Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз - Страница 29

— Тебе нужен доктор. Рана выглядит очень плохо. — Она уставилась на его ногу, покусывая губу, как взволнованное дитя, пытаясь что-то решить. — Я думаю, что доктор Мартини хороший человек. Он был весьма добр к Ренцо, когда тот подхватил корь.

— Никакого доктора, — прервал ее Хьюго. — Это риск, на который мы идти не должны. Тем более что за ним могут проследить.

— Это верно. — Она кивнула, соглашаясь. — Но боюсь, если мы не приведем доктора, ты умрешь.

— Да будет так, — пробормотал он. — Я лучше умру, чем буду рисковать твоей жизнью.

Она взяла его за руку.

— Ты смелый человек, Уго. Надеюсь, твоя жена ценит то, какой ты хороший и добрый.

Даже сквозь лихорадку эта мысль заставила его улыбнуться. Вряд ли Бренда могла охарактеризовать его как храброго, хорошего или доброго. Но тогда, дома, он и был совсем другим человеком: высокомерным, эгоистичным, играющим в хозяина поместья.

— Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу, — сказала она. — Давай попробуем одно средство и посмотрим, поможет ли это убить заразу в ране.

Она взяла небольшую бутылку траппы.

— Хорошо, что ты не выпил ее всю.

Она оторвала лоскут от старого полотна и смочила его в граппе. Он закричал от боли, когда она промывала рану, затем устыдился самого себя и прикусил губу, чтобы не закричать снова.

— Я сделала, что могла, — проговорила София. — Снаружи выглядит чисто. Конечно, я не знаю, что творится внутри, может, пуля повредила какой-то кровеносный сосуд. Нам остается только надеяться на лучшее.

Хьюго наблюдал, как она сложила в несколько слоев кусок полотна, прижала к ране и перевязала.

— У тебя больше нет морфина? — спросила она.

— Увы, нет. У меня был только один шприц, и я его уже использовал.

— И больше никаких лекарств?

Он порылся в аптечке. Там нашлось несколько маленьких лейкопластырей, годящихся разве что для порезов на пальцах, и упаковка аспирина.

— Вот все, что тут есть.

— Аспирин. Температуру можно сбить. Это хорошо. Но смотри, сильно мерзнуть тебе тоже нельзя.

Она заглянула к нему под куртку.

— Рубашка совсем мокрая, но думаю, нам лучше не пытаться ее снять. Давай я быстро надену на тебя брюки, а потом заверну в одеяло и парашют. — И она приступила к делу, с большой осторожностью миновав рану, а затем натянула брюки до конца, приподняв его бедра. Потом она сходила за водой и удерживала ему голову, пока он пил и глотал четыре таблетки аспирина.

— Кстати, я принесла тебе бобового супа, — сказала она. — Тебе нужно хорошо питаться. Ты сможешь поесть хотя бы немного?

София сняла с миски крышку, помогла ему приподняться, опереться на нее и попыталась накормить. Хьюго сделал несколько глотков, а затем в изнеможении обмяк.

— Ты должен поесть. Тебе надо оставаться сильным, — настаивала она.

— Я не могу. Прости.

Она переложила его голову на подушку и встала.

— Я вернусь в деревню и посмотрю, есть ли в аптеке лекарства, которые я могу попросить, не вызвав подозрений. Спирт для раны — это не проблема. Я воспользуюсь граппой. Боюсь, сульфиты[37] без рецепта мне не продадут, но я все равно попытаюсь выпросить. Скажу им, что у Ренцо болит горло. Тем более, что он и впрямь слегка простужен. Ничего серьезного. И постараюсь вернуться сегодня вечером.

— Ты так добра ко мне, — пробормотал он. — Если эта глупая война когда-нибудь закончится и я доберусь до дома, я постараюсь сделать для тебя все. Я отправлю твоего сына в хорошую школу. Куплю тебе побольше коз. Все, что ты захочешь.

— Давай не будем говорить о будущем, — проговорила она, грустно улыбаясь. — Кто знает, что оно принесет. Все в руках Бога и святых Его.

Затем София закутала его поплотнее, как будто он был маленьким ребенком, подоткнув вокруг парашют.

