Маркиза Светлой Пустоши - Соколова Надежда - Страница 1

Надежда Соколова

Маркиза Светлой Пустоши

Глава 1

За окном сыпал снег, первый в этом году – не робкие крупинки, а настоящие лапчатые хлопья, тяжело опускавшиеся на подмерзшую землю. Я сидела, укутавшись в шерстяной плед цвета охры, в глубоком кресле у камина. Его спинка была украшена вышитыми маками – чьи-то заботливые руки, вероятно, крестьянской мастерицы, превратили грубый дубовый каркас в произведение искусства. Пламя лизало поленья с тихим потрескиванием, а в тяжелой фаянсовой чашке дымился чай с корицей – местный сорт, который староста деревни называл «долгозимьем» за способность согревать до самых суставов. Чай был насыщенного янтарного цвета, а его аромат напоминал о тепле и уюте, о домашнем очаге, который так необходим в холодные зимние вечера.

За стеклом, в обрамлении резных деревянных ставень, разворачивалось белое представление. Снежинки прилипали к стеклу, расплываясь мокрыми звездочками, и я не могла не восхищаться их хрупкой красотой. Земля уже носила первый белый покров, скрыв пожухлую осеннюю траву, но я знала – этот снег не продержится. Утреннее солнце растопит его в серую кашу, которая будет хлюпать под сапогами крестьян, оставляя за собой следы, как напоминание о том, что зима не всегда бывает щедрой.

В этом году зима началась строго по календарю, как уверял мой управляющий, высокий крепко сбитый детина по имени Алек. Его широкие плечи и уверенная осанка внушали доверие, но в его голосе иногда звучала нотка безразличия, что настораживало. Мы с ним вчера подбивали итоги года, и он «порадовал» меня новостями. В частности тем, что с ранней весны и почти до лета части моих крестьян придется жить впроголодь – запасов на всех не хватит. И таким тоном это сказал, мол, радуйся, хозяйка, что у тебя те запасы есть. Ну, или мне послышалось. Я с некоторых пор стала излишне впечатлительной, и это меня беспокоило.

"До первых ростков ячменя дотянут две трети, остальным… ну, авось соседи подкинут", – эта фраза Алека все еще крутилась в моей голове. В его голосе не было сочувствия – только расчетливость управителя, пересчитывающего зерно в амбарах. Я вспомнила, как он, сдвинув брови, смотрел на меня, словно я была не хозяйкой, а просто еще одной статьей расходов.

Чай остыл, оставив на языке горьковатое послевкусие. Я допила остатки, ощущая, как холодная жидкость стекает по пищеводу, и резко поставила чашку на поднос, хмыкнула. "Мои крестьяне…" – мысль прозвучала как удар хлыста. Всего три месяца назад я толкалась в автобусах и трамваях, стирая локти о чужие сумки, а теперь размышляла о людях как о стаде овец. Прогресс… Хотя здесь, в этом мире, магическом и насквозь патриархальном, все были или хозяевами, или «имуществом». Я вспомнила, как в детстве мечтала о приключениях, о том, чтобы стать кем-то важным, но не думала, что это будет связано с такими тяжелыми решениями. И мне, наверное, надо было радоваться, что я как раз жила в статусе хозяйки, а не служанки или, что еще хуже, забитой крестьянки. Вот только радоваться-то как раз и не получалось. Слишком много проблем на меня навалилось последние недели. Только успевай разгребать.

Я, Анастасия Ивановна Малтова, мелкий клерк на Земле, без своей на то воли внезапно оказалась в другом мире. В своем теле попала. Высокая, стройная, тридцатишестилетняя брюнетка с синими глазами, я оказалась хозяйкой поместья под названием «Светлая Пустошь». Это название звучало как-то поэтично, но на деле я понимала, что за ним скрывались не только красивые пейзажи, но и множество забот. Ну и заодно заполучила титул «маркиза». В документах в кабинете, в усадьбе, нашла и дарственную на свое имя, и подробный перечень теперь уже своего имущества. Вот только щедрый даритель почему-то не подписался. И не оставил инструкции, как всем этим управлять.

А дома, на Земле, я ничем не владела. Вообще ничем. Жила с родителями, ездила на общественном транспорте. Домашних животных, и тех не имела.

Так что сюрприз вышел знатный, и для ошарашенной меня, и для слуг из усадьбы, в которую меня перенесли.

– Чтоб вас всех, – устало проворчала я, откидываясь на спинку кресла, чувствуя, как усталость накрывает меня волной.

Я слабо представляла себе, как переживу зиму и чем буду заниматься холодными зимними днями. Алек уже успел напугать меня, что в этой провинции температура может опуститься и до минус тридцати. Не каждый день, конечно, будет такое «счастье». Но мне, прожившей всею свою жизнь и теплых регионах, и при маленьком минусе было очень, очень холодно.

На Земле при минус пяти я надевала два свитера, обматывала шею шарфом до глаз и все равно кляла вселенную в автобусной остановке, притопывая кроссовками в снежной каше. Здесь же холод был иным – проникающим в костный мозг, въедливым, как ржавчина.

Так что прогулки по снегу можно смело откладывать. Я задубею раньше, чем спущусь с крыльца. Оставалось сидение дома. С чашкой чая или какао (порошка было у нас не так и много, его приходилось экономить, все же экзотика для этих мест) и книгой в руках. Ну или можно порисовать, подумать, повязать. Все. Никаких других развлечений. Да я, собственно, и не умела ничего из того, чем развлекались местные барышни. Ни танцевала, ни пела, ни играла на инструментах. Совершенно неприспособленная землянка оказалась, как я частенько подшучивала над самой собой.

Даже теперь, в те дни, когда погода портилась окончательно, я не могла найти себе разнообразные занятия. Все было чрезвычайно однотипно. Мой распорядок дня практически не менялся. Я просыпалась утром, с помощью прислуги мылась и приводила себя в порядок, переодевалась в скромное домашнее платье из мягкой ткани, завязывала волосы в аккуратный пучок, завтракала. Затем шла читать в местное книгохранилище, где пыльные полки были заполнены томами, которые, казалось, хранили в себе целые миры.

Потом, в зависимости от погоды, я выходила гулять, прохаживаясь перед домом и вдоль высаженной неподалеку аллеи, где деревья, обнаженные от листвы, стояли, как стражи, охраняющие покой усадьбы. Их голые ветви, скрипящие на ветру, напоминали мне о том, как быстро проходит время, и как природа готовится к зимнему сну. Иногда я останавливалась, прислоняясь к одному из стволов, и закрывала глаза, позволяя себе на мгновение забыть о своих заботах. Холодный воздух наполнял легкие, и я чувствовала, как он проникает в самую душу, очищая от тревог.

Если погода не располагала к прогулкам, я оставалась в своей комнате и вязала. Вязание я обнаружила в одной из гостиных. Это было что-то вроде шарфа, только вывязанное в неизвестной мне манере, с узорами, которые казались мне загадочными. Я пыталась повторить эти узоры, продолжая вещь уже так, как умела, стараясь не думать о том, что это может быть неуместно. Каждый стежок приносил мне успокоение, и я чувствовала, как напряжение уходит, оставляя только тепло и уют.

В одном из ящиков старого секретера я обнаружила незаконченную вышивку. Пяльцы, обтянутые желтоватым льном, хранили фрагмент узора – переплетение виноградных лоз с ягодами из бордового шелка. Нитки, спрятанные в жестяной шкатулке, переливались десятком оттенков: от серебра до глубокого индиго. Я с удовольствием взялась за вышивку по вечерам, когда камин уже разгорелся, и мягкий свет лампы создавал уютную атмосферу. Я закончила вышивку довольно быстро, и, когда последний стежок был сделан, гордость наполнила меня.

Потом – обед. После – снова книги. Ужин. И спать.

Дважды за те недели, что я провела здесь, у меня побывали гости – соседи-аристократы. Они приезжали полюбоваться на новую соседку, как будто я была не просто хозяйкой, а живой диковинкой, выставленной на показ. Их наряды, изысканные и дорогие, сверкали на свету, а манеры были безупречны. Как сказал глава одной из семей, эта усадьба считалась давно заброшенной, и никто не ожидал, что здесь вдруг появится новая хозяйка. Я чувствовала себя как в аквариуме, когда их любопытные взгляды скользили по мне, оценивая, как я справляюсь с этой ролью. Я старалась держаться уверенно, но внутри меня росло смятение.