Управитель (СИ) - Конычев Игорь Николаевич - Страница 52

При помощи дарованной проклятым драгуном силы я легко поднял дергающееся тело Николая. Хрупкое и болезненное, оно показалось мне практически невесомым, но напряженным, словно натянутая до предела струна: дернешь неосторожно — вмиг порвется.

— Что ты тут?.. — старая графиня отшатнулась.

— Потом! — рявкнул я, широкими и стремительными шагами проходя мимо с Николаем на руках. — Открывай лабораторию! Живо!

Людмила Валерьевна колебалась лишь мгновение, после чего сорвалась с места и обогнала меня. Горничная бестолково причитала и семенила сзади, не зная, куда себя приткнуть.

— Фрося, найди Акима! — не оборачиваясь, велела ей графиня.

— Он не придет, — сообщил я.

Ворожея вполоборота взглянула на меня:

— Что ты с ним сделал?

— Не я, а та тварь с черными глазами, которая живет в вашем парке.

— Она бы не… — Людмила Валерьевна не договорила, так как мы дошли до двери.

Старая ворожея пробудила свой дар и коснулась гладкой металлической поверхности в пяти разных местах, после чего быстро соединила появившиеся там точки в угловатый узор. С обратной стороны двери лязгнул замок, и она сместилась в сторону.

— Фрося, прочь! — раздраженно бросила графиня, и служанку как ветром сдуло. — Неси его сюда, — Людмила Валерьевна пошла вперед, призывая меня двигаться следом.

Едва я переступил порог, как дверь за спиной захлопнулась сама собой, и скрытый массивный замок намертво зафиксировал ее в запертом состоянии. Теперь у меня не получится покинуть помещение без помощи ворожеи, так как окон тут попросту никто не предусмотрел. Единственными источниками света служили подвешенные к потолку светильники. Еще здесь имелись узкие, защищенные решетками щели вентиляции, но в них не пролезла бы и крыса, не то, что человек.

При худшем раскладе у меня в рукаве имелся козырь в виде тени колосса, способной разрубить поместье пополам. Главное в таком случае — самому не попасть под удар.

Эти мысли вихрем пронеслись в голове, пока я тащил Николая за его бабушкой. В лаборатории стоял мощный и резкий химозный запах, который был мне незнаком, но от этого не становился менее неприятным. Исходил он из великого множества склянок, наполненных субстанциями самых разных цветов и консистенций. Они крепились в пазах сложных аппаратов, состоящих из причудливо загнутых трубок и прозрачных емкостей, занимавших почти все столы, которые стояли тут повсюду.

Бумаги, книги и документы валялись то тут, то там. В размещенных вдоль стен шкафах попросту не хватало места для всех этих записей. Неровные стопки документов поднимались с пола кривыми угловатыми башнями едва ли не в человеческий рост.

— Куда дальше? — я замер посреди лаборатории.

Николай снова резко дернулся, но у меня получилось его удержать. Ногой не приходящий в сознание граф снес один из аппаратов, и осколки стекла застучали по полу. Рукой же молодой Шереметьев задел две стопки бумаг, но учиненный им беспорядок сейчас волновал хозяйку лаборатории меньше всего.

— За мной, — она подошла к одному из шкафов и начала быстро вытаскивать случайные книги с разных полок.

По крайней мере, мне так показалось поначалу. На деле же Людмила Валерьевна точно знала, какой том и с какой силой нужно потянуть за корешок, чтобы активировать нужную последовательность. Задействовав с десяток фолиантов, графиня отошла в сторону, и пол перед ее ногами разъехался в стороны.

Из открывшейся черной бреши пахнуло холодом и сыростью. Подсознание незамедлительно подкинуло мне воспоминание о недавней прогулке по забытым коллекторам под Москвой. Оставалось лишь надеяться, что внизу нет гнезда полозов и тварей со щупальцами.

Николай на моих руках вновь заскрипел зубами и застонал. Его грудь заходила ходуном, и на губах толчками начала появляться кровь. Веки поднялись, обнажая белые закатившиеся глаза, ресницы затрепетали, мышцы на лице начали непроизвольно и часто сокращаться.

— Быстрее! — поторопила меня скрывшаяся в потайном ходу графиня.

