Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 42

Остаток дня я провела с Паолой за прилавком, потом помогла ей собрать в ящики то немногое, что мы не успели продать. Вид у нее был довольный.

— Почти все продано благодаря Козимо и Ренцо. Теперь нам не придется целую неделю есть один овощной суп.

Мы вместе пошли домой. Домой. Это было странно, но я и впрямь чувствовала себя как дома.

— Что за глупец этот инспектор! — ворчала Паола. — Надо же, какие полицейские попадаются в наших местах! Если им кажется, что дело слишком уж сложное или темное, то они не хотят впутываться, поэтому пытаются повесить преступление на невинных людей. Уверена, он давно понял, что Джанни был замешан в каких-нибудь незаконных гадостях, просто хочет держаться подальше от настоящих бандитов. Но не переживай, ничего у него не получится. Тебе скоро разрешат уехать, я обещаю. А пока я научу тебя готовить хорошую итальянскую пишу, чтобы твой муж, когда он у тебя появится, остался очень доволен.

Несмотря ни на что, эта идея заставила меня рассмеяться.

— Расскажите мне о войне, — попросила я с напускным равнодушием. — Здесь случались скандалы? Может, кто-то даже сотрудничал с немцами?

— Я же говорила, что меня здесь не было, — откликнулась она. — Я вернулась только после того, как немцы ушли. Но каких только ужасов не наслушалась! Об изнасилованных девочках, опустевших деревнях, где все до единого были убиты по подозрению за помощь партизанам.

— А что представляли собой эти партизаны? — спросила я.

— Отряды храбрых парней, которые, как могли, вредили захватчикам. Не какая-то организация, просто небольшие отряды, каждый сам по себе, и действовали там же, где и жили. Кто-то из них был фашистом, кто-то — коммунистом. Среди них были бывшие солдаты и просто хорошие люди, которые хотели помочь выиграть войну. Партизаны уничтожали грузовики и взрывали железнодорожные линии. Они совершили много смелых поступков, и многие поплатились за это своей жизнью.

— Значит, в этих местах тоже был отряд?

— Был. Пока кто-то не выдал их. Немцы всех накрыли. Козимо тогда был совсем молодым парнем и тоже состоял в отряде. Чудом уцелел. Немецкая пуля только зацепила его. И ему пришлось лежать среди тел, притворяясь мертвым, пока немцы ходили вокруг со штыками, добивая раненых. Он явился домой на следующий день, ополоумевший от горя и весь в крови. Жителям Сан-Сальваторе повезло, что их всех не казнили за пособничество, как это случалось в других городках.

— Знали ли жители Сан-Сальваторе, кто из них был партизаном? — спросила я. — Разве они не хранили это в тайне?

— Хранили. Но люди все равно знали. Партизаны же полагались на то, что фермеры спрячут их в случае, если за ними погонятся. И на то, что люди покормят их, если им доведется оказаться вдали от дома. А иногда они носили маленькую звездочку, чтобы люди сразу понимали, с кем имеют дело. Так что да, народ знал.

«Народ знал», — повторила я про себя. И один из тех, кто знал, выдал местных парней немцам. Зачем? Кто выиграл от этого? А может быть, немцы схватили кого-то и посулили свободу в обмен на эту информацию? Я подумала о компании мужчин, собирающихся за столом на площади, и ломала голову, как бы мне у них что-нибудь выведать.

Мы добрались до дома, сняли с тележки ящики, и Паола отправилась спать. Мне тоже хотелось спать, но напряжение не отпускало меня. Поэтому я осталась сидеть с Анджелиной, пока та нянчилась с дочкой.

— Хочешь обнять ее? — внезапно спросила она. — Держи! — И ребеночек очутился у меня на руках.

Крошечное теплое тельце было на удивление весьма увесистым. «Как она прекрасна!» — подумала я. Идеальный маленький человечек. Темные глазки смотрели на меня с интересом.

— Привет, — проворковала я. — Ты меня не узнаешь? — И мне показалось, что я заметила проблеск улыбки. — Она чудесная, — умилилась я.

— Прелесть, правда? Самая идеальная малышка на свете! — воскликнула Анджелина. — Она родилась недоношенной, мне сказали, что она может не выжить. Но я молилась. Святой Анне и Пресвятой Богородице, и они услышали меня. А теперь посмотри на нее! С каждым днем прибавляет в весе на моем хорошем молоке. Марио будет счастлив увидеть ее, когда вернется домой.

