Аннелиз - Гиллхэм Дэвид - Страница 77

Она сходит на станции «Восточная Четырнадцатая улица». Толчея. Анна бежит, насколько ей позволяют каблуки. На тротуарах скопилось чуть ли не все население города словно для того, чтобы ей помешать, и до синагоги она добегает вся в липком поту. Здание синагоги располагается напротив Атлетической лиги при полицейском управлении. На фасаде — строчка на иврите над входом. Это синагога нового типа. Послевоенная. Послеаушвицкая. Ничего специфически еврейского. Внизу здание напоминает не храм, а бункер.

Она входит, и ее тут же окликает Рут, ее агент:

— Энн!

Здесь все зовут ее Энн. На другой стороне Атлантики «а» в конце ее имени звучит как намек на гласный звук, как эхо библейского имени Ханна. Здесь уже давним-давно произношение сократилось до одного слога «Энн».

— Извини за опоздание, — выдыхает она.

— Все в порядке, — успокаивает ее Рут. — Все хорошо. Расслабься. Садись! Выпей водички!

Как всегда безупречно одетая, в белых перчатках, розовато-лиловой блузке и стильной шляпке, Рут покровительственно улыбается матерям с дочками, заполняющим полуподвальный зал синагоги. Она относится к тем натурам, которым нравится брать все в свои руки, и Анна с удовольствием ей доверяется. Ее отцом был Залман Шварц, впервые напечатавший произведения Анзи Езерски на идише, а ее дядья, тетки и множество двоюродных братьев и сестер бесследно исчезли в газовых камерах Треблинки и Хелмно. Вот как Рут объясняет, почему занимается еврейскими беженцами и с таким энтузиазмом работает с многочисленными еврейскими благотворительными организациями.

— Это чувство вины, что ж еще? — признается Рут. — После всего, что произошло в Европе. Это же миллионы. Разве может быть другая причина? — спрашивает она Анну. Но у Анны нет на это ответа. Ни для Рут. Ни для миллионов.

Осушив стакан, Анна наполняет его снова, прислушиваясь к бульканью воды, текущей из графина. «Ищите в жизни прекрасное!» — говорила им мама. Вся стена увешана досками с объявлениями и самодельными украшениями детей из еврейской школы.

— Вставайте в очередь, пожалуйста! — командует Рут.

Анна садится за столик, накрытый чистой льняной скатертью. Она переводит дух, пьет воду, оставляя следы помады на кромке стакана. Тем временем Рут продолжает отдавать распоряжения в своей обычной властной манере.

— Для всех только что прибывших! — объявляет она. — Пожалуйста, обращайтесь к миссис Голдблат из кассы за вашими экземплярами, после чего вы сможете получить автограф. И помните, что один доллар из стоимости каждой книги поступит в Международный фонда помощи еврейским сиротам.

Начинается продажа книг. Миссис Голдблат раздает сдачу, разглядывая монеты через толстые стекла очков, и часто ошибается, принимая четвертаки за пятицентовики. Но очередь движется, и еврейские сироты получают должную помощь. Здесь члены общины Рут. Ее муж Гас — председатель Фонда. Она гордится своим вкладом в успехи общины.

На маленьком деревянном пюпитре — книга в твердом переплете. Аккуратные стопки лежат рядом с миссис Голдблат. Дневник Анны издается в мягкой обложке уже больше десяти лет, и от его продажи Анна получает отчисления, но эти книжки в твердом переплете печатаются для специальных целей — к Хануке и для бат-мицвы, которая стала повальным увлечением в еврейских районах на Морнингсайд-Хайтс и в Верхнем Ист-Сайде. За десять лет Анна написала четыре книги. «Ответ ночи» был даже номинирован на премию «Национальная книга». Но что бы она еще ни написала, помнить ее будут именно за этот дневник. В нем она запечатлена навсегда.

Издатель засомневался в названии «Задний Дом». В конце концов пришли к соглашению, что оно непонятно для обычной американской девушки, которая несомненно станет главной читательницей книги. Поэтому придумали самое простое название, которое подойдет любой двенадцатилетней или тринадцатилетней девушке.

