Большой Дом (СИ) - Кич Максим Анатольевич - Страница 6

Из домика опять доносится голосом Матроскина:

— Никогда!

И как ни стращал почтальон Печкин, как ни проклинал, как ни упрашивал, из домика ему в ответ неизбежно летело:

— Никогда!

И совсем уже извёлся гость, когда вдруг увидел, что коровник находится снаружи построения: как ни старались Матроскин с дядей Фёдором, но замкнуть круг с Муркой внутри у них не получалось.

Почтальон Печкин с ухмылкой проследовал внутрь, на ходу расстёгивая бляху солдатского ремня.

Когда дядя Фёдор и Матроскин с Шариком домой пришли, почтальона и след простыл, и об этом визите они так и не узнали. Только Мурка с тех пор стала гораздо менее вредной, но все решили, что это она просто акклиматизировалась.

7. Полезный трактор

Как-то раз вбежали дядя Фёдор, Шарик и Матроскин в дом очень запыхавшимися. Потому что на погост они пошли просто поговорить — а тамошнее население оказалось к разговорам совершенно не расположенное. И вышло из этого разговора одно расстройство. Мальчик и его товарищи расстроились, потому что бежать пришлось через всю деревню, а постояльцы погоста расстроились из-за того, что не догнали.

Шарик смотрел-смотрел как по ту сторону построения пляшут в воздухе болотные огоньки, обрывки тряпок и осколки костей, да и не вытерпел.

— Эх,— говорит,— ружьё бы мне, да серебра заговорённого…

— Ты того,— отвечает ему Матроскин,— в расходы нас не вводи. Сейчас дядя Фёдор тебе холодное железо заговорит, и мы тебя отправим в рукопашную, как самого инициативного бойца.

— Какое ещё холодное железо?

— Да хотя бы, вон, сковороду,— предложил Меланхтон, сын Мелхесиаха

— Не-е-е… так я сам в расход пойду,— Шарик опасливо посмотрел за окно.

— Ни в какой расход никто не пойдёт,— успокоил его дядя Фёдор,— тем более со сковородой. На ней ещё картошка осталась недоеденная. Нам бы лучше чего-нибудь такое найти, чтобы не приходилось на своих ногах по околице бегать. Велосипед, например, или мотоцикл.

— С коляской. В коляску мы посадим Шарика с пулемётом, и наденем ему на голову шлем с рогами,— поддержал мальчика Матроскин.

— А где же мы пулемёт возьмём?— недоверчиво спросил пёс.

— А там же, где и мотоцикл с коляской,— ответил кот,— нету тут нигде ни мотоцикла, ни пулемёта…

Потом он внимательно посмотрел в глаза Шарику и добавил.

—… и шлема тоже нет, так что даже не надейся. Да и мотоцикл — не машина: прилетит что-нибудь этакое в голову, никакой шлем не поможет!

Дядя Фёдор не стал переспрашивать, что такое «этакое» может в голову прилететь.

Шарик подумал, подумал и согласился с котом:

— Да, мотоцикл — это не машина. Это он прав. Не будем мы его искать. Мы лучше машину себе подыщем!

— Какую ещё машину?

— Обыкновенную, легковую,— говорит пёс.— Ведь машина-то – это машина.

— Ну и что?— кричит кот.— Может, где-нибудь машина – это машина. Только не в этой глуши. У нас дороги такие... А если она застрянет в лесу? Придётся её трактором вытаскивать. Вы уж и трактор заодно ищите!

И тут Шарик как подскочит:

— Евгеника!.. То есть, тьфу, Эврика! Тут же в колхозе есть машинный двор! Там обязательно должен быть трактор!

— А заправлять мы его чем будем?— спросил Матроскин,— тут с полезными ископаемыми… не того.

И за окно посмотрел.

— Так там и солярка должна быть,— уверил товарищей Шарик,— нам же много не надо, нам так, для личного пользования.

— А мысль здравая, только вот надо нам как-то наших гостей выпроводить, а то у меня корова не доена… Впрочем, среди них наверняка и доярки есть. Дядя Фёдор, глянь-ка по книгам, можем мы их к делу приспособить?

— Это вряд ли,— покачал головой мальчик,— хотя попробовать можно.

Он согнул из проволоки знак Данбалы Ведо, натянул на него змеиную шкурку, вышел на порог, прочертил на земле веве и поинтересовался у болотных огоньков, костей и тряпочек:

— Ну, кто хочет поработать? Урожай сам себя не соберёт!

