Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Волынец Алексей Николаевич - Страница 31

Для всё ещё средневековых представителей напрочь закрытой от мира Кореи чужие обычаи и даже сам внешний вид людей, абсолютно непохожих на всё привычное, казались пугающе неправильными и нелепыми. «Привычки их странные. Почему, находясь давно в Китае, они не улучшили свои обычаи? Их учение чрезвычайно странное и непонятное. Странное и здание церкви…» – записал один из корейских дипломатов, два века назад посетивший здание русской духовной миссии в Пекине.

Насколько корейцам той эпохи сложно было понять иную цивилизацию, ярко свидетельствуют записи в дневнике Пак Се Хо, чиновника дипломатической миссии, в начале XIX века посетившего в Пекине русское посольство. Кореец Пак был удивлен иконой с распятием Христа и искренне пытался расспросить русского собеседника о нашей стране и её религии. Беседа представителей России и Кореи шла посредством китайского языка. Русский при помощи иероглифов старался рассказать историю Иисуса Христа и изложить догматы православия о святом духе и сыне божьем. То, как этот рассказ понял средневековый кореец, выросший в абсолютно иной культуре, сегодня нельзя воспринять без улыбки.

Термин «господь» кореец явно перевёл для себя как «монарх». Рассказ о том, что Христа распяли солдаты Римской империи, кореец тоже понял абсолютно по-своему – для него единственной в мире империей был исключительно Китай. Поэтому краткое изложение православия в версии Пак Се Хо от 1829 года звучит так: «Их бог это наследный принц, сын царя России, убитый китайцами и ставший духом…»

Впрочем, кое-что из той беседы кореец понял почти правильно, записав в дневнике: «Их страна в три раза больше, чем Китай…»

Глава 14. От Кончатки до Камчатки,

или «Русская мечта» первопроходца Ивана

Как три с половиной века назад родилось имя самого большого полуострова дальневосточной России

Обилие противоречивых версий о происхождении наименования самого большого полуострова Дальневосточной России заставляет обратиться к наследию первопроходцев – к тем немногим историческим документам XVII века, сохранившимся до наших дней.

Итак, двинемся по следам первооткрывателей великого полуострова.

«За Носом вверх реки Камчатки…»

Имя «Камчатка» впервые прозвучало в русских документах три с половиной века назад, когда в 1668 году власти Якутского острога получили прошение от одного казачьего десятника, недавно вернувшегося из похода далеко на восток. В стиле того времени прошение было составлено на имя самого монарха: «Царю государю великому князю Алексею Михайловичу бьет челом холоп твой Якутцкого острогу казачей десятничишко Ивашко Меркурьев. Был я, холоп твой, на твоей, великого государя, службе за Носом, и вверх реки Камчатки на погроме взял я, холоп твой, коряцкого малого и привез с собою…»

Казак просил записать «коряцкого малого» в качестве своего раба-холопа. Документ даже содержит описание внешности привезённого с Камчатки пленника – «той малый круглолиц, плоский нос, двух зубов верхних нет, волосом рус, ростом невелик…» Однако никаких пояснений про саму Камчатку в нём нет, «Носом» же в то время русские первопроходцы называли Чукотский полуостров.

Историкам удалось собрать сведения о казаке Иване, который первым оставил документальный след о посещении русскими людьми Камчатки. Иван сын Меркурьев сам был плодом деятельности русских первопроходцев – потомком крещёных «тобольских татар». Двадцать лет он служил в Тобольске простым казаком и среди своих товарищей был известен по кличке Рубец. С 1654 года Иван оказался на службе в Якутском остроге и немало постранствовал по самым дальним окраинам – несколько лет провёл в зимовье на реке Тугур возле «Шантарского моря» (ныне это Тугуро-Чумиканский район Хабаровского края, даже в наше время труднодоступный и почти безлюдный).

В 1661 году Иван Рубец уже в чине казачьего десятника получил приказ плыть из Якутска на Чукотку к устью реки Анадырь. От первых русских, побывавших на чукотской земле, власти Якутского острога узнали, что именно там, на берегах Анадырского залива можно добыть драгоценный «рыбий зуб», моржовые клыки. Они в ту эпоху, действительно, были настоящей драгоценностью – за пару таких клыков в Москве XVII века можно было купить хороший дом.

Задание у Ивана Рубца было сложное и пугающее – ему предстояло пройти на «коче мерою 8 сажень» (лодке, длиною около 17 метров) почти 7000 км, сначала по Лене, потом вдоль северных берегов Якутии и затем обогнуть почти всю Чукотку, то есть на языке того времени пройти «за Нос». Путь непростой даже в наши дни. Коч Ивана Рубца вёз множество припасов, необходимых для добычи моржовых клыков на Крайнем Севере, – от «спиц железных» до такого сложного в ту эпоху прибора, как весы «с гирями медными».

Плавание из Якутска до устья Анадыри заняло больше года. Так Иван Рубец стал вторым после Семёна Дежнёва, кто на корабле обогнул Чукотку и прошёл Беринговым проливом. Намеченной цели Рубец достиг к исходу лета 1662 года, но желанной массы «рыбьего зуба» в устье Анадыри не нашёл – о сезонных миграциях моржей тогда ещё не знали. Раздосадованный казачий десятник, который в мечтах уже стал хозяином несметных богатств, принял решение не возвращаться с пустыми руками, а пойти южнее и там поискать какую-то добычу.

На юг от чукотского побережья Иван Рубец отправился не просто так – в устье Анадыри он повстречал горстку «промышленных людей», от которых и узнал первые смутные сведения о лежащей далее богатой земле.

«Промышленными людьми» в XVII веке называли тех, кто на сибирских и дальневосточных просторах промышлял добычей меха и прочих богатств, действуя на собственный страх и риск, в отличие от «служилых людей», то есть казаков на официальной государственной службе. Порою казаки, тяготясь начальством и дисциплиной, бежали к вольным «промышленным людям», но дезертиров приказывалось ловить и отправлять под конвоем в Якутск.

Среди повстречавшихся на устье Анадыри «промышленных людей» Иван Рубец и обнаружил такого беглого казака, некоего Прокопия Травина. Беглец был арестован, но явно очень не хотел возвращаться в Якутск, где его ждало суровое наказание. Спасая себя, Травин и поведал Ивану Рубцу, что к югу от Чукотки лежат богатые земли. Сам Травин там не бывал, но слышал о них от другого такого же беглого казака – Ивана Камчатого.

Беглый Иван в шёлковой рубахе

Иван Камчатый к тому времени был хорошо известен среди русских первопроходцев Дальнего Востока. Именно этот казак открыл новый, удобный «волок», то есть сухопутный путь между притоками рек Индигирки и Колымы. В ту эпоху самым эффективным средством передвижения на бескрайних просторах Дальнего Востока были лодки, поэтому знания о самых коротких сухопутных промежутках между речными системами очень ценились.

Если аборигены дальневосточного Севера никогда не называли географические объекты именами реальных людей, то у русских первопроходцев существовал противоположный обычай – новые реки называть по именам тех, кто их обнаружил, впервые жил или погиб на их берегах. Например, один из левых притоков Колымы, река Зырянка, названа так в честь «енисейского казака» Дмитрия Зыряна. Именно Зырян, командуя маленьким отрядом из 15 казаков, в 1642 году между Колымой и Алазеей впервые встретил неизвестный ранее русским народ – воинственных чукчей (о них ещё будет отдельный большой рассказ на пару глав).

Примеров названий рек по именам первопроходцев на севере Дальнего Востока можно найти множество. Поэтому по уже сложившейся традиции одну из малых рек в водной системе Индигирки, от берегов которой и начинался обнаруженный Иваном Камчатым самый короткий путь к притокам Колымы, сразу же назвали в честь первооткрывателя – Камчаткой.

Так впервые на Дальнем Востоке появилось это имя, ещё очень далёкое от полуострова, лежащего между Беринговым и Охотским морями. Это, кстати, далеко не единственная «Камчатка» на территории России – например, в европейской части нашей страны издавна Камчатками называются две небольшие речки в водной системе Камы. Река Кама – приток Волги, так что воды двух Камчаток тоже впадают в Каспийское море…