Царская дыба (Государева дыба) - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 35

Росин затравленно оглянулся назад. Чего сейчас не хватало для полного абзаца, так это появления позади конных епископских сотен.

Прослав вместе с лошадьми торопливо отступил назад, на узкую и длинную полосу вереи, туда же Картышев отвел замученную долгим переходом Ингу.

Путники медленно выстраивались перед стеной щитов, на расстоянии пары десятков шагов, прикидывая свои шансы.

У местных длинные копья, у путников — сабли и штыки на мушкетонах. На тесном пространстве зажатой между густыми кустарниками дороги короткое оружие удобнее, если только…

Если только удаться проломить стену и не напороться на острые жала длинных копий, которые к этой стене способны просто не подпустить.

Даже с учетом того, что залп из мушкетонов выбьет кого-то из плотного строя, шансы на успех получались не очень великими. А то, что пробиться без потерь не получится при любом исходе — ясно было каждому.

— Кто вы такие, латники, и какого хрена делаете на нашей земле? — строго спросили из-за стены щитов.

— А-а?! — удивленно встрепенулся Росин и предупреждающе положил ладонь на плечо Зализы, уже раскрывшего рот для ответа.

— Глухие, что ли? — голос из-за щитов зазвучал громче. — Какого хрена, говорю, сюда приперлись, и кто такие?!

— Да, блин, расклад у нас стремный получается, — холодея от невероятного предчувствия заговорил Росин. — Местный епископ на хвост упал, когти рвать приходится, как протону на ускорителе…

— На чем? — стена щитов раздвинулась, и вперед выступил высокий рыцарь в любовно начищенных доспехах, с высоким султаном на шлеме «амбрэ» и с длинным белым плащом за плечами. Он откинул крючки, поднял шлем, красиво положив его на локоть согнутой руки и тряхнул головой. — Кого ты разгонять собираешься? Повтори.

Росин тоже выступил вперед.

— А я тебя знаю, — показал на него пальцем рыцарь. — Ты мастер из питерского «Шатуна».

— И твое лицо мне знакомо… — задумчиво зачесал нос Костя. — Видел я тебя.

— Еще бы! — звучно расхохотался рыцарь, разводя руки. — Витя Кузнецов из «Ливонского креста»! Свои!

— Егор, выпей! — Кузнецов протянул кубок слуге, и тот покорно осушил немалую посудину.

— Что, боишься, отравят? — усмехнулся Костя.

— Нет, — жизнерадостно расхохотался рыцарь, снявший в своем замке кирасу, и оставшийся в бархатном колете с прорезями на боках, сквозь которые проглядывала шелковая подкладка. — Просто ходит тут трезвый, как укор совести. Пусть тоже выпьет.

Пир еще только начинался. Гости и хозяева вперемешку расселись за длинным столом из поставленных на козлы дощатых щитов.

Многие друг друга узнавали, вспоминая встречи на ролевых играх или военных инсценировках, а то и совместные пьянки в самом Питере — и далекое прошлое, оно же будущее, теперь казалось всем чем-то вроде массовой галлюцинации.

Кувшины с вином, блюда с жаренными петухами и целиком запеченными косулями еще стояли нетронутыми, а стол гудел множеством разговоров так, словно хмельные напитки успели изрядно развязать языки. Только братья Батовы собрались на конце стола в молчаливую кучку, но сам боярин Евдоким, желая подчеркнуть родовитость, уселся рядом с хозяином замка. Государев человек Семен Зализа, защищая царский статус, уселся по другую сторону, и Кузнецову приходилось разговаривать с председателем клуба «Черный шатун» через их головы:

— Ну, как устроились, рассказывай?

— Нормально вроде. Вот, Семен Прокофьевич, — Зализа с достоинством кивнул, — место нам на Суйде отвел. Построились мы там, хозяйством обзавелись, две мануфактурки небольшие поставили, по выдувке стекла и выделке бумаги, летом хотим еще пороховую мельницу организовать. Половина мужиков там осталось, работают. А вы как в замке оказались? Давайте, про себя рассказывайте.

— Ну, что, — Витя отхлебнул из кубка и вальяжно откинулся в кресле. — Как от вас откололись, Сашка наш, Великий Магистр, сюда нас повел. Говорил, небольшая фогтия, людей мало, рыцарей мало. Мы при оружии и доспехах, неплохих по здешним меркам. Вот и примут. А получилось малехо наоборот: рыцари как врюхались, что мы русские, решили разоружить да и продать куда-нибудь на сторону. Ну, Сашка лапки кверху задрал. Они, говорит «великие ливонские рыцари», раз так решили, надо смириться и подчиниться. Но тут эти засранцы еще и баб наших лапать начали. Неля, вон, даже из баллончика кому-то прыснула. Они за мечи схватились, ну и мы тоже. Короче, порубили мудаков в капусту, и сели в замке. Великий Магистр наш приссал, что Орден за них мстить примчится, и свалил куда-то, а мы остались.

Он наклонился вперед, отхватил ножом от косули большой кусок ляжки, зажевал, запил вином и продолжил:

— Но мстить никто не пришел. Прискакали пару раз какие-то придурки. Штук десять, кого-то спрашивали. Мы их на хрен послали, и все. Правда, поначалу нас и вправду воевать ходили, но не сюда, а деревни дальние пограбить. Ну, крестьяне к нам жалиться прибежали, мы мозгами пораскинули, мечи-доспехи напялили и пошли к соседям «в войну играть».

Кузнецов мечтательно закатил глаза.

— Добрели до соседа, в Тюрскую комтурию, но деревни трогать не стали, а прямо к замку. Запалили ему бордель. Рыцари, знаешь ли, для своих блядей избы прямо к стене пристраивают. В общем, запалили бордель, покидали факелов в окна, стали двери рубить, щитами прикрываясь. Через пару часов хозяева сами из окон заорали, что сознают свою ошибку, больше не будут и даже отступного чуть не кило золота отсыпали. Мы пару дней отдохнули, и к другому соседу в гости… Короче, Костя, бардак во всей этой Ливонии полнейший, даром, что немцы заправляют. Мы, блин, целую фогтию захватили — а всем по барабану. Законы все, как у нас: пришел рэкет, обложил всех, как захотел. Пришел другой, дал первому по голове, и сам всех обложил, вот и вся конституция. Особо крутые мэны самих бандитов обкладывают, чтобы по мелочам не распыляться. Королевская власть называется.

— Здесь же Орден? — удивился Росин.

— Вообще тут ни хрена нет! — отмахнулся Витя. — Может, когда и было, но не сейчас. Никто на нас даже цыкнуть не рискнул. Приходили письма, в поход нас собирали. Мы их на хер послали, и ничего, умылись. Орденский оброк в своей фогтии отменили — и тоже съели. Церковную десятину отменили — только один попик ныть приходил, да и то как-то вяло.