Нэпман 10. Финал (СИ) - Тыналин Алим - Страница 20

Я спокойно предъявил дипломатический паспорт, подготовленный консульством, и командировочное предписание, объясняющее наше присутствие в Маньчжурии.

— Инженер Краснов, технический специалист КВЖД, — произнес я ровным голосом. — Возвращаюсь после планового обследования железнодорожного полотна.

Офицер внимательно изучил бумаги, задерживаясь на каждой печати и подписи. Его взгляд скользнул на мой саквояж, но кожаный планшет с документами, демонстративно прижатый к груди, отвлек его внимание.

— Багаж? — сухо спросил он, кивнув на чемоданы, которые грузили в вагон Перминов и Архангельский.

— Стандартное инженерное оборудование и личные вещи, — ответил я. — Можете проверить, если желаете.

К моему облегчению, офицер ограничился поверхностным осмотром. Наша техническая легенда и документы консульства сработали безупречно.

Поезд на Харбин подали точно по расписанию. Старый, но добротный состав с паровозом серии «Е», пыхтящим клубами пара в утренней прохладе.

Мы заняли два купе в середине вагона первого класса, обеспечивающего относительный комфорт и, что важнее, некоторую приватность для разговоров.

Едва состав тронулся, я почувствовал, как напряжение последних дней начинает отпускать. Мерный стук колес действовал успокаивающе, а проплывающие за окном равнины Маньчжурии с возделанными полями и редкими деревушками создавали иллюзию умиротворения.

Архангельский, сидевший напротив меня у окна, выглядел осунувшимся после бессонных ночей, но его глаза горели тем особым блеском, который бывает у ученого, совершившего важное открытие.

— Даже если мы больше ничего не сделаем в своей жизни, — негромко произнес он, когда проводник удалился после проверки билетов, — то, что мы обнаружили в Маньчжурии, оправдывает все риски и усилия.

Я кивнул, соглашаясь с его оценкой. Действительно, открытие гигантского нефтяного месторождения на двадцать восемь лет раньше исторического срока могло кардинально изменить стратегическую ситуацию для Советского Союза.

Александров, молча стоявший у двери купе, вдруг напрягся:

— Японский патруль проверяет вагон, — шепнул он, быстро выглянув в коридор. — Ведите себя естественно.

Мы продолжили разговор об обычных инженерных проблемах на КВЖД, когда дверь купе резко отодвинулась. На пороге стоял капитан Танака, тот самый японский офицер, который посещал наш лагерь и проявлял подозрительный интерес к нашим работам. И которого я видел в Харбине.

— Какая неожиданная встреча, товарищ Краснов, — произнес он по-русски с легким акцентом. Его тонкие губы тронула холодная улыбка. — Возвращаетесь в Харбин?

— Как видите, капитан, — я сохранял невозмутимость. — Плановое обследование завершено, составлены акты о состоянии путей. Обычная рутинная работа.

Танака окинул внимательным взглядом купе, задержавшись на наших чемоданах.

— Странное совпадение, — задумчиво произнес он. — Ваш отъезд происходит сразу после неудачной операции на Южно-Маньчжурской железной дороге. Вы слышали? Говорят, китайские диверсанты готовили там взрыв. Вы не находите это любопытным?

Я сделал удивленное лицо:

— Диверсия? Взрыв? Первый раз слышу. Что произошло?

Танака внимательно наблюдал за моей реакцией.

— Вы действительно не знаете? Это странно, учитывая, что весь Цицикар только об этом и говорит. Кто-то сорвал диверсию, организовав утечку информации в прессу и нейтрализовав техническое оборудование. Правда, журналисты почему-то обвиняют нас, японцев, хотя это мы, наоборот, чуть не пострадали.

— Звучит как шпионский роман, — я позволил себе легкую улыбку. — К сожалению, наша работа гораздо более прозаична. Проверка состояния железнодорожного полотна, измерение прогиба рельсов, оценка дренажных систем. Мы этим и занимались. Хорошо, что на вверенном нам участке ничего не произошло. У нас, знаете ли, не было ничего захватывающего. Мы работали и ничего такого не слышали.

