Брандвахта (СИ) - Гор Александр - Страница 18

Ствол обреза смотрит чуть в сторону, а мою правую руку прикрывает полуоткрытая дверь. Рву из-за пояса ПМ, успев пальцем сдвинуть флажок предохранителя. Бах, бах, бах!

Гнилозубый медленно валится навзничь.

Бах, бах, бах! Второй пытался поднять обрез, но я оказался быстрее.

— Наташа, дай автомат! — убедившись в том, что оба не подают признаков жизни, проорал я: там, возле «рафика», тоже грохнул выстрел, но более громкий, чем из пистолета, и дорожные разбойники, бросив жертв, запрыгивают в Жигули-«пятёрку».

Стрелять с такого расстояния из АКС-74У можно, но рассеяние будет слишком уж большим.

— Оба — вон из машины в кювет и залечь там!

— А ты?

— Бегом, я сказал!

Сам тоже прыгаю на обочину, чтобы, в случае чего, не зацепить ребят-туристов, и встаю на одно колено.

Сто пятьдесят метров до рычащей мотором «пятёрки». Пора!

Пять или шесть коротких, по три-четыре патрона, очереди, от которых «жучка» покрывается множеством дырок. Двигателю однозначно каюк. И водителю тоже: машина, потеряв управление, скатывается в кювет и переворачивается. Пригнувшись, перебегаю разделительный газон, не забыв по пути отопнуть обрезы подальше от тех, чьей задачей было перехватить решивших развернуться, не доезжая «таможни». Замер в положении для стрельбы с колена.

Правая задняя дверь распахнута. Скорее всего, замок открылся, когда её покорёжило. Человеческое (человеческое ли?) лицо, виднеющееся сквозь ней, постепенно заливается кровью. А что остальные? Минута, другая, но ни единого звука из машины, ни единого шевеления в ней. Аккуратно спустился к автомобилю. Нет, все в неестественных позах. Подобрал только ещё один вывалившийся наружу обрез двустволки.

— Володя, ребята возвращаются!

Это уже Васька.

— Вижу. С Наташей всё в порядке?

— Да!

— Тогда выходите.

Пульс у первых, отстреленных мной, я уже проверил: глушняк! Теперь поменять магазины в оружии на полные и сложить трофейные обрезы в багажник. Какое-никакое, а тоже оружие. И оставлять его здесь просто нельзя, чтобы не провоцировать других «предприимчивых» на дорожный разбой.

У Садыка половина лица уже заплыла и «светится» лиловым, на скуле чуть сочится кровью ссадина. Евгений, перевязанный чем-то бок которого намок от крови, скрипит зубами, но держится.

— Серьёзно зацепило?

— А как ты думаешь? С двух метров зарядом дроби…

— Почему пистолеты не применили?

— Мы их в рюкзаки убрали. Кто же знал, что на дороге такое творится? — нашёл «отмазку» Сабиров.

Слов нет, одни маты!

— Володь, у тебя в машине ножовки или ломика нет?

— На хрена?

— Да сломать или срезать этот чёртов замок, чтобы дальше ехать.

— Куда? До Толбазов, где такие же «соловьи разбойники» стоят? А потом ещё и на посту ГАИ перед Стерлитамаком.

— А ты откуда знаешь?

— Доложили, — кивнул я в сторону трупов. — Монтажку я, конечно, и у себя поищу, и у этих в машине. А можете и вовсе ключ от замка у тех, во второй машине, забрать. Так что, если собираетесь продолжить дорожные приключения, то делайте, что хотите, а мы возвращаемся на брандвахту. Я своей жизнью и жизнями Наташи с Васькой рисковать не буду. Довольно с меня сегодня.

18

— Тебя не корёжит из-за того, что ты спишь с серийным убийцей?

— Если меня из-за чего и корёжит, то только из-за ужаса, в котором мы оказались. Из-за того, что тебе приходится стрелять в людей, которые собираются меня изнасиловать, а тебя убить. Из-за того, что люди, вокруг которых и без того тысячи тысяч трупов, всеми силами стараются преумножить их число.

— Да ты философ!

— На дорогу смотри, а не на меня! Ты для того меня от этих уродов спасал, чтобы потом угробить в ДТП?

А моя красавица тоже нервничает, не только я. Вон, буквально на пару секунд голову к ней повернул, а она уже дёргается из-за того, что машина может слететь в кювет.

— Вась, а ты как это всё воспринимаешь?

— Думал, что уже начинаю привыкать…

— И не вздумай!

— Что «не вздумай»?

