать забрался Зейн, и Натаниель схватился руками за него. Его скрутила еще одна судорога. Позволяя ему со своей немалой силой сжимать их руки, Зейн и Шерри удерживали Натаниеля на кровати. Пока его колотило, леопарды смотрели на меня. Зейн и Шерри смотрели на меня. Я была их Нимир-ра, их королевой. Я должна была защитить их, а не втягивать в такое дерьмо.

Отвернувшись от их укоряющих и ждущих глаз, я потащила Ашера к двери.

– Что значит – он умрет?

– Ты видела вампиров, которые гниют и изменяют свою форму?

– Ага. И что?

– Один из таких укусил Натаниеля.

– Меня тоже кусал один такой. И Джейсона. С нами ничего подобного не было.

Я оглянулась и увидела, как Джейсон держит Натаниеля за руку, а Шерри принялась промывать раны на груди. Хотя не думаю, что перевязка могла тут помочь.

К нам подошли Джамиль и Дамиан. Мы стояли кругом и говорили, пока Натаниель кричал.

– Это один из самых редких талантов, – сказал Ашер. – Я думал, что им обладает только Морт д’Амур, Возлюбленный Смерти, член совета. Колин старательно выбрал свое послание. Порезы нанесены с расстояния, одной только силой.

– Жан-Клод не мог наносить раны на расстоянии, – сказала я.

– Нет, и никто больше не может заразить разложением от укуса. Никто в этой стране.

– Разложением, говоришь? – вмешался Джамиль. – А что это точно значит?

К нам подошла Шерри, держа в руках белые марлевые салфетки. На бледной коже ярко выделялись веснушки. Салфетки были в желто-зеленом гное.

– Вот это выходит из ран на груди, – сказала она спокойно. – Что это, черт возьми, такое?

Мы дружно посмотрели на Ашера, даже Дамиан. Но вслух это сказала я.

– Он гниет. Разлагается, хотя сам еще жив.

Ашер кивнул.

– Разложение у него в крови. Оно будет распространяться, и он будет гнить.

Я посмотрела на кровать. С Натаниелем тихо и мягко говорил Джейсон, гладя его по голове, словно успокаивал больного ребенка. Зейн смотрел на меня.

– Должно же быть что-то, что мы можем сделать, – сказала я.

Лицо Ашера было таким же непроницаемым, как всегда. Одно из воспоминаний Жан-Клода об Ашере пронзило меня так остро, что у меня закололо кончики пальцев. Это было не воспоминание о каком-то событии. Я просто узнала осанку Ашера. Я знала язык его тела до мелочей, которые можно изучить только за годы общения. За большее число лет, чем было мне самой.

– Ты что-то скрываешь, Ашер? – спросила я.

На меня смотрели светлые-светлые пустые невозмутимые глаза в обрамлении потрясающих золотых ресниц, похожих на блестящее кружево. Он улыбался. В улыбке было все, что должно было быть: радость, чувственность, приглашение. И эта улыбка пронзила мне сердце, как клинок. Это лицо я помнила целым и совершенным. Я помнила, как от этой улыбки у меня перехватывало дыхание.

Я тряхнула головой, и движение помогло: воспоминания вытряслись. Они померкли, но это не изменило того, что я видела, что я знала.

– Ты ведь знаешь, как его спасти, правда?

– Как сильно ты хочешь его спасти, Анита?

Теперь его голос был равнодушным, почти злым.

– Я привезла его сюда, Ашер, и он попал в беду. Я же должна его и защитить.

– А я думал, это он должен был исполнять роль твоего телохранителя, – заметил Ашер.

– Да он ходячая пища, Ашер. Сам знаешь. Натаниель даже за себя заступиться не может.

Ашер тяжко и долго вздохнул.

– Натаниель – pomme de sang.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

– Это означает “яблоко крови”. В Совете так называют добровольных доноров.

Закончил Дамиан:

– А вампир, который пьет из pomme de sang,обязан защищать его, как пастух ограждает овец от волка.