Огоньки потускли, мельтешение косточек и обрывков ткани успокоилось. К дяде Фёдору присоединился Матроскин. Он сразу в наступление пошёл:

— Эй, у меня корова не доена, огород не полит, забор вон, подправить надо. А ну, стройся в колонну по два.

И не успел он закончить, как вокруг не осталось никого потустороннего.

— Знаешь, что такое «кароси»?— спросил мальчика кот.

— Не знаю,— ответил дядя Фёдор.

— Вот и они не знают,— загадочно подытожил Матроскин.

Следующим утром все трое пошли на машинный двор. Двор этот оказался огромной площадкой, заросшей бурьяном. Вся она была заставлена ржавыми машинами. Остатки плугов и сеялок ржавели тут и там, между вросших по самые оси в землю грузовиков. Под прохудившимся навесом стояли полуразобранные комбайны и трактора.

— Нам тут понадобится самая большая книга по производственной некромантии, какую мы только сможем найти,— всплеснул лапами Матроскин.

— Не поможет,— грустно ответил дядя Фёдор, который как раз весь вечер эту книгу читал,— промышленная некромантия не для воскрешения техники, а для того, чтобы у померших рационализаторов выяснять, что же они такого при жизни наулучшали, и как теперь это починить.

И тут они увидели в дальнем углу двора контейнер, какие обычно на больших кораблях возят. Контейнер был выкрашен ярко-голубой краской, которая почти не облупилась.

— Странное дело,— нахмурился Шарик.

Очень уж необычно тут смотрелся этот контейнер.

Подошли ближе.

Дверцы контейнера были закрыты на засовы, а через проушины была пропущена тонкая верёвочка, свитая из рыжих и седых волос и скреплённая сургучной пломбой.

— Совсем странное дело,— согласился Матроскин,— Печать надёжная. Готов поспорить: головы, с которых эти волосы взяли — под порогом контейнера прикопаны.

— И как нам эту печать снять?— поинтересовался мальчик.

— Да сорвать и вся недолга. Она ж не для того, чтобы внутрь не пускать. Она для того, чтобы не выпускать наружу. Ты вот лучше подумай, а нам оно надо?

— А что тут думать?— прокричал Шарик,— Тут снаружи один упырь другого краше. Вон один этот дядька бледный чего стоит! Кого бы они там ни спрятали, он явно поприличнее их всех будет!

— А давайте мы вокруг контейнера защитное построение сделаем,— предложил дядя Фёдор.

— Хорошая идея,— согласился Матроскин.— Только всё равно кто-то один внутри должен будет остаться и печать сорвать. Кто-нибудь инициативный.

— Да понял я, понял,— проворчал Шарик, но спорить не стал.

Потому что сам знал, что инициатива наказуема, но очень уж ему иногда хотелось сказать что-нибудь умное.

Дядя Фёдор принёс из дома необходимые материалы, рассчитал построение и вскоре оно было готово. Они с котом отошли на безопасное расстояние, а Шарик внутри круга остался.

Сорвал он пломбу и… ничего не произошло. Только дверь со ржавым скрипом отворилась.

— Эй, идите-ка сюда,— позвал пёс товарищей.

Внутри контейнера стоял небольшой трактор такого же ярко-голубого цвета, как и сам контейнер. Он был небольшой, а на месте радиаторной решётки у него было изображено огромное человеческое лицо, выпуклое. Глаза у него были закрыты, словно у спящего.

—«Тр-тр Митра»,— прочитал дядя Фёдор надпись на табличке,— что ещё за «тр-тр»?

— Трискелион Трисмегиста,— подсказал Матроскин.— Смотри, ниже мелким шрифтом подписано. «Самодвижущаяся алтарная проходческая установка». Вот те на… прямо таки самобеглое капище. Интересно, а где тут жертвенник?

Они подняли крышку капота и увидели на месте двигателя причудливое устройство из крючков и лезвий.

— А поймай-ка ты нам, Шарик, курицу,— попросил кот, не отрывая от механизма восхищённого взгляда.

Пёс вскоре вернулся с полупридушенной птицей. Вместе с котом они насадили курицу на крючки, а дядя Фёдор раскрутил ручку кривого стартёра. Курица на прощание кудахнула, полетели во все стороны перья и Матроскин брезгливо захлопнул крышку.

Некоторое время ничего не происходило. А потом из нутра трактора раздалось сытое урчание двигателя. И вдруг спящее лицо проснулось. Глаза его широко распахнулись и трактор прокричал высоким, почти детским голосом: