Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 72

— Знаешь, Элси, а ты ведь можешь остаться здесь.

Она удивленно посмотрела на него, а затем ответила, покачав головой:

— Остаться здесь? О нет, сэр. Они ясно дали понять, что будут нанимать для школы своих сотрудников.

— Я имел в виду со мной, — смущенно проговорил он.

— С вами? В сторожке? — Она нервно рассмеялась. — Я думаю, что места там не хватит, да и служанка вам не нужна.

Он почувствовал, что краснеет.

— Я не так выразился. Я хотел сказать, что мы с тобой всегда хорошо ладили. Ты добрый и порядочный человек. И с недавних пор я стал ценить твое общество. Ты стала большим утешением для меня. И тебе некуда идти, а у меня никого больше не осталось. Если мы поженимся, все наши проблемы решатся.

— Поженимся, сэр? — Ее глаза стали огромными, а затем она недоверчиво покачала головой. — Но это же невозможно! Я намного старше вас. Вам же не может быть больше чем… чем тридцать четыре?

— Тридцать пять, — поправил он.

— А мне уже сорок два, сэр.

— Не такая уж непреодолимая пропасть.

— Я думаю, что вам не следует принимать поспешных решений по такому важному вопросу, особенно сейчас, когда вы остались в одиночестве. Вам нужно время, чтобы прийти в себя после того, как миссис Лэнгли покинула вас. И я не хотела бы, чтобы вы делали мне предложение из жалости.

— Мне не жаль тебя, Элси, — сказал он. — На самом деле я тебе завидую. Ты способна увидеть что-то хорошее в самой мрачной ситуации. Ты именно тот человек, в котором я сейчас нуждаюсь. Конечно, ты можешь счесть меня невыгодной партией…

Она вспыхнула.

— Я всегда думала, что вы очень красивый, мистер Хьюго. Признаться, когда я была помоложе, я даже прятала вашу фотографию в своей комнате. — Она помолчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Но мы принадлежим к разным сословиям. Вы — баронет, аристократ. Я — простая служанка. Представьте себе, какие пойдут толки.

Хьюго положил руку ей на плечо.

— Я чувствую, что война изменила положение вещей. Все эти различия больше не имеют значения. И вообще, кого это волнует, даже если люди и начнут болтать? Пусть болтают. Мы еще можем обрести свое тихое счастье, не правда ли?

— Я всегда очень любила вас, мистер Хьюго, — сказала она. — И возможность обрести свой собственный дом, не жить под чужой крышей очень привлекательна, надо сказать. Но я не хочу, чтобы вы делали то, о чем позже пожалеете.

Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся ее подбородка.

— Никаких сожалений не будет, Элси, я обещаю тебе. И ради бога, поставь этот проклятый чемодан, чтобы я мог тебя поцеловать.

Глава 42

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Неделю спустя, когда я неохотно собиралась ехать домой, чтобы присутствовать на аукционе, где должны были продать мою картину, к нам с Ренцо пришел служащий из почтового отделения.

— Мне позвонили из дома, где живет отец Филиппо, — сказал он. — Старик с каждой минутой угасает, но почему-то напоследок изъявил желание поговорить с синьором Бартоли и молодой леди из Англии.

Озадаченные, мы поехали на принадлежащем Ренцо «альфа ромео» в соседний городок. Дом призрения оказался симпатичным зданием современной постройки, стоящим чуть поодаль от центра города. Молодая монахиня с цветущим лицом провела нас в комнату отца Филиппо.

— Он очень слаб, — сказала она, — и болен. Его мысли могут быть путаными, но я надеюсь, что вы поможете ему обрести покой перед тем, как он покинет нас навсегда.

Действительно, старик, лежащий под белыми простынями, выглядел почти истаявшим. Его глаза были закрыты. Ренцо тихо позвал:

— Отец, это я, Ренцо Бартоли. Я пришел, как вы пожелали, и взял с собой юную леди из Англии.

Глаза старого священника открылись.

— Это хорошо, — тихо проговорил он. — Я хочу, чтобы вы услышали мое признание перед смертью — вы и юная леди, поскольку это касается и ее. Я несу ответственность за смерть вашей матери и англичанина. Я их предал, и все эти годы это было на моей совести.

