Честь Империи (СИ) - Любушкин Алексей - Страница 44

Они прошли через жесткую психологическую и физическую ломку. Будущий штурмовик из особого отряда жил по расписанию от отбоя до отбоя, без секунды свободного времени, привыкая беспрекословно подчинятся приказам. Тяжелые наказания в виде марш-бросков и ночных учений быстро отучили спорить при выполнении приказа. Вера в Российскую империю и Штурмовой корпус — все, что им оставили.

Постоянная боевая готовность, лучшее на данный момент оружие и медицинская помощь. Нет, это не тонкий стилет спецназа. Это кувалда для пролома любой обороны. Для них нет слова невозможно. Отучили молчаливые унтеры.

Жестоко, но лучше, чем гнить в тюрьмах. Тем более после окончания пятилетнего контракта они получат новую жизнь с другим именем. Неплохой вариант начать все сначала, но уверен, многие решат остаться и этому есть простое объяснение. Штурмовой корпус — мое личное детище, где я контролировал все. После окончания формирования мы больше не будем набирать офицеров из других частей. Карьерный рост и обучение только внутри корпуса. Многие ветераны позже дадут начало частным наемным компаниям. Работы будет много. Полыхающие континенты, падение колониальных режимов, многочисленные революции и бесконечные войны…

— Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! — строевым шагом ко мне подошел генерал. — Ваше императорское высочество, солдаты и офицеры Штурмового корпуса построены. Командир корпуса генерал-лейтенант Каппель.

— Вольно!

— Вольно! — повторил команду генерал.

Приведение строевых уставов к более привычным для меня почти закончено. Благородия и Превосходительства, нижние чины вместе с слушаюсь, навсегда ушли. Но выделение различия между солдатами и офицерами никуда не делось, до чувства локтя между военнослужащими еще очень далеко.

— Владимир Оскарович, штурмовики готовы к выполнению боевой задачи?

Каппель в очередной раз покосился на свои погоны. Резкий взлет за год службы дался ему нелегко. Бессонные ночи и желание доказать всем, что он сполна заслужил свое право на командование передовыми войсками империи. Что ж, не зря я его протащил наверх.

— Так точно! Мы всегда готовы и ждем от вас напутственной речи, — едва заметно улыбнулся Каппель.

Двадцать тысяч человек замерли в ожидании моих слов. Непередаваемые ощущения, когда я вижу перед собой не гвардейцев, ожидающих привилегий и живущих красивыми парадами, а настоящих псов войны. Это мои воины и всегда ими будут, что бы ни случилось. Прикажи я им идти вперед на Берлин, и они, не задумываясь, пойдут самым коротким путем.

— Братья, со многими из вас мы прошли через кровопролитные сражения и на деле доказали, что штурмовик — гордость всей Российской империи. И впервые Штурмовой корпус покажет себя на полях сражений, как соединение, готовое выполнить самые сложные и даже невозможные для других задачи. Верю, что вы полностью оправдаете возложенные на вас ожидания и подтвердите свою высокую выучку. За Штурмовой корпус! Мы всегда впереди!

Интерлюдия 5

Тяжелый вздох через противогаз и выдох. Протереть окуляры, проверить оружие и не мешает ли снаряжение двигаться. Заточенная лопатка и гранаты на поясе. Все на месте, а это значит, наступает время для самого важного.

— Я, штурмовик. Моя броня — вторая кожа. Мое оружие — лучший друг, что несет смерть на поле боя. У меня нет имени, лишь позывной. Никто не видит мое лицо, за все мои действия несет ответственность непосредственный командир. При необходимости я готов отдать жизнь за свое Отечество, как того требует от меня долг и череп на рукаве. Для меня нет гражданской жизни. Есть лишь только Штурмовой корпус Российской империи.

Неизвестно кем придуманные строчки обрели неимоверную популярность среди солдат Штурмового корпуса как у добровольцев, так и у «второшансников». Командиры не торопились с этим бороться. Не мешает, так пусть будет.

