Компас желаний (СИ) - Кас Маркус - Страница 1

Артефактор. Книга 8. Компас желаний

Глава 1

И снова ночь, тихая улочка и дым, уходящий в звёздное небо.

Так начиналась не одна интересная история, поэтому и сейчас я ожидал, что мне скажет сенатор, с предвкушением и даже некоторым нетерпением.

Воронцов старательно дымил, не торопясь начать разговор.

Где-то хлопнуло окно. Но привередливой соседке больше не на что было жаловаться — я добавил в контур периметра земли подавление звуков. Теперь хоть тигриный рык, хоть весёлое застолье никого не побеспокоят.

— Хорошая ночь, — начал издалека сенатор.

— Христофор Георгиевич, давайте я помогу — деликатное дело? — не стал я поддерживать светский разговор.

В самом деле, с чего ему так медлить? Граф закашлялся от моей прямоты и помотал головой.

— Молодёжь, всё торопится куда-то, — он погладил одного из львов по голове, и тот на миг ожил, довольно заурчав. — Деликатное, угадал. Очень деликатное и… Впрочем, тебе судить и решать.

Не такое и заманчивое начало, пусть Воронцов меня и заинтриговал. Что же его могло смутить? Друг семьи не производил впечатление особо чувствительного человека.

— Ты, верно, ещё не знаешь, но меня включили в попечительский совет императорской академии, — размеренно заговорил Христофор Георгиевич. — Совет претерпел немало изменений в этом году, Александр. Не в последнюю очередь из-за тебя.

— Из-за меня? — удивился я.

Сами же просили возглавить кафедру. Точнее, это сделал ректор… Неужели в обход совета? Такое было маловероятно.

Они занимались расходованием средств, в том числе и поступающих из казны, оттого формально имели право решающего голоса как при принятии студентов, так и преподавателей. Насколько я понимал эту структуру. Вообще, мне казалось, что совет был исключительно бюрократической уступкой, существуя чисто номинально. Короче говоря, ничего они толком не решали без позволения свыше.

А так как ректор подчинялся тоже напрямую императору, то возникал вопрос о том, зачем вообще этот совет нужен.

— Ну а как ты думаешь? — усмехнулся сенатор. — Молодой граф, имевший прежде весьма сомнительную репутацию, пропадает куда-то надолго. Затем он не просто не возвращается к прежнему образу жизни, а получает особое расположение от императора на балу. Это лишь то, что стало достоянием общественности. Но все, кому надо, знают о твоих настоящих делах. Ты же не думал, что это останется тайной?

Я помотал головой. До такой наивности скатиться нужно было сильно постараться. Впрочем, я и собирался заработать новую репутацию для того, чтобы спокойно брать интересные заказы. Заработал, получается.

— Вот, — удовлетворённый моей реакцией, улыбнулся Воронцов. — Взялся за ум, принимай и последствия.

— Вы так говорите, словно это что-то плохое, — нахмурился я.

Граф расхохотался и по-отечески похлопал меня по плечу:

— Прости, Александр, за моё чувство юмора. Шутки шутками, но ты же понимаешь, что привлекаешь внимание. Скажем так, самых разных людей.

В общем-то, знакомства у меня появились разнообразные, это верно. От службы безопасности империи до мастера воров и прочих преступных элементов. Ну а что поделать, мир-то полон интересных людей.

— И из-за этого беспокоится попечительский совет? — предположил я.

— В том числе, — кивнул сенатор. — Ты же сам по себе, покровителей не имеешь, на службе не состоишь. Что от тебя ожидать — никто не знает. Ну, из тех, кто там протирал кресла…

Его хищная улыбка напомнила мне, что я имею дело не только с добродушным толстячком, готовым прийти на помощь нашей семье. А с весьма влиятельным человеком, довольно жёстким и циничным.

— Но это уже неважно, состав совета изменили с нового учебного года. Собственно говоря, я и выступил твоим поручителем, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос. Знаю, знаю, — он поднял руку, останавливая мой порыв возразить. — Тебе этого не требовалось. Если хочешь, то был мой каприз. Чтобы избежать проволочек, в которых тебе наверняка не захотелось бы закопаться.

Тут он был прав. Избавиться от меня в академии было очень просто: погрузи во все эти дрязги, и я сам уйду. Не настолько я ощущал желание просвещать юные умы, чтобы сражаться с противниками в бумажных доспехах. При всей своей осмотрительности мог и пару носов сломать.

— Есть ещё одно обстоятельство, — Воронцов сделал драматическую паузу. — Тёмный одарённый.

— Лопухин? — припомнил я личное дело незаконнорождённого княжеского сына.

— Надо же, так ты в курсе? — настала очередь сенатора удивляться. — Я-то думал, что ты и не взглянул в бумаги академии.

Просмотрел я их не очень охотно, но всё же внимательно. Пусть о тёмном я узнал раньше, на встрече с ректором, но и в документах было упоминание о необычном студенте.

На подозрение в безответственности отвечать я не стал. Воронцов искренне любил внука лучшего друга, но до конца не верил в моё преображение. Но это меня ничуть не задевало. Недоверие, вполне свойственное возрасту и опыту. Тем не менее граф, пусть и сомневался, никогда этого не демонстрировал. Только сейчас, и то по причине изумления.

— Илья Лопухин, — вспомнил я и имя признанного бастарда.

— Верно. Удивительное событие для академии, — сенатора обволокло ароматным дымом, и он продолжил вещать оттуда. — Пока это держат втайне. Но скандала, безусловно, будет не избежать. А уж что начнётся после церемонии определения дара, можешь себе представить.

Да уж, на парня обрушатся, мягко говоря, неприятные последствия. Мало кто захочет просто здороваться с тёмным, не то что дружить. А потом высокородные родители начнут требовать исключить Лопухина ради безопасности детей… Даже то, что его отец князь, не поможет.

— Ему нелегко придётся. Но что от меня требуется? — не понял я.

Если Илья захочет скрыть свой дар, зеркало силы послушается и просто не покажет. Или князь решил подстраховаться и сделать для сына артефакт, надёжно скрывающий его ото всех?

— Вещь, которая однозначно покажет, что дурных намерений у человека нет, — ошарашил меня сенатор, выглянув из облака.

— Что? — даже переспросил я, не поверив своим ушам.

Зачем создавать артефакт, задачу которого может выполнить высокоранговый менталист? Пусть для подобного действия нужны веские основания, но тем не менее смысла в этом я не видел.

— Символ, Саша, символ доброй воли, — с лёгкой грустью произнёс Воронцов, не сводя с меня взгляда.

И я понял. Действительно символ.

Нет, артефакт должен быть рабочим, но его использование — добровольным. Тот, кто прикоснётся к такой вещи, сам решает. И одним этим показывает свои намерения. Принуждать проходить унизительную проверку никто не станет. Хотя академия вполне могла ввести такое правило. Для безопасности. Но это было бы уже другое дело.

С артефактом это может стать тоже своего рода церемонией. Вопрос чести.

Так объяснил мне сенатор саму идею. Его собственную идею, хотя я уже понял, откуда она исходила изначально. Кто-то наверху захотел подстраховаться. Но Воронцов никогда бы не пошёл против справедливости и чести. Не в таких вопросах. И наверняка ему пришлось отстаивать возможность выбора.

Это не считая того, что я уже наделил зеркало силы свободой воли испытуемого.

— Иначе мальчишку изведут, — сказал граф. — И других, кто придёт в будущем. Если придут, конечно же. Ведь сейчас событие удивительное не только тем, что появился Лопухин. Тем, что он рискнул открыться. Рискнул выйти на свет. Если его погубят, то другие даже и не попытаются, понимаешь?

Я понимал. Тёмная сила — почти приговор. Это недоверие, преследующее тебя с самого пробуждения дара. Страх близких, отторжение и одиночество. А ведь тёмная она условно. Знал я одарённых, которые были по-настоящему тёмными. Среди них был и один маг света, что уж говорить.

Идея, поначалу вызвавшая неприязнь, раскрывалась мне с иной стороны.