— Как вы могли это сделать, отец? — мягко и недоверчиво спросил Ренцо.

— Я должен был выбрать меньшее из двух зол, — сказал тот, и его дыхание стало прерывистым. — Однажды ко мне пришел немецкий комендант. Он сказал, что, по имеющимся у него сведениям, кто-то из местных скрывает английского летчика. Если никто не признается, казнят нас всех — мужчин, женщин и детей. София рассказала мне на исповеди об англичанине. Я знаю, что тайна исповеди священна, но на весах… на весах было множество жизней против одной. Я рассказал коменданту все, что знал, но умолял пощадить Софию и забрать вместо нее меня. Он не согласился. Поэтому с самым тяжелым сердцем я отдал ему твою мать, Ренцо, чтобы другие могли выжить. С тех пор я так и не уверен, правильно ли поступил.

— Вы сделали то, что считали лучшим, отец, — сказал Ренцо. — Правильного ответа не существует.

— Это правда. Но все равно… Эта милая молодая женщина… Как я плакал о ней все эти годы и молился, чтобы она стала ангелом на небесах.

— Я уверен, что она им стала. — Голос Ренцо дрогнул.

— И молодая английская леди… Немцы забрали ее отца тоже. Простите меня.

— Но он сбежал, отец, — сказала я, — вернулся домой и снова женился, а я его дочь.

— Хотя бы ему это удалось. — Священник слабо улыбнулся. — Значит, что-то хорошее все-таки получилось. — Его глаза закрылись.

Ренцо наклонился и поцеловал священника в лоб.

— Идите с миром, отец. Вам больше не за что просить прощения.

Светлая улыбка появилась на лице отца Филиппо, а через несколько минут мы поняли, что он больше не дышит.

В тот вечер мы с Ренцо сидели на террасе. На этот раз мы выпили по стаканчику лимончелло после ужина, который он приготовил для меня, — мидии и моллюски в сливочном соусе, флорентийский бифштекс, а на десерт — пышный миндальный торт с мороженым. Я чувствовала себя довольной, причем больше, чем когда-либо за все последние годы.

Далекие холмы были окутаны розовыми сумерками. Иногда где-то звонил колокол, а затем снова наступала тишина.

— Теперь это все твое, — сказала я, кивая на виноградники и оливковые рощи. — Ты — богатый человек.

Он огляделся вокруг.

— Да, это верно. Но, поскольку сейчас мне известна правда, я думаю, что должен вернуть земли, которые мой отец захватил после войны, — земли тех храбрых людей, которые погибли. Мне кажется, это будет самым правильным решением.

— Да, — согласилась я. — Это будет справедливо.

— У меня останутся виноградники и оливковый пресс, — улыбнулся Ренцо. — Так что бедняком мне не быть. — Он хитро посмотрел на меня. — Кажется, и тебе тоже.

— Ты прав. Я до сих пор не могу в это поверить.

— Ты сможешь выкупить свое родовое поместье и стать хозяйкой Лэнгли-Холла.

На мгновение в моей голове вспыхнула отчетливая картинка, которая меня развеселила: я говорю мисс Ханивелл: «Извините, но после окончания семестра я вернусь, чтобы поселиться здесь. А вам придется уехать».

— Это смешно, но всю свою жизнь я мечтала именно об этом. Я заставила себя добиваться успеха, чтобы выкупить для отца его дом. А теперь отца нет, и я совершенно не вижу себя в роли хозяйки поместья и пока не знаю, как лучше поступить.

— Джоанна, — помедлив, произнес Ренцо, — тебе незачем было оставаться здесь. Ты могла бы уехать домой вместе с английским адвокатом. Но ты отослала его, сказав, что полиции понадобятся твои показания. А может быть, это означало, что ты не захотела уезжать?

— Ты прав, — улыбнулась я. — Я не хотела уезжать. Мне здесь нравится. Нравится жить с Паолой, учиться готовить и чувствовать на себе ее заботу.

— А я? — спросил он. — Могу ли я надеяться, что ты осталась здесь еще и потому, что не хочешь расставаться со мной?

— Да, — ответила я тихо, — и это тоже правда.