Аннелиз - Гиллхэм Дэвид - Страница 44

— Как продвигаются дела с бюро? — интересуется госпожа Цукерт.

Пим тяжело дышит. В ответ на ее вопрос качает головой.

— Все по-прежнему сложно. Остается слишком много препятствий, и вопросы не кончаются. Я-то убежден, что дело закончится благополучно, но его рассмотрение займет больше времени, чем предполагали. Извините, — быстро говорит он, — я забежал, только чтобы забрать очки.

— Очки, Пим? — спрашивает Анна. — С каких пор ты их носишь?

— Анна, — говорит невеста ее родителя, — ну стоит ли допрашивать отца? Наверное, ему нужно что-то рассмотреть повнимательнее.

Пим, часто мигая, смотрит на обеих.

— Извините, — говорит он и исчезает в глубине коридора, направляясь к своему кабинету. Через миг он выходит из него и спешит, минуя их дверь, вниз по лестнице. Для человека пятидесяти с лишним лет, который к тому же провел десять месяцев в Аушвице, он двигается довольно быстро — когда считает это оправданным.

Госпожа Цукерт давит свою сигарету в красной пепельнице.

— Анна, пришли заказы от нескольких клиентов, — говорит она. — С ними нужно связаться по поводу возможных задержек из-за этого дела. Вы поможете мне их обзвонить? Скажем, что возникли временные трудности с поступлениями от оптовиков. Они, скорее всего, не поверят — новости сейчас разлетаются быстро, особенно когда они касаются деятельности бюро. В крайнем случае они посчитают, что мы приостановили выплаты по счетам, но в конце-то концов кто сейчас платит вовремя? Так или иначе, я теперь знаю, что голландцы слишком вежливы, чтобы задавать неуместные вопросы. Так что оставьте отца в покое и сосредоточьтесь на работе. В конечном счете так будет лучше для вас. И кроме того, вы всегда сможете выместить на нем свою злость позже.

— Вы-то не ощущаете вины? — требовательно спрашивает Анна.

— Вины? — госпожа Цукерт снова кривит брови.

— Вины в том, что толкаете моего отца на измену памяти о его жене?

— Ах, вы об этом? Значит, это я понуждаю его к измене? Отлично! Ответ, уверяю вас, отрицательный. Я не ощущаю вины за чувство, которое испытываю к вашему отцу. Никакой вины, точка. Мертвые ушли, они потеряны навсегда. Нет страшнее яда, чем чувство вины. Уж это, Анна, вам бы следовало знать.

Неожиданно Анна вскакивает с кресла и бросается прочь от стола. Прочь от госпожи Цукерт, прочь из конторы, вниз по лестнице, поскорее на склад, где она садится на велосипед и оказывается на улице. Приземистый автомобильчик клянет ее своим сигналом, но она не обращает на него внимания и жмет на педали, устремляясь все дальше по улице, по тенистому Лейдсеграхту. Сердце колотится. Мышцы сводит. Она подчиняется самому мощному из инстинктов — стремлению бежать, спасаться. Отчего она теряет равновесие, сказать трудно. Возможно, из-за выбоины на дороге, или из-за стершегося протектора на шинах, или от удара о бордюр? Или это просто приступ паники? Визг шин скользящего юзом грузовика бьет в уши — и уже ничто не может воспрепятствовать падению. Удар о мостовую, воздух покидает легкие. Она видит над собой вихляющее колесо, в голове звучит вялый голос. За колесом Анна различает водителя грузовика — он спрашивает, не поранилась ли она, поднимает ее велосипед. Ногу пронзает боль, и тут появляется Марго в школьной форме. Она пытается помочь ей встать на ноги и сообщает:

Колено. У тебя колено расцарапано.

— Я вижу, — говорит Анна. Но тут вдруг что-то меняется. Голова у нее кружится, но она видит, что встать ей помогает не Марго, а тот мальчик с соломенными волосами.

— Ты можешь идти? — спрашивает он.

— Не знаю. Кажется, да. А велосипед поломан?

Водитель грузовика, толстощекий голландец средних лет в поношенной кепке, держит велосипед мозолистыми руками.

— Похоже, лопнула шина. И вроде бы крыло немного погнулось. Но это легко починить. Если вы немного отошли, я положу велосипед в кузов и отвезу вас домой, — вызвался помочь водитель. — Где вы живете?