«Дневник юной девушки».

Кто бы мог с этим поспорить?

На снимке, который она когда-то вложила в дневник, запечатлена школьница Анна. Эту фотографию поместили на суперобложку. На читательницу смотрят детские глаза. Густая волна волос. Полные девчоночьи губы. Взгляд из тени. За четырнадцать лет после первой публикации Анна могла бы привыкнуть к ней, но вид себя самой в чистом юном возрасте до сих пор трогает ее сердце. Эта девочка глядит на нее из прошлого.

Иногда Анна ищет ее в зеркале, но находит ее только в книжке.

Рут кладет несколько экземпляров на стол, один для Элизабет, дочери миссис Фишкин, которая живет в Калифорнии, но является большой, большой поклонницей книги, другой для дочери раввина Сары, третий для племянницы раввина Зои, живущей в кибуце на западе Израиля. Анна снимает колпачок с авторучки и запускает ее в работу. Ручка марки Конвей Стюарт Блю Херрингбоун с четырнадцатикаратным золотым пером. Перо толстое. Ей нравятся толстые перья. Они помогают сосредоточиться.

Первой в очереди оказалась девочка-подросток с двумя экземплярами, которые Анне следует надписать. Ее зовут Сьюзен Мириш, и она страстная поклонница Анны. Сьюзен хочет, чтобы Анна надписала один экземпляр для нее, а второй — для ее кузины, милой, милой Изабель, которая, как оказывается, тоже ее страстная поклонница. Анна делает две размашистые надписи поперек фронтисписа. Следующая в очереди, Адель Спунер, более обстоятельна, она прочитала дневник Анны еще в седьмом классе и хочет знать, что она имеет в виду, когда пишет, что верит в доброту человеческой души? Мама Адель нетерпелива:

— Адель, довольно! Ты не одна в очереди. Тебе подписали книгу — пошли!

— Напишите: «Деборе!» — говорит высокая худосочная женщина в цветастой шляпке. — Понимаете, моя дочка, она… очень расстроена, что не смогла прийти. Как назло, она сломала ногу. Чего только девочки в наши дни не делают! Я за всю жизнь ни разу не залезала на дерево.

Анна улыбается. В посвящении Деборе она пишет: «Поправляйся! Тебя ждут и другие деревья». Она передает книгу женщине, не забыв ее закрыть. Девочки воодушевляют ее. Их свежесть ее радует. А их чистое и искреннее восхищение придает ей силы. Анна поражена тем, как восторгаются они ее дневником. Может быть, не зря она верила в доброту человеческой души? Она может быть доброй, душа. Или еще будет.

Анна подписывает книгу Саманте, назвавшейся детским именем Самми. Подняв глаза, она видит Рут, беседующую с женой главы общины, и еще одну женщину лет сорока пяти без ребенка. На ней дешевый жакет, голова повязана цветастым платком. Анна переводит взгляд на стоящую перед ее столом девочку.

— Повтори, пожалуйста, как тебя зовут?

— Натали, — отвечает девочка.

— Натали, — повторяет Анна и сосредоточивается на ручке, которой расписывается на книге. Следующая в очереди Ребекка, которую отругала мама за чтение ночью под одеялом. Анна улыбается и тут же чувствует, как затрепетало ее сердце. Она вскакивает с места.

— Привет, Анна! — говорит ей женщина в жакете. В ее голосе слышен голландский акцент.

Анна не знает, верить ей своим глазам или нет. Неужели это правда?

— Беп, — шепчет она. — Беп, неужели это ты?

Путеводитель называет его Восьмым чудом света, и действительно это сооружение как никакое другое символизирует мощь и власть. Вы скажете, а как же египетские пирамиды, колосс Родосский, висячие сады Вавилона? Увы, от всех них, былых достижений цивилизации, остались лишь обломки и пыль. Только самый современный из городов может похвастать первостатейной туристической привлекательностью. Его сто два этажа вздымаются в небо на высоту 1454 фута. Так что Эмпайр-стейт-билдинг, расположенный на пересечении Тридцать четвертой улицы и Пятой авеню, возможно, и есть величайшее из чудес света!