Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т. - Страница 27

Крепость Белград на Дунае, верхний и нижний город на гравюре XVII в., мастер Милош Црнянский. Библиотека Академии наук Румынии

Изобретение дымного (черного) пороха и разрушительная мощь пушечных ядер всегда завораживали султана Мехмеда. От своего отца он знал, что орудийный огонь с большим успехом применял брат Дракулы Мирча в Варненской кампании при осаде Петреца, а позже и отец Дракулы Влад, когда в 1445 г. осаждал крепость Джурджу. Впечатленный успехами валахов, Мехмед разузнал, что эти передвижные орудия изготавливаются в литейных цехах Брашова, и мастера-отливщики готовы продавать свои услуги тому, кто дороже всего заплатит. Среди них был инженер-литейщик по имени Урбан, в свое время предлагавший императору Константину XI возвести в Константинополе пушечно-литейный цех. Но император отклонил предложение, не имея средств заплатить заломленную Урбаном непомерную цену. Откуда Мехмед прознал о мастере Урбане, неизвестно, но, встретившись с ним, султан тут же заключил сделку. Мехмед начал с элементарного вопроса: «Какую самую большую пушку ты сможешь отлить, чтобы она пробила возведенные императором Ираклием прочные городские стены?» Получив точный ответ, султан велел Урбану назвать цену. Как и в случае с «перерезающей горло» крепостью, чудовищной мощи бомбарда была отлита в рекордные сроки и получила название «Базилика» (что означало «Царская», с отсылкой к греческому названию императорского титула базилевс). Бомбарда имела в длину 27 футов (8,22 м) и диаметр ствола 48 дюймов (1,2 м); она стреляла ядрами весом в 600 фунтов (ок. 272 кг) и требовала на выстрел 150 фунтов пороха (68 кг). Вес у бомбарды был такой, что потребовалось 700 человек и 15 парных запряжек волов, чтобы водворить ее в исходное положение для проверочного выстрела в окрестностях Адрианополя. Говорили, что ядро оставило в земле воронку глубиной 6 футов (ок. 1,9 м), а густой дым и оглушительный грохот до смерти перепугали соседние деревни. Такая пушка обладала ограниченной полезностью, поскольку требовались гигантские усилия множества людей, чтобы поставить ее на позицию, и требовалась обслуга из опытных западных пушкарей. К тому же из нее можно было производить всего семь выстрелов в сутки, иначе она могла взорваться от перегрева. Тем не менее в долгосрочной перспективе вера султана в эффективность артиллерийского огня оправдалась, поскольку бомбарда «Базилика» пробила в городских стенах и наружных оборонительных укреплениях чудовищные бреши, чем ослабила оборону Константинопольской крепости.

Все греческие историки того времени намеренно преувеличивали превосходство сил османов, чтобы привлечь внимание западных государей. В действительности численность османской армии не превышала 100 000 человек — из них примерно 60 000 азиатской кавалерии, 10 000 янычар и порядка 20 000 человек следовали за армией в обозах. Еще примерно 10 000 составлял воинский контингент, выставленный вассалами султана. Турецкий флот насчитывал сотню трирем (боевые галеры с тремя рядами весел) и некоторое количество кораблей с удлиненным корпусом, которые применялись в атаке примерно как современные торпедные катера. Турки никогда не отличались мореходным искусством и для своего военно-морского флота набирали рекрутов из христиан. Командовал флотом адмирал болгарского происхождения. Остроумное решение помогло туркам обойти заградительную цепь в бухте Золотой Рог, где были главные (Золотые) ворота Константинополя, — они протащили большую часть кораблей из Босфора по суше позади населенного генуэзцами пригорода Пера и, оказавшись в центре морской обороны города, принялись успешно обстреливать обращенные к морю стены Константинополя.

В понедельник 28 мая 1453 г. над осажденным городом разлилась зловещая тишина, и в ней истаивали последние надежды византийцев на спасение от грозного противника. У кого-то из наивных горожан зародились даже глупые мечты о чуде — что прямо сейчас Мехмед со своим войском внезапно сгинет и осада с города будет снята. На самом деле тишина объяснялась просто: султан объявил этот последний понедельник перед решающим штурмом днем отдыха. Поэтому-то стихли стрельба, барабанный бой и пронзительные звуки труб, сопровождавшие осаду, — но не потому, что она закончилась, а, напротив, потому, что успешно продвигалась. Мехмед считал, что за предыдущие недели пушечный огонь уже достаточно ослабил городские стены и теперь его войску ничто не мешает начать решающую атаку на город. В противоположность неподвижной тишине на стороне турок император Константин велел бить во все городские колокола и отслужить в Софийском соборе литургию на латинском и на греческом языках. В предыдущие пять месяцев, с самого 12 декабря 1452 г., когда в Константинополе было провозглашено ненавистное воссоединение Восточной православной и Римско-католической церквей, под своды собора не ступил ни один благочестивый православный. Но в тот роковой понедельник 28 мая все прошлые раздоры и ненависть были забыты. Итальянцы и греки, православные и католики сошлись на литургию, исповедовались и вместе принимали причастие, многократно повторяя нараспев молитвенный призыв «Кирие элеисон!» («Господи, помилуй нас!»). Так на краткий момент единение двух Церквей сделалось явью.