Пока говорил, Дамиан смотрел на Ашера. И взгляд у него был не добрый. Они точно были насчет чего-то не в ладах, но сейчас не время это выяснять.

Я дотронулась до руки Ашера. Она была мертвой, словно деревянной. Он отстранился от меня, от комнаты, от того, что здесь происходило. И собирался позволить Натаниелю умереть, даже не попытавшись ему помочь. Неприемлемо.

Я заставила себя взяться за его деревянную руку. Ненавижу, когда Жан-Клод такой. Это напоминало о том, кем он был, и кем – не был.

– Не дай ему умереть, только не так. Пожалуйста, mon chardonneret.

Услышав прозвище, которым пользовался Жан-Клод много лет назад, Ашер подскочил так, будто я ему врезала. Дословно эти слова переводились как “мой щегол”, что на любом другом языке это звучит довольно глупо. Но вид у Ашера был далеко не глупый. Он был в шоке.

– Уже лет двести меня никто так не называл.

Его рука под моими пальцами расслабилась, потеплела и снова стала казаться живой.

– Я нечасто о чем-то прошу, но об этом я умоляю.

– Он так много для тебя значит? – спросил Ашер.

– Он жертва для всех, Ашер. Хоть кому-то не должно быть на него наплевать. Пожалуйста, mon…

Он накрыл мои губы пальцами.

– Не повторяй, Анита. Не говори так, пока это не будет идти от сердца. Я спасу его, Анита. Для тебя.

У меня возникло ощущение, что я что-то пропустила. Я помнила прозвище, которое дал Ашеру Жан-Клод, но не могла вспомнить, почему Ашер так боялся попытаться исцелить Натаниеля. И пока я любовалась, как он идет к кровати, как его золотые волосы будто роскошная сверкающая вуаль струятся по плечам, эта мысль не давала мне покоя.

Ашер протянул руку Дамиану.

– Давай, брат мой, или знаменитая храбрость викингов тебя подвела?

– Я рвал на части твоих предков еще до того, как ты стал проблеском в глазах своего пра– прадеда.

– Черт, а это ведь опасно, да? – очень вовремя спросила я.

Ашер опустился на колени рядом с кроватью. Он оглянулся на меня, и, скрывая ее, на обезображенную часть лица скользнули золотые волосы. Само золотое совершенство, стоящее на коленях, горько улыбнулось.

– Мы можем вобрать разложение в себя, но если у нас не хватит сил, оно охватит нас, и тогда умрем мы, но твой драгоценный верлеопард будет жив в любом случае.

Дамиан опустился на пол с другой стороны кровати, оттеснив Зейна с места у изголовья Натаниеля. Натаниель перестал кричать. Только лежал неподвижно, кожа побледнела и блестела от пота. Дыхание было неровным и поверхностным. Раны на груди сочились гноем. По комнате плыл пока слабый, но усиливающийся запах. Укус на шее был целым, но кожа приобрела темно-зеленый цвет, словно на ней был огромный и глубокий кровоподтек.

– Ашер, – позвала я.

Скользя рукой по обнаженному бедру Натаниеля, он посмотрел на меня.

– Дамиан не мастер.

– Я не смогу спасти твоего леопарда один, Анита. Кого ты выбираешь? Кем готова пожертвовать?

Я посмотрела на Дамиана. Зеленые глаза снова были совсем человеческими. Свернувшись рядом с Натаниелем, он выглядел очень смертным.

– Не заставляй меня выбирать.

– Но это выбор, Анита. Это выбор.

Я покачала головой.

– Ты хочешь, чтобы я его спас? – спросил Дамиан.

Я встретила его взгляд, и не знала, что ответить.

– У него совсем слабый пульс, – вмешалась Шерри. – Если вы собираетесь что-то делать, то вам лучше поторопиться.

– Ты хочешь, чтобы я его спас? – повторил Дамиан.

В наступившей тишине раздавалось только быстрое прерывистое дыхание Натаниеля. Все смотрели на меня. Ждали, что я решу. А я решить не могла. Я почувствовала, как моя голова кивнула, словно это была вовсе и не моя голова. Но я кивнула.