Я начал спускаться за ней так быстро, как только мог. В узком уходящем вниз коридоре приходилось двигаться боком, чтобы голова и ноги Николая не скребли по стенам. Благо, ступени под ногами были широкими и ровными, а дарованное Чернобогом ночное зрение позволяло ориентироваться в темноте.

Когда я находился на середине спуска, внизу зажегся свет. Что-то гулко загрохотало, словно несколько предметов разом сбросили на пол.

— Живее! — раздраженно крикнула Людмила Валерьевна.

В ответ на приказной тон, я лишь зло скрипнул зубами, не хуже непрерывно дергающегося на моих руках Николая. Почувствовав мой гнев, сознание Чернобога внутри моего собственного с готовностью встрепенулось, реагируя на негативную эмоцию и тут же многократно усиливая ее. Пришлось поднапрячься, чтобы подавить нарастающую злобу.

Графиня ждала меня в длинном помещении, напоминающем ангар, но более скромных размеров. Это тоже была лаборатория, но то, что здесь хранилось, едва ли одобрили бы окружающие. Я словно вновь оказался в Кунсткамере Санкт-Петербурга, где один раз бывал на экскурсии…

Помимо различных устройств и аппаратов, под особняком Шереметьевых хранилась впечатляющая коллекция самой разной мерзости: в емкостях с прозрачным раствором плавали не только отсеченные конечности и внутренние органы, но и целые уродцы всех мастей, причем не только человеческие. Вдоль ближайшей ко мне стены на столе стоял целый ряд заспиртованных детей-извергов. Имелись тут и живые личинки полозов, плавающие в мутной жиже.

Гнев Чернобога закипел в моих жилах, требуя уничтожить это место.

— Хватит глазеть! — голос графини вернул меня в реальность.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, и поспешил к ворожее. Она дожидалась меня у широкого стола, с которого недавно сбросила все содержимое прямо на пол. Людмила Валерьевна подвезла ближе тумбу с прозрачным коробом. Внутри слабо извивалась личинка полоза размером с откормленного кота. В нескольких местах мелкая чешуя была удалена явно хирургическим путем, и к обнаженной плоти присосались пиявки.

— Клади мальчика на стол и держи, — велела мне ворожея, ловко подцепляя пинцетом одну пиявку за другой и перекладывая их в небольшую мензурку

Пока я размещал обмякшего Николая на столе, его бабушка щелкнула пальцами и своим даром заставила пиявок лопнуть изнутри, после чего слила часть образовавшейся в мензурке крови до определенного уровня, а остатки перелила в пробирку, которую закрепила над горелкой.

Пока жижа закипала, ворожея сделала надрез на своем пальце и добавила туда три капли своей крови, после чего посыпала получившуюся субстанцию фиолетовым порошком. Из ближайшего стола она достала еще одну склянку с уже знакомой мне темной вязкой жижей.

— Кровь дочери Великого Полоза? — не удержался я от вопроса.

— Ты многое знаешь, — выцветшие глаза под траурной вуалью опасно сузились. — Откуда? — говоря, ворожея не отрывалась от своего занятия. Она откупорила склянку и перелила жидкость в пробирку над горелкой, после чего добавила туда пару капель еще какой-то жидкости.

На вопрос Людмилы Валерьевны я не ответил и задал еще один:

— Что эта тварь делает в вашем парке?

— Живет, — коротко бросила ворожея, продолжая добавлять в пробирку только ей ведомые ингредиенты. — Не стой столбом. Подвези капельницу, — она небрежным кивком указала нужное направление.

Я пошел по длинному помещению и подвез подставку с фиксаторами к столу. Шереметьева же переставила закупоренную пробирку в аппарат, который принялся лихо раскручивать ее, перемешивая содержимое.

— Как вы сошлись с тем существом?

— Никак не уймешься? — графиня даже не взглянула на меня, все ее внимание привлекало содержимое пробирки.

— Почему никому не сообщили? — напирал я.

— Потому что тогда бы ее забрали, и Коля бы умер, — севшим голосом призналась ворожея. — Я нашла ее давно, совсем крохотную, когда занималась исследованиями во Франции. Полозы обладают способностью со временем исцеляться, но их кровь ядовита для человека. Но Пандора — она другая…