— Пытаться к этому привыкнуть. То, что с нами произошло, происходит и ещё какое-то время будет происходить, просто… Даже не знаю, как выразиться… Просто какой-то невероятный, нечеловеческий ужас. Это ненормально, это неправильно, этому нет оправдания.

— Но если себя постоянно грызть за это, то свихнуться можно.

— Поздно, Вася. Поздно. Мы уже все свихнулись, попав в нашу ситуацию. Кто-то больше, кто-то меньше. Разве нормальные люди придумали бы то, что придумали эти… скоты там, возле аэропорта? И разве нормальные люди стали бы сжигать их трупы только из надежды на то, что кто-то, увидев их обгорелые тушки, воздержится идти по их стопам? И, заметь, никто из всей нашей толпы не возмутился таким решением.

Да, именно так мы и поступили: загрузили двоих, убитых мной из пистолета, в машину, я выстрелил из автомата в топливный бак, а потом бросил горящую сигарету в струйку текущего бензина. Не верьте в картинки из американских полицейских боевиков: не взрывается автомобиль, когда пуля попадает ему в бензобак, враньё это! А второй машине даже в бак стрелять не пришлось: у неё и без того топливо текло через неплотную крышку бензобака.

Вся эта моя болтовня — реакция на пережитый стресс. Отходняк от выплеснувшегося в кровь адреналина.

Едем мы назад ещё медленнее, чем катились от Уфы. Я просто боюсь, что туристы отстанут и опять во что-то вляпаются, поэтому до самого Старого моста через Белую и держал на спидометре «стариковские» семьдесят километров в час, а по городу и вовсе сбросил скорость до пятидесяти: тут, всё-таки, иногда и машины попадаются. И кто таких же чокнутых, как мы, знает, как они будут вести себя на дороге. Тем более, Садык превратился в «Кутузова» из-за заплывшего левого глаза.

— Ну, вот мы и в «Хопре»!

Незатейливая, конечно, шутка, но неожиданно для меня самого нашедшая отклик у принявшихся хихикать Богдановых. Тоже, наверное, отходняк.

— Ага, а в «рафике» не халявщики едут, а компаньоны.

Оказывается, и к парню, все эти дни маявшемуся из-за переживаний, чувство юмора возвращается. Пусть немного из другой «оперы», но тоже ведь постоянно вертевшаяся на экране реклама.

— Не вздумай только им такое ляпнуть.

— Да что я, тупой, что ли⁈ Да и не считаю я их никакими халявщиками. Скорее, это они себя считали нашими временными попутчиками, а теперь станут полноценными компаньонами.

И опять Василий прав. Как минимум, до тех пор, когда повсеместно не установится хоть какая-нибудь вменяемая власть, ни о каких дальних поездках никто и заикнуться не посмеет.

К вечеру Колющенко стало хуже. Его и на брандвахту-то заводили под руку и сразу отправили отлёживаться, а ближе к закату солнца у него начался жар. Похоже, вместе с дробинами, которые во время перевязки не смогла выковырять из-под кожи Надя Бивалькевич, в ранки попала какая-то грязь.

— Главное — чтобы заражение крови не началось, — обеспокоилась Надежда, влепившая бывшему десантнику очередную дозу антибиотика.

Они на пару с Люсей Вострецовой, подругой Евгения, так и просидели ночь рядом с ним. В основном, конечно, по требованию Люси, на которую «накатили» все прежние и текущие переживания.

— Психотерапевтом работала, — пояснила наша единственная хоть как-то связанная с медициной дама.

Послеапокалиптическая реальность — она такая. Если не каждому первому нужна помощь психотерапевта, то минимум — каждому второму. Но за неимением такого каждый находит собственное отвлечение от переживаний. Вон, даже «толстокожий» алкаш Григорий вернулся к заброшенному перед запоем делу — ремонту двигателя катера «Жулан», в «прежние времена» занимавшегося установкой бакенов на речном фарватере.

— Зачем нам это? — пробовал допытаться у него брат.

— На всякий случай. А вдруг придётся куда-нибудь по реке сходить?

Оля Бородина, та самая дамочка с «бл*дским» взглядом, бывшая (скорее всего) жена школьного друга моего брата, нас каждый день потчует каким-нибудь тортиком. Бухгалтер Светлана «взяла опеку» не только над подобранной в городе девчушкой, но и над Гришкой. И на предупреждения «он же запьёт» реагирует, как та героиня анекдота «мне наплевать, на каком глазу и тебя тюбетейка» — руки в боки: