Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения - Страница 6

— Извините, пожалуйста, — начал он довольно бойко, едва лишь открылась дверь, — я Вам не…

Последнее слово в заранее приготовленной фразе, очень четко определяющее создавшуюся ситуацию, было «помешал». И его, изрядно смутившемуся парню, пришлось выдавливать из себя буквально по слогам, разом осипшим голосом.

— Нет, — вежливо соврала Надежда, только сейчас окончательно проснувшись и отводя со лба взъерошенные во время сна волосы. — А что случилось?

— Ничего, но Вы собирались посмотреть нашу столицу. Дождь кончился. И, если хотите, я могу показать Вам город. — Он улыбнулся, протягивая цветок, — а это вам.

Она приняла подарок, осторожно вдохнула тонкий холодноватый аромат и вновь взглянула парню в глаза, пряча почти все лицо за нежными, извитыми лепестками.

— Я уснула. Планетное время с корабельным не совпало.

— Так я Вас разбудил? — откровенно огорчился посетитель и признался, — я боялся другого, что Вы уедете в город без меня. Тогда будет трудно Вас обнаружить?

— А разве это так уж необходимо, искать меня?

— Не знаю, — пожал плечами парень, — просто мне очень бы хотелось, чтобы Вы разрешили Вас сопровождать. Город я знаю отлично, и машина внизу ждет…

— Хорошо, — согласилась Надежда, — если Вы дадите мне время, чтобы одеться хотя бы…

— Я буду ждать Вас внизу.

Закрыв за парнем дверь и на несколько секунд задержавшись в прихожей около высокого зеркала, Надежда фыркнула и рассмеялась.

— Оригинальное сочетание казенного нижнего белья и прекрасного цветка! Бедный парень! — подумала она, — шел на встречу с девушкой, а тут из дверей такое чудище растрепанное и чуть не голое. Неудивительно, что он так смутился. Если учесть строгость нравов Тальконы… На лекции в космопорту предупреждали: прозрачную и в обтяжку одежду на улицу не надевать, подол не выше коленей, купаться только на специальных пляжах для туристов, куда местных жителей, похоже, не допускают… И тут же вскинула подбородок: ну и пусть смотрит! Не уродина же какая-нибудь!

Когда она, тщательно причесанная и даже аккуратно подкрашенная, спустилась вниз, то стала свидетелем довольно резкого разговора между тем самым молодым человеком, сидящим в кресле нога на ногу, и стоящим перед ним навытяжку телохранителем с переднего сиденья, что провожал её к отелю.

— Но Вы же знаете, что со мной будет, если узнают, что я бросил Вас одного? — умолял он дрожащим голосом, так не подходящим к его мощной фигуре.

— Да, знаю. Но я знаю и то, что если ты не останешься сейчас здесь, то можешь считать, что ты уже безработный! — и более миролюбивым тоном добавил: да не бойся, ничего со мной не случится! Можешь посидеть в баре или идти в номер. Я сам тебя найду, когда потребуется и никто ничего не узнает.

Увидев Надежду, он, улыбаясь, поднялся и пошел к ней, уже через плечо довольно жестко спросив:

— Так ты понял?

— Да, слушаюсь. — Покорно склонил голову телохранитель, пробормотав дальше что-то весьма неразборчивое, по крайней мере, для Надежды.

Темно-серая машина, повернутая правой стороной, стояла вплотную к ступеням отеля, и парень, зайдя вперед, распахнул переднюю дверцу перед Надеждой, приглашая садиться. Сам он занял водительское место, положил руки на массивные подлокотники, а кисти на опалесцирующие плавающие прямоугольники сенсорных панелей управления. Он слегка притопил кончиками пальцев податливые панельки, и машина плавно взяла с места, в несколько секунд набрав вполне приличную скорость.

Парень оказался отличным экскурсоводом, он притормаживал в нужных местах и объяснял вполне слаженно и связно. Они катались уже довольно долго, когда Надежда спросила:

— Мы, что, так и будем обращаться друг к другу во втором лице?

— Почему? Я знаю, Вас зовут Надежда.

— Откуда? — удивилась она и попросила: тогда не называйте меня на «вы», а то получается слишком официально…

— Я посмотрел Вашу анкету в отеле. Ведь как-то я Вас, то есть, тебя нашел.

— Не знала, что анкеты гостей показывают всем, кому захочется!.. Хотя… если судить по охране и этой роскошной машине, то, похоже, меня пригласил на прогулку не самый рядовой горожанин? Как прикажете называть Вас?

— Угадали. Но даже, если я не самый рядовой горожанин, то предпочел, чтобы ты называла меня Аллант.

— Хорошо, Аллант. Скажи, куда мы сейчас поедем?

— Смотри, — он убрал правую руку с панели управления, быстро, четырьмя пальцами набрал комбинацию цифр на квадратной клавиатуре справа, и на экране монитора, расположенного перед сиденьем Надежды, высветилась трехмерная карта города. Аллант остановил машину и повторил:

— Смотри! Вот космопорт. Мы ехали по этой дороге. Вот твой отель. На севере океан: там порт, пляжи. За портом заводы и рабочие кварталы, ничего интересного. Мы поедем сюда, к центру города.

— А там что? — Надежда показала на крупный комплекс зданий, расположенный отдельно, на юго-западе.

— Императорский дворец.

— Да. Туда, на ночь глядя, ехать не стоит.

— Я тоже так думаю, — согласился Аллант и ненадолго замолчал, глядя на спутницу и чему-то загадочно улыбаясь.

— В чем дело? Я сказала что-то не так?

— Нет, все в порядке. Просто я вспомнил, как отец рассказывал мне, что на Даярде очень красивые девушки. Но я не думал, что настолько… Здесь, на Тальконе, ни у одной девушки нет глаз такого цвета. Синий цвет священный.

— Может, все-таки поедем куда-нибудь? — осторожно прервала его Надежда, наклоняя голову к плечу почти горизонтально.

— Да, конечно, пока снова дождь не начался. Я покажу тебе Храм Неба.

Дорога с оживленным движением, ограниченная с боков полосами низкого стелющегося кустарника, украшенного пушистыми кисточками мелких белых цветов, которая огибала город с юго-восточной стороны, после продолжительного однообразия начала круто подниматься на холм и раздвоилась. Машина свернула направо. Здесь почти не встречалось транспорта, только редкие прохожие мелькали на обочинах. Дорога оборвалась на круглой площади, с восточной стороны которой возвышалась крутая пирамида внушительных размеров, увенчанная ярко-синим полушарием.

Аллант остановил машину на краю площади.

— Пойдем, здесь можно только пешком, — и протянул Надежде руку, приглашая следовать за собой.

И ей почему-то захотелось, чтоб её, как маленькую, провели по вечерней чужой площади, огибая многочисленные мелкие лужи, разлитые по тщательно выровненной брусчатке. И она послушно подала руку, ощутив, как горяча его сильная ладонь.

— Этому храму больше семисот лет. А он построен на месте ещё более древнего, разрушенного землетрясением. Божественному Небу поклонялись всегда, насколько история сохранила память о прошлом планеты. Этот храм считается главным на Тальконе, хотя в последние пятьдесят лет население столицы стало заметно меньше посещать храмы. Но зато на другом, Западном материке религиозность почти полная, доходящая порой до фанатизма. В главные храмовые праздники сюда приезжает столько паломников, что площадь не вмещает всех желающих.

Крутые стены были выложены вертикально расположенными ромбами ярко-синей плитки, кое-где осыпавшейся. У самых ворот, открытых настежь даже вечером, широких внизу и сужающихся к верху до крутой арки, Надежда остановилась.

— Слушай, а может мне не стоит входить внутрь, ведь я чужачка.

— Не бойся, сюда можно входить всем. Вера не требует строгой принадлежности к определенной нации, приветствуя терпимость и доброжелательность. Так что, если у тебя нет ничего злого за душой, можешь не бояться.

Есть древнее предание, и оно гласит, что когда-то к дверям храма подошел воитель, захвативший этот город и жестоко казнивший оставшихся в живых его защитников. Двери захлопнулись перед ним, и он не смог войти в храм, как ни старался. Тогда он велел привести ребенка из числа пленных, и маленький мальчик свободно открыл дверь, с которой не могли справиться два десятка сильных воинов. Но вместо того, чтобы войти внутрь и укрыться, ребенок вернулся к матери. Воитель в ярости схватил малыша и задушил одной рукой. И тогда с чистого, без единого облачка неба, ударила молния, и от убийцы остался только расплавленный камень в месте, где он стоял. — Аллант показал влево от входа, — вот этот.