Штурмовик, выполнив обязательную часть перед боем, откинулся на стенку окопа. Трехминутная готовность после массированного артобстрела уже была объявлена, и остались последние мгновения перед долгожданной командой. Время тянулось неимоверно долго, а проплывающие облака на небе, казалось, застыли на одном месте.

— Штурм!

Жизнь изменилась на до и после команды. Без разницы, что штурмовать населенный пункт, укрепленные позиции или окопы в чистом поле… есть только задача, которая должна быть выполнена любой ценой.

Выбраться из окопа и бежать, вместе с такими же, как он, через поле в сторону укреплений противника, затянутых дымом. Стараясь не смотреть на итоги неудачных наступлений австрийцев и раскиданные по всему полю тела. Души этих солдат давно на небе ожидают приговора, а у штурмовика еще не выполнена задача.

Австро-венгерские солдаты всю ночь были безжалостно подвержены обстрелам химическими боеприпасами с фосгеном. И во время наступления представляли из себя жалкое зрелище. Рвота, кашель и накрывшее солдат безумие в ожидании скорой смерти.

Унтер с дробовиком первым прыгнул в окоп и свинцовый дождь из ствола открыл дорогу остальным штурмовикам. В укрепленный блиндаж полетела граната, а короткие очереди из автоматов добивали раненых противников. Штурмовики не знают пощады и не берут пленных. Цель должна быть достигнута максимально эффективным способом.

Выскочивший обезумевший солдат попытался штыком проткнуть прапорщика, оценивающего обстановку на поле боя, но выстрел из револьвера поставил точку в его жизни. Рядом шла жесткая рукопашная, когда нет времени стрелять, и в ход пошли заточенные лопатки. Кровь смешалась с лужами и грязью, превращаясь в сплошное месиво.

Штурмовики в касках, противогазах и, как казалось на первый взгляд в непробиваемой броне выглядели словно вестники смерти, спустившиеся на землю, собирать кровавую жатву. Морально неустойчивые вследствие применения химии и масштабного артиллерийского обстрела австрийцы дрогнули. Но нет ни единого шанса на спасение.

— Зачистка закончена, — прозвучал глухой голос прапорщика в противогазе. — Доложите о готовности нашего взвода к прорыву следующей линии укреплений.

Захваченные позиции занимали пехотные части, а штурмовики под взрывы артиллерийских мин готовились к новому броску. Сплошная линия укреплений, за ними еще одна и так на несколько километров. Всего лишь работа, для которой они и были обучены.

А в это время, в паре сотен километров от описываемых событий солдаты пехотных полков вжимались в землю. Сегодня австрийцы словно обезумели, без передышки, отправляя снаряд за снарядом. В глазах солдат появилась смертельная обреченность, когда остается только одна мысль подороже продать свою жизнь. Но, неожиданно за спиной послышался тяжелый топот ног, обутых в сапоги.

— Михаил Иванович, неужели подкрепление к нам? — спросил молодой солдат у подпрапорщика.

— Скоро узнаем, Данилка. Небоись и не из таких передряг выходили живыми.

В окопы падали солдаты в причудливом снаряжении. Штурмовики. Сколько баек про них сложено, не счесть. Что кровь живую пьют и от того страха не знают, что не спят, а только бегают и стреляют круглые сутки, что броня у них заговоренная, которую пули не берут… поневоле поверишь в рассказы бывалых солдат, что с опаской смотрели на новых соседей.

— Как у вас дела, пяхота? — обратился к подпрапорщику неизвестный штурмовик в маске, закрывающей лицо.

Не зная звания неизвестного солдата, подпрапорщик не стал конфликтовать, да и дозволялось штурмовикам больше, чем другим. Оно и понятно. Кто каждый раз на волоске от смерти по-другому на жизнь смотрит.

— Как сажа бела. Бьют по нам без передышки и с земли подняться не дают. Его благородие… то есть подпоручика Мефодиева ранили, теперича я здесь за главного. Вот воду приготовили к пулеметам и помолились напоследок. Ждем гостей.

— Ничего, скоро все поменяется, — усмехнувшись, подбодрил солдат штурмовик.

— Неужто наступление? — хмуро спросил подпрапорщик.

— Небоись, вас не тронут. Мы к вам непросто так поболтать пришли.