— На Йекерстраат, — отвечает Анна. — Но рядом сразу за углом на Принсенграхт контора отца.

— Отлично. Держитесь! — Водитель освобождает место в кузове для велосипеда, а Анна невольно отмечает силу рук белокурого юноши и запах его солоноватого пота.

— Я видела тебя у канала, — говорит Анна.

— Да ну? А я увидел, как ты упала с велика.

— Я могу идти, — объявляет Анна, хотя она не уверена, что ей этого так уж хочется. Пока еще нет. Нога все же болит, она это знает точно. И она, пожалуй, не готова отказаться от ощущения невесомости тела, находящегося в объятиях у паренька.

— А от тебя хорошо пахнет, — говорит юноша, и Анна бросает на него удивленный взгляд. И читает в его глазах честную констатацию факта.

Вернувшийся водитель распахивает скрипящую дверцу кабины, а потом вместе с юношей усаживает Анну на пассажирское сиденье. Юноша захлопывает за ней дверцу и отступает на тротуар, по-прежнему держа руки в карманах.

Окно съезжает вниз. Анна устраивает на него согнутую в локте руку и высовывается из окна.

— А я знаю, как тебя зовут: Рааф!

— А тебя Анна! — отвечает юноша.

— Почему ты исчез?

— Я не исчез. Вот он я. Стою.

— Нет, тогда возле склада. Ты перестал выпендриваться. Это из-за меня?

Мальчишка чуть ли не скалится.

— Вот как? Когда я хочу, чтоб меня укусили, я обычно отнимаю кость у собаки.

— Тогда извини!

Водитель плюхается на сиденье рядом, захлопывает дверцу и заводит мотор.

— Ты вернешься на работу? — спрашивает она мальчишку.

Он отрицательно кивает головой.

— Не, я нашел другую в пивоварне на Линденграхт.

— Неужели не скучаешь по запаху специй?

— Я как-то о них не думаю.

— А все равно там слоняешься, — говорит она, сама удивляясь своей тяге к подначке. — Похоже, ты там что-то потерял! — В это время водитель включает передачу и трогается с места. — Интересно, что же ты там искал? — кричит она, перекрывая шум мотора.

Справиться с костоломными ступеньками лестницы ей помогает Деккер, один из грузчиков склада, невысокий коренастый мужчина, которого наградили кличкой Ронялка за удивительный талант ронять все, что бы он ни нес.

— Не беспокойся, малышка, тебя-то я не уроню, — обещает он Анне. Еще его зовут Бараньей Башкой, Печальной Тетерей и Простаком Симоном, в котелке у которого помещается только одна мысль. Улыбаясь, Деккер демонстрирует множество прогалов между зубов, изо рта у него несет дешевым табаком, но Анна знает, что он старается ей угодить, и поэтому пытается изобразить на лице ответную доброжелательность. На лестничной площадке он предупредительно стучится в дверь конторы, после чего распахивает ее с криком:

— Эй!

Мип уже вернулась и резко вскакивает из-за стола:

— О Господи, что с тобой стряслось?

— Ровным счетом ничего. Пустяки. Со мной все в порядке, — Анна пытается погасить ее испуг.

— Малышка грохнулась с велосипеда, вот и всё, — прилежно докладывает Деккер.

В мгновение ока Мип оказывается возле них и пытается помочь Деккеру.

— Сюда, пожалуйста, господин Деккер, давайте устроим ее в кресле.

— Да что ты, это только царапина! Ой! — кричит Анна, когда, усаживаясь, сгибает колено. Как раз в это время в контору возвращается госпожа Цукерт.

— Что происходит? — ровным голосом спрашивает она, держа в руках массивный скоросшиватель.

Мип притворяется, что поглощена осмотром травмы и ничего не слышит. Отдувается за всех бедняга Деккер, держащий обеими руками кепку.

— Малышка грохнулась, — говорит он на этот раз с ноткой тревоги, — с велосипеда, — добавляет он, чтобы не упустить ни одной важной детали.

Только теперь Мип поднимает голову.

— Госпожа Цукерт, у нас на кухне есть аптечка. В самом верхнем ящичке под раковиной. Вы не поможете? Нам понадобится бинт и йод.

Госпожа Цукерт слышит ее, но не двигается с места.

— А что с велосипедом? — спрашивает она Деккера.

— Что, госпожа Цукерт?..

— Он сильно поломан?