Во вторник 29 мая в половину второго пополуночи султан Мехмед лично отдал приказ к решающему штурму города. Как и предсказали придворные звездочеты, ущербная луна тускло светила с небосвода. Первыми на стены бросились нерегулярные войска из европейских наемников султана. За ними шли шеренги лейб-гвардии султана с оружием наизготовку, чтобы убить первого же наемника, кто вздумает струсить. Следующей волной под пронзительный вой боевых труб и бой барабанов, задававших быстрый маршевый темп, двигалась отборная пехота султана, янычары. За янычарами на приступ городских стен бросилось регулярное турецкое войско. Какое-то время атакующим казалось, что стены устоят под их бешеным натиском.

Султан повелел своим элитным войскам вновь идти на приступ. У ворот Святого Романа анатолийский гигант Хассан пробил в стене брешь, но тут же был убит оборонявшимися. Однако другие янычары напирали. В обороне дрался и сам император Византийский, которого в последний раз видели как раз у ворот Святого Романа; он сбросил императорский пурпур и бился как простой пехотинец. Он погиб как мученик, как капитан корабля, не пожелавший покинуть свое тонущее судно.

Наконец турки ворвались в город и лавиной хлынули по его улицам, срывая с горожан одежды, чтобы связывать ими захваченных в плен. Под сводами собора Святой Софии все еще продолжалась утренняя служба, когда туда явились турецкие завоеватели. И как гласит легенда, у них на глазах священники, все еще державшие в руках потиры, прошли сквозь южную стену собора, и стена сомкнулась за их спинами. Пророки предрекали, что стены собора вновь расступятся в день, когда Константинополь снова станет христианским городом, но этого по сию пору так и не случилось.

Султан Мехмед II выждал три дня, которые по традиции отдавались на разграбление города победителями (около 4000 горожан пали убитыми, и около 50 000 мужчин, женщин и детей были захвачены в рабство), и только тогда торжественно въехал в завоеванный Константинополь. Он сразу направился в собор Святой Софии, прошел к алтарю и возвысил голос в мусульманской молитве «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — Пророк Его». Мечте мусульман завоевать Константинополь было примерно столько же лет, сколько существовал сам ислам. Пророку Мухаммеду приписывали такие слова: «Благословен будет тот, кто завоюет Константинополь». Отсюда и проистекает полученное Мехмедом II прозвище Фатих, что означает Завоеватель. Отныне Османская империя в географическом смысле стала частью Европы, однако европейцы все еще не могли смириться с этим фактом, потому что турки не принадлежат к христианской вере.

Падение Константинополя, столичного города, со всех сторон отсеченного от остального мира с тех пор, как османы завоевали наибольшую часть Балкан, стало важнейшим переломным моментом в истории. Столь же значимыми через века станут падение французской монархии в 1789 г. или большевистская революция 1917 г., знаменовавшие для человечества начало новой эры. И безусловно, папа Николай V, сам сподобившийся сделать для защиты города не больше, чем снарядить три генуэзские галеры, груженные оружием и провиантом для осажденных, воспринимал падение Константинополя как одну из главных трагедий мира, когда написал: «Внезапно померк свет христианства. Нам больше не видать его на своем веку». Чувство собственной вины за гибель Константинополя изгрызет папу Николая V и сократит его земные дни. Столь же глубоко переживал трагедию гуманист Энеа Сильвио де Пикколомини и горько оплакивал массовое убийство своих братьев во Христе. Однако будущий папа Пий II подчеркивал другой аспект трагедии, называя его «второй смертью Гомера и Платона», ибо понимал, что с концом Византии пришел конец всей греческой цивилизации. Когда горестная весть достигла Парижа и Лондона, французский король Карл VII и английский король Генрих VI объявили траур при своих дворах. И даже над далекой Москвой поплыл траурный звон колоколов Кремля, и в церквях служили заупокойные литургии по своим принявшим мученическую смерть православным братьям.