— Постарайся поспать. — Она встала. — Увидимся. Я оставила тебе воду для питья и остатки супа, вдруг тебе удастся собраться с духом и поесть. Веди себя хорошо. — Она погрозила пальцем, заставив его улыбнуться.

— Ладно. Я попробую.

Когда София ушла, он подумал, что, быть может, это последний раз, когда они виделись.

Глава 17

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Паола явно ждала меня. На ее лице читалось облегчение, когда она открыла мне дверь.

— О, синьорина Лэнгли, миа кара[38]. Вот и ты! Я уже решила, что с тобой что-то случилось. Я сказала Анджелине, что тебе, конечно, вряд ли хочется очутиться одной в темноте. Что тебя так задержало?

— Извините, синьора, — смутилась я. — Я беседовала с мужчинами, которые сидели на площади, и они настояли, чтобы я посидела с ними за бокалом вина. Затем они заказали брускетту, и отказаться было бы невежливо. Я сказала им, что собираюсь ужинать у вас дома, но они ответили, что вы не сядете есть до позднего вечера.

Паола засмеялась:

— Ничего страшного, деточка. Но за твою бедовую голову я все же волновалась. Никто в деревне не сделает тебе ничего плохого, но место незнакомое, и в темноте можно в каком-нибудь закоулке споткнуться и заработать себе пару шишек. А теперь идем. Ужин тебя заждался.

Я последовала за ней по коридору и оказалась в столовой, где на столе были красиво расставлены свечи. Анджелина уже была там, и ребенок спал в колыбели у ее ног.

— Вот видишь, мама, я же говорила, что с ней все будет в порядке, — сказала Анджелина. — Она все же из Лондона, а девушка из большого города знает, как позаботиться о себе и избежать неприятностей.

Я улыбнулась.

— Мне пришлось сказать «нет», когда человек по имени Джанни предложил проводить меня домой, — сказала я. — Я сочла его чересчур… дружелюбным.

Паола пожала плечами:

— А, этот болтун. На самом деле, никакого вреда от него нет, тем более для женщин. Если бы ты влюбилась в него, он бы за милю тебя обходил.

Анджелина тоже рассмеялась.

— Но в своих делах ему, похоже, нравится играть с огнем, — сказала она.

— Мы этого не знаем, — буркнула Паола. — Это всего лишь слухи.

— Так говорят в деревне, — не замолкала Анджелина. — Болтают, что он дружит с теми, кто связан с мафией. И что приторговывает краденым. А еще про этот его оливковый пресс…

— Оливковый пресс? — вмешалась я.

Анджелина кивнула:

— Единственный оливковый пресс, которым могут пользоваться жители, принадлежит Козимо. Вы встречались с Козимо?

— Встречалась. Он выглядел таким… — В моем словаре не было итальянского слова «напористый».

— Он могущественный, — сказала Паола. — Богатый и сильный. Опасный человек, и дорожку ему перебегать не стоит. Он владеет единственным оливковым прессом, и те, кто ему нравится, отжимают свои оливки в удобное им время. А если вы ему не нравитесь — например, отказываетесь продавать ему свои деревья, как я, — тогда ваша очередь давить оливки наступит в два часа ночи.

— Пресс работает круглосуточно?

— Конечно. В сезон сбора урожая, чем раньше после сбора оливки отжаты, тем лучше. Так что каждый старается попасть к прессу Козимо вовремя.

— Так чем же Джанни может разозлить Козимо? — спросила я.

— У него еще остались оливковые деревья неподалеку от старого монастыря. Козимо не любил Джанни и всегда записывал его на самое плохое время, а иногда и вообще заставлял ждать по несколько дней. Поэтому Джанни пытался договориться с несколькими местными фермерами, чтобы создать кооператив и построить собственный оливковый пресс. Я не знаю, как далеко он продвинулся с этой идеей, но, конечно, Козимо разозлился бы, если бы кто-то попытался создать ему конкуренцию.

— Джанни — дурак, — усмехнулась Анджелина. — Он любит поболтать о великих планах. Но если бы ему пришлось столкнуться с Козимо, он бежал бы, поджав хвост.