Танака неожиданно опустился на сиденье напротив меня.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам на некоторое время? — это было скорее утверждение, чем вопрос. — У нас есть возможность поговорить откровенно, без лишних ушей.

Я кивнул Александрову и Перминову, и они неохотно вышли из купе, оставив меня наедине с японским офицером. Архангельский остался, делая вид, что увлечен пейзажем за окном.

— Итак, капитан, о чем вы хотели поговорить?

Танака некоторое время молча изучал меня, словно пытаясь проникнуть сквозь маску невозмутимости.

— Вы интересный человек, товарищ Краснов, — наконец произнес он. — На первый взгляд, обычный инженер, проверяющий состояние путей. Но что-то в вас не соответствует этому образу.

— Например?

— Ваши глаза. В них читается знание, которого не должно быть у простого путейца. Ваши действия слишком точно рассчитаны. Ваше появление в районе, представляющем стратегический интерес, слишком своевременно.

Я сохранял спокойствие, понимая, что Танака ведет психологическую игру, пытаясь вывести меня на откровенность.

— Вы мне льстите, капитан. Я всего лишь инженер, выполняющий свою работу.

— Инженер, — Танака улыбнулся уголками губ, — который случайно оказывается рядом с местом неудавшейся диверсии. Инженер, чья экспедиция проявляет необычный интерес к геологии района. Инженер, использующий буровое оборудование для проверки железнодорожного полотна.

Я понял, что он знает гораздо больше, чем показывает. Но доказательств у него нет, иначе наша группа уже находилась бы под арестом.

— Чего вы хотите, капитан?

Танака подался вперед:

— Правды, товарищ Краснов. Я хочу знать, что вы действительно искали в Маньчжурии. И что нашли.

— Истина в том, что я действительно инженер-путеец, и моя задача заключалась в проверке состояния железнодорожного полотна, — я говорил спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Все остальное плод вашего воображения.

Танака откинулся на спинку сиденья, не скрывая разочарования.

Наши взгляды скрестились в молчаливом поединке. Я понимал, что Танака опасный противник, но также чувствовал его бессилие. У него четкие подозрения, но не доказательства.

— Возможно, наши пути еще пересекутся, товарищ Краснов, — наконец произнес он, поднимаясь. — И тогда разговор будет иным.

— Возможно, — согласился я. — Но пока что позвольте пожелать вам удачного дня.

Танака коротко кивнул и вышел из купе. Через несколько секунд вернулись Александров и Перминов.

— Что ему было нужно? — напряженно спросил Александров.

— Он пытался выяснить нашу связь с сорванной провокацией, — ответил я. — У него есть подозрения, но нет доказательств.

Через два часа пути проводник принес китайские и английские газеты, изданные в Харбине. Первые полосы всех изданий кричали о предотвращенной японской провокации. Мировая пресса подхватила сенсацию, раздувая скандал до международных масштабов.

«ЯПОНСКАЯ ВОЕНЩИНА ГОТОВИЛА КРОВАВУЮ ПРОВОКАЦИЮ» — гласил заголовок американской газеты, издававшейся в Шанхае.

«МУКДЕНСКИЙ ЗАГОВОР РАСКРЫТ» — вторила ей британская «Норт-Чайна Дейли Ньюс».

Даже китайские газеты, обычно осторожные в отношении японцев, публиковали подробные отчеты о предотвращенном инциденте, ссылаясь на свидетельства международных наблюдателей.

— Международный скандал разгорается, — удовлетворенно заметил Архангельский, просматривая публикации. — Японцам придется объясняться перед Лигой Наций.

— Это только оттягивает неизбежное, — задумчиво произнес я. — Они найдут другой повод для оккупации. Возможно, более тщательно подготовленный.

— Но мы выиграли время, — заметил Александров. — А время сейчас работает на нас.

Поезд неторопливо продвигался по равнинам Маньчжурии, приближаясь к Харбину. В городе нам предстояла пересадка на Транссибирскую магистраль и долгий путь через всю Сибирь до Москвы.

Транссибирский экспресс, отправлявшийся из Харбина в Москву, был заполнен дипломатами и журналистами, спешившими передать последние новости о маньчжурском кризисе своим правительствам и редакциям. В вагоне-ресторане то и дело вспыхивали жаркие дискуссии о японских планах и международной политике.