Я посмотрела на крошечную принцессу на своих руках, веки ее смыкались, она понемногу засыпала. «Я не смогла бы справиться одна», — подумалось мне. Чтобы вырастить ребенка, нужен Марио, который вернется домой и будет в восторге. И бабушка, которая позаботится и о матери, и о ребенке.

В тот вечер Паола заявила, что устала и ужин будет простым. Она взбила яйца и сделала фриттату[43] из тех овощей, которые мы принесли домой: лука, цукини и бобов. Это было удивительно вкусно.

— Уже поздно, — сказала она после того, как мы закусили сыром и фруктами. — Завтра нас ждет долгий день. Сначала месса в восемь часов, после нее процессия, а там и праздник. Ты придешь?

— Конечно. Мне очень интересно посмотреть.

— Ты, наверное, не нашей веры, — заметила она.

— Я выросла в лоне англиканской церкви. Она похожа на вашу. — Я не хотела признаваться, что на самом деле веры у меня не было никакой.

— Я слышала, что люди в Англии не особо религиозны. Ты же не чтишь святых, верно? У вас им не молятся?

— Это правда.

Она пренебрежительно хмыкнула:

— Как можно получить ответ на молитвы, если ты не призываешь святых помочь? Бог, понятное дело, слишком занят, чтобы делать все в одиночку.

Я подумала о том, как это просто и наивно. Но потом вспомнила медальон на веревочке, который лежал в шкатулке моего отца. Кто-то дал ему этот образок, скорее всего, София. Мне стало интересно, что за святая была изображена на нем.

Казалось невероятным, что мой холодный отец, типичный англичанин, носил образок на веревочке. «Должно быть, он очень любил ту женщину», — подумала я. Я вспомнила картины, написанные им до войны, такие яркие и полные жизни. И меня поразило внезапное открытие, что его жизнь, по сути, закончилась, когда то письмо вернулось нераспечатанным. Интересно, сколько еще раз он пытался отыскать ее, пока не сдался и не женился на моей спокойной и надежной матери?

Глава 25

ХЬЮГО

Декабрь 1944 года

Похолодало, погода стала сырой и мрачной. Хьюго несколько дней просидел в своем убежище, пока вокруг неистовствовал дождь с мокрым снегом. Когда София пришла ночью, ее волосы прилипли ко лбу, а одежда была грязной.

— Не приходи, когда идет такой дождь. Я обойдусь, уверяю тебя, а то заработаешь воспаление легких, если будешь так мокнуть и мерзнуть, — умолял он.

— Я сильная, Уго. Я привыкла к тяжелой жизни. Не беспокойся обо мне, — сказала она.

— Но как ты объяснишь дома, почему промокла? Твоя бабушка начнет что-то подозревать.

— Бабушка больше не может подниматься по лестнице. Я сушу свои вещи в шкафу для белья. — Она одарила его озорной улыбкой. — Не волнуйся.

Но он не мог не волноваться. Однажды ночью гроза была такой сильной, что София не пришла. Гром грохотал прямо над головой. Молния то и дело вспарывала тучи над ним. Хьюго сидел относительно сухой под остатками парашюта, которые он развесил над собой, и мысли его метались. Вдруг она решила прийти и в нее попала молния? Что, если на нее упала ветка дерева?

Его мучил голод. Чем скорее силы возвращались к нему, тем больше еды ему требовалось. Хьюго столкнулся с отрезвляющей реальностью: если что-то случится с Софией, он умрет от голода. Можно попытаться поймать еще птиц. Но мысль о том, чтобы съесть сырую птицу, была настолько отвратительна, что он отмахнулся от нее. «Я должен упражняться в ходьбе, — подумал он. — Я должен привыкать снова пользоваться этой ногой. Утром попробую».

Но утром дождь лил сплошной стеной, и вскоре пол вокруг него стал походить на небольшое озеро. Он сжался в комок в своем углу, пока по алтарю над ним барабанил дождь, и все больше падал духом. «Посмотрим правде в глаза, — думал он. — Мои шансы на побег практически равны нулю. Немцы повсюду. Союзники не будут предпринимать наступление на север, в горы, до весны. И даже если бы я спустился с горы к дороге, я бы не смог убежать и спрятаться, оставаясь незамеченным».