Честь Империи (СИ) - Любушкин Алексей - Страница 46

— Будем действовать по обстоятельствам. В ближайшие часы ничего не изменится, а вам надо набраться сил, Павел Адамович. Предлагаю посетить столовую.

Что сказать, навели шороху в обеденное время и, получив свою порцию, сели за стол. Начало процесса централизованного питания — непростое решение, но в пунктах постоянного размещения военнослужащих начинали работать первые столовые. Нет, наш солдат питался хорошо и намного лучше, чем немцы с австрийцами, правда, хуже французов. Как говорится, есть куда стремиться. А вообще, оценить любого командира можно по организации питания. Голодный солдат — плохой солдат.

Не став больше мешать работе Генштаба, отправился в свой кабинет, который после неудачного покушения вернулся к первоначальному облику. На обратном пути из столовой с удивлением увидел Марию, выходящую из госпиталя. Она меня тоже заметила и тепло улыбнулась, после чего не выдержала и подбежав, все-таки обняла.

— Мария, ты куда пропала? Я несколько раз тебе писал, но все письма остались без ответа.

— Ты высоко взлетел, и я решила временно уехать подальше из Петрограда, чтобы не мешать. Еще эта глупая история с дворцом… — смутилась сестра.

Я про него уже и забыл. Давно там не появлялся.

— Глупости! Политика не изменит моего отношения к тебе. Да и дворец мне теперь вряд ли когда-нибудь понадобится. Я думаю, он должен быть твоим по праву.

Признаюсь, брат для Марии из меня получился не самый хороший. Да и с отцом и его новой семьей мы старались не пересекаться. Ставку на моих противников я ему не простил, и он прекрасно это понимал. И вообще, оставить своих детей на попечении у двоюродного брата с весьма строгими взглядами на жизнь… а самому удариться в новую любовь — презренный поступок. Недостойный для любого человека.

— Мне кажется, причина в другом. Как у тебя на личном фронте? — я неплохо успел узнать Марию, поэтому сразу обратил внимание на то, как она отвела взгляд и покраснела. — Вижу Олег Константинович, добился успехов решительным натиском, как и подобает гусарам.

— Кстати, Олег здесь в штабе работает, после запрета прямого участия в боях для Романовых, но ты же знаешь его… каждый раз рвется поучаствовать в сражении, — и, собравшись с духом все же, ответила. — Да, у нас все серьезно, но мы боимся осуждения в семье. Подумываем после войны уехать из России, если ничего не изменится.

В свое время мужской гарем вокруг Ксешинской мало кого волновал, да и сейчас не сильно осуждается. Если честно, для меня, выросшего в другом обществе, серьезно напрягает постоянное обсуждение личной жизни и обязательное одобрение от семьи или старших офицеров будущей спутницы жизни.

— Как строить личную жизнь только ваше дело! Ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня.

— Спасибо, Дмитрий! Я передам Олегу, что мы можем рассчитывать на твою поддержку в случае конфликта с семьей, — серьезно произнесла Мария.

За прошедшие два года я давно не ассоциирую занятое не по своей воле тело Дмитрия и его близких как чужих людей. Принял свою судьбу. Мария любит меня, кем бы я ни был, и нельзя бросать ее наедине с проблемами. Если с отцом у нас не получилось наладить отношения, то хотя бы сестра останется.

— Приходите сегодня вечером, выпьем чаю и поговорим. Заодно послушаю стихи твоего гусара…

Но не одной только войной и общением с близкими я жил в Варшаве. Было много встреч с представителями офицерских и солдатских собраний, с польской элитой и религиозными деятелями, где у каждой группы свои интересы и пожелания. А после посещения госпиталей и различных тыловых начальников, как обычно, полетели головы и погоны. Но были и забавные моменты.

— Ваше императорское высочество, разрешите задать вам несколько вопросов. Луи Грондейс военный корреспондент Новой газеты Роттердама и Дейли Телеграф, — на неплохом русском представился мужчина в очках, под пристальным взглядом охраны.

Что-то слышал о смелом голландском корреспонденте от генерала Брусилова, которого он сопровождал. Вот и до меня добрался.

— Не имею ничего против журналистов. Информация в наш век становится не менее смертельным оружие, чем снаряды и пули. Пройдемте в мой кабинет.

— Рад, что вы это понимаете. В таком случае, как вы прокомментируете применение Российской империей отравляющих веществ против солдат Центральных держав? Ранее русская армия не использовала столь страшное оружие, — на ходу спросил военный корреспондент.

— Не мы высвободили джинна из бутылки. Германская империя первыми применила БОВ против наших солдат, и мы имеем полное право ответить соразмерно. Мы не обладали данными технологиями до текущего момента, а союзники отказали в предоставлении химического оружия, но мы решили этот вопрос самостоятельно. В то же время я выступаю решительно против применения столь страшного оружия, и мы немедленно прекратим использования отравляющих веществ в том случае, если и другие страны согласятся.

— Полностью поддерживаю вас в этом благом начинании!

В мой кабинет принесли чайные принадлежности, и мы на некоторое время переключились на более простые вопросы, о быте и впечатлениях Грондейса от Российской империи. Он положительно оценил последние улучшения в снабжении армии и отношении к солдатам. Можно его охарактеризовать, как редкий тип людей, который каждую секунду проживает яркую жизнь и готов сорваться хоть в пасть дракону ради возможности оказаться в самой гуще событий.

— Русские штурмовики прослыли, как древние герои, спустившиеся на землю, но австрийские военнопленные рассказывают, что Штурмовой корпус не берет военнопленных, так ли это? — задал новый вопрос военный корреспондент.

Бог его знает берут или нет. В горячке боя вряд ли будут отвлекаться на пленных, а вот пехотные части всегда достойно относятся к противнику, если он того заслуживает.

— Только в случаях, если это будет мешать выполнению поставленной задачи или спасение изначально было невозможно. После применения фосгена, к сожалению, шансы выжить невелики. В остальных случаях мы полностью соблюдаем правила обращения с военнопленными в отличие от Австро-Венгерской империи, о чем им было указано доступным образом.

— Обязательно напомню читателям газеты о жестком обращении австрийской армии и вашем жестком ответе, — пообещал Луи Грондейс и тут же задал новый вопрос. — Французское правительство заняло довольно жесткую позицию по отношению к вам. В газетах вас называют диктатором и сатрапом, что душит свободу в России и любое стремление помочь союзникам поскорее закончить войну. Что вы можете ответить на подобные обвинения?

— Моя должность так и называется. Глупо на это обижаться. Требование наступать первыми, чтобы мы отвлекли от Западного фронта германские дивизии довольно эгоистично. В свое время нам отказали в подобной помощи и только кормили завтраками на просьбы отправить оплаченное вооружение, что уж говорить о дополнительных поставках. Мы полностью выполним свои обязательства в этой войне не заключать сепаратные переговоры со странами Центральных держав, но Франция с таким отношением вряд ли сможет рассчитывать на Российскую империю.

— Кхм. Вернемся к текущему моменту. Как вы оцениваете успехи русской армии на фронте?

— Армия Российской империи выполняет свой долг по защите Отечества и достойно подготовилась к наступлению, несмотря на постоянное давление со стороны союзников по Антанте. И что не менее важно мы показываем реальный результат, чем не могут похвастаться другие державы.

— Спасибо за ваши ответы, ваше императорское высочество, — резко свернул интервью Грондейс. — Желаю успехов русским солдатам на полях сражений.

Тяжело ему будет опубликовать подобные ответы, по крайней мере, во французских изданиях точно. Но к моему удивлению, Луи от этого нисколько не расстроился, и я решил напомнить о правдивости передачи своих слов.

— Луи, перед публикацией ознакомьте моего помощника с вашей статьей. Надеюсь, там будет все в точности. Не хотелось бы портить сложившееся о вас впечатление.