Нэпман 10. Финал (СИ) - Тыналин Алим - Страница 16

— Квантунская армия планирует провокацию, — продолжил Александров, переходя на шепот. — Не в сентябре, как вы предполагали, а через три дня. Очевидно, наша экспедиция что-то изменила в их планах.

Я склонился над документами, пытаясь разобраться в японских иероглифах и схемах.

— Мне удалось сделать частичный перевод, — Александров положил сверху лист с рукописными заметками. — План следующий. Диверсионная группа подрывает участок Южно-Маньчжурской железной дороги возле станции Лютяохэ, обвиняют китайских партизан, и вводят «миротворческие силы» для защиты стратегических объектов.

— Стандартная схема, — кивнул я, — но почему сейчас, а не в сентябре? Вы точно уверены?

Александров указал на карту, прилагающуюся к документам:

— Обратите внимание на отмеченные цели. Район наших работ включен в список первоочередных объектов захвата. Боюсь, японцы что-то подозревают о нефти. Вернее, не подозревают, а знают.

Мы все склонились над картой. Действительно, наш участок обведен красным карандашом и помечен каким-то кодовым обозначением.

— Господи, — выдохнул Архангельский, — неужели наши предосторожности оказались напрасны?

— Вряд ли они знают наверняка, — заметил Воронцов, рассматривая схему. — Скорее подозревают. Танака не зря интересовался нашими работами. Но подозревают очень сильно. Про Краснова уже знают и слышали не только в Советском Союзе.

Я обвел взглядом соратников. События развивались слишком стремительно, и теперь нам предстояло принять, возможно, самое сложное решение за всю экспедицию.

— Что ж, товарищи, — произнес я, опускаясь на походный стул. — Обсудим наши варианты.

В палатке воцарилась гнетущая тишина. Керосиновая лампа отбрасывала причудливые тени, а на лицах читалась смесь тревоги и решимости.

— Я предлагаю немедленную эвакуацию, — первым нарушил молчание Архангельский. — Основная задача выполнена. У нас достаточно образцов и данных, чтобы доказать наличие месторождения. Нужно срочно доставить материалы в Москву.

— Но мы могли бы получить еще более убедительные доказательства! — возразил Воронцов с жаром. — Эх, жаль, что мы не можем остаться! Еще одна ночь бурения позволила бы нам точнее определить мощность пласта и границы месторождения.

— А я считаю, что мы должны противодействовать японским планам, — вмешался Александров, постукивая пальцами по перехваченным документам. — Если предотвратить провокацию, выиграем время для дополнительных исследований и безопасной эвакуации.

Архангельский посмотрел на него и покачал головой:

— Товарищи, давайте будем реалистами. Наши силы ограничены. Основная задача экспедиции геологическая разведка, а не контрразведывательные операции.

— А что если разделить экспедицию? — предложил Александров. — Одна группа продолжает геологические работы, другая занимается предотвращением провокации.

Пока шло обсуждение, я размышлял, взвешивая все «за» и «против». Передо мной лежала карта Маньчжурии с отмеченными красным карандашом целями японского наступления. Мое знание будущего давало преимущество, но также и колоссальную ответственность.

Если позволить событиям идти своим чередом, Мукденский инцидент произойдет, пусть и раньше исторического срока. Япония оккупирует Маньчжурию, и доступ к нефтяным месторождениям будет потерян на долгие годы.

А ведь эта нефть могла изменить баланс сил перед неминуемой схваткой с фашизмом. Тем более, я почти стопроцентно уверен, что этот сдвиг по времени в этой реальности произошел намного раньше именно из-за моего вмешательства.

Не появись я здесь, все шло бы своим чередом и инцидент произошел бы в сентябре, как и полагается.

Попытка предотвратить инцидент несла огромные риски. Провал мог стоить жизни всем участникам экспедиции, а главное, добытые с таким трудом сведения о нефти никогда не достигли бы Москвы. Может, это и есть попытка здешней реальности восстановить баланс, нарушенный мной?

Я поймал взгляд Александрова. Он словно читал мои мысли и едва заметно кивнул, безмолвно подтверждая, что понимает всю сложность выбора.

— Я принял решение, — наконец произнес я, прерывая затянувшийся спор. — Мы разделим экспедицию на две группы.

Все замолчали, внимательно слушая.

— Первая группа под руководством Архангельского и Воронцова продолжит геологические работы и подготовку к эвакуации. Вторая группа, я, Александров и Перминов, займемся предотвращением инцидента.

Я развернул карту района и указал на ключевые точки:

— У Кравцовой будет задача создать надежный канал связи с Москвой через консульство. Нам нужно срочное одобрение операции и специальные полномочия. Архангельский, вы срочно эвакуируете все материалы по нашему плану. Разделите образцы и документацию на несколько частей для повышения шансов на сохранность.

Геолог кивнул с серьезным видом.

— Воронцов, на вас быстрое завершение маскировки буровой и создание убедительной видимости обычных инженерных работ.

— Будет сделано, — отозвался инженер.

Затем я повернулся к Александрову:

— Мне нужно с вами переговорить наедине о деталях операции.

Когда остальные вышли, мы с Александровым склонились над картой района.

— Наши шансы? — спросил я прямо.

— Пятьдесят на пятьдесят, — честно ответил военный. — Но если привлечь китайские власти и международную прессу, можно повысить вероятность успеха.

— Думаете, китайцы помогут?

— У них нет сил противостоять японцам напрямую, но для прикрытия нашей операции могут быть полезны. Губернатор Цицикара тайно симпатизирует Советскому Союзу и ненавидит японцев.

— Хорошо, включаем в план. А теперь нужно срочно связаться с Москвой.

Консульский телеграф оказался самым надежным средством экстренной связи. Кравцова отправилась в Цицикар под прикрытием технической необходимости и вернулась только к ночи, уставшая, но с важными новостями. Мы продолжали ехать навстречу тайными тропами.

— Телеграмма отправлена с дипломатическим шифром, — доложила она. — Пришлось дважды менять маршрут из-за японских патрулей.

Мы с Александровым переглянулись. Ситуация усложнялась с каждым часом.

— Когда можно ожидать ответа? — спросил я.

— Консул обещал связаться с нами сразу по получении. Ориентировочно к утру.

Я кивнул и отправил Кравцову отдыхать в салон грузовика. Александров остался со мной для детальной разработки плана. Мы сидели в кузове громыхающего грузовика.

— Независимо от полученного ответа, начинаем завтра, — решил я, расстилая на коленях подробную карту района Южно-Маньчжурской железной дороги. — Нам понадобится транспорт, вспомогательный персонал, а главное, доступ к месту предполагаемой диверсии.

Александров погрузился в расчеты и планирование, делая пометки в блокноте неразборчивым почерком профессионального разведчика.

К рассвету мы имели черновой план действий с несколькими запасными вариантами. Усталость давала о себе знать, но отдыхать было некогда. Только приехали в Цицикар, и дальше занялись делами.

Ответ из Москвы пришел неожиданно рано. Дежурный разбудил меня в пять утра, передав запечатанный конверт от нашего связного из консульства.

Я вскрыл пакет, внутри находился сложенный лист с машинописным текстом:

«Операцию одобряю. Действуйте решительно. Привлекайте все необходимые ресурсы. Ваши полномочия расширены. В случае успеха государственная награда всем участникам. В случае провала вся ответственность на вас. Дипломатическое прикрытие через посольство в Токио организовано. Сразу по завершении срочная эвакуация с материалами».

Высшее руководство санкционировало нашу операцию. Это упрощало решение многих вопросов, но и увеличивало ответственность.

Я немедленно разбудил Александрова и показал телеграмму.

— Начинаем немедленно, — сказал он, прочитав текст. — Первым делом нужно попасть в кое-куда здесь, в Цицикаре и встретиться с агентурой.

Через полчаса, после торопливого завтрака, мы уже трряслись на разбитой дороге в кузове грузовика, направляясь в провинциальную столицу. Утренний туман скрывал нас от возможного наблюдения с воздуха, но заставлял водителя-китайца двигаться медленно, беспрерывно протирая запотевающее лобовое стекло.