Тьма. Том 3 (СИ) - Сухов Лео - Страница 49

А ещё в тот же день мне позвонили с неизвестного номера. Как оказалось, это были те самые знакомые Попросного, которые хотели поизучать Тёму взамен на помощь с постановкой на учёт.

— Фёдор Андреевич? Здравствуйте! Вас Макар Петрович Полосков беспокоит. Я звоню по поводу вашего кота… Номер мне дал господин Попросный, знаете его?

— Да-да, здравствуйте. Знаю. И ждал вашего звонка, — отозвался я.

— Фёдор Андреевич, подскажите, а когда мы можем с вами встретиться? — уточнил Полосков, явно горя нетерпением по ту сторону трубки. — Нам бы хотелось посмотреть на вашего удивительного зверя! Обсудить предстоящие исследования!..

— У меня сейчас очень плотное расписание занятий, Макар Петрович… — терпеливо признался я. — В будние дни я свободен с восьми вечера, ну или рано с утра. А в выходные, конечно же, можем договориться на любое время.

— Не надо ждать выходных! Приезжайте сегодня после восьми! — чуть ли не дрожащим голосом отозвался Полосков. — Приедете?

— Хорошо… Только скажите, куда, — не стал я отказываться, памятуя о том, что легализация Тёмы мне очень нужна.

А спустя пару часов написал Пьер: сообщил, что подготовил документы по моему вопросу. С ним я договорился о встрече на следующее утро перед учёбой. И, вызывая вечером бричку, снова задумался о покупке машины. Всё же кататься на такси — это слишком расточительно. Хоть и удобно, не стану спорить — особенно во время вечерних пробок.

Учёный городок, куда я приехал, был построен на юго-западной окраине Ишима. Стоящие особняком домики и здание научного учреждения прятались от посторонних глаз на огороженной территории. И на входе туда действовал строгий пропускной режим.

Пропуск мне выписали заранее, так что проблем не возникло. А вот внутри ещё пришлось погулять, чтобы найти нужное строение. Я шёл по аккуратным дорожкам, вымощенным плиткой. Смотрел на яркие фонари, на подстриженный газон, на гуляющих повсюду двусердых учёных, на яркие вывески заведений, открытых лишь для жителей городка… И раздумывал, а не пойти ли мне в науку?..

Буду жить в таком вот городке, по вечерам ходить без страха в какой-нибудь трактир, а днём — заниматься научными изысканиями. И жильё мне выделят, и доход будет хороший — красота же? И сам себе отвечал: скукота! Не настолько я увлечён научной сферой, чтобы всю жизнь провести в оторванном от мира месте. Хотя, конечно, несколько дней так бы пожить не отказался.

На пороге научно-исследовательского корпуса меня уже встречал притопываюший от нетерпения Полосков. Выглядел он как классический доктор или учёный из века эдак девятнадцатого в мире Андрея. Козлиная бородка, какое-то артефактное пенсне, брюки со стрелками и даже пиджак — но не кафтанного типа, как принято здесь на Руси, а франкского кроя.

— Фёдор Андреевич! Здравствуйте! А где ваш… Эм… Питомец? — забеспокоился учёный, нервно разглядывая меня через пенсне. — Я надеялся, он будет с вами…

— Тёма, покажись, будь добр! — позвал я кота.

Прошло несколько секунд, и моё чудовище вылезло из тени под свет фонарей.

— Он прямо вот сам ходит? — удивился учёный, всплеснув руками.

— Он перемещается, — пояснил я. — Когда я подошёл, его здесь не было.

— О, какая удивительная способность! Как думаете, получится её как-нибудь изучить? — ещё больше обрадовался Полосков.

— Вам виднее, вы же учёный! — я улыбнулся.

А сам успокаивающе подмигнул Тёме: мол, давай не будем этого, в пиджаке, сразу на лоскутки рвать. Может, он в глубине души человек хороший — просто учёный на всю голову?

— В самом деле… — тем временем умилённо лепетал Полосков, не отрывая взгляда от кота. — Ну пойдёмте! Пойдёмте же ко мне в лабораториум! Мне не терпится осмотреть этот выдающийся образец! Подумать только! За столько веков первый изменённый кот! Его определённо нужно изучить!.. Как можно подробнее!..

На последних словах Тёма недовольно мявкнул. И я был с ним согласен.

Полосков мне не нравился. От бородки до ботинок. Такому дурню от науки хватит фанатичной глупости, чтобы попытаться отжать Тёму под тем или иным предлогом. А то и вовсе выкрасть. Хотя Тёма — это, конечно, не то животное, которое стоит красть…

Тем не менее, нужно было поставить кота на учёт. Значит, придётся ещё какое-то время оказывать Полоскову содействие в исследованиях. Во всяком случае, пока Попросный не закроет с ним сделку.

Поэтому я лишь благосклонно кивнул, двинувшись за учёным.

— Макар Петрович, я просто обязан вас предупредить! — проговорил я, дождавшись, когда восторги этого странного типа чуть-чуть поутихнут.

— Да? О чём? — живо поинтересовался тот.

— Тёма — кот. Все коты, как вы знаете — животные независимые. Так вот, под влиянием изменения его независимость только усилилась. Соответственно, ему не нравится, что его будут изучать, но он согласился потерпеть. Однако прошу вас: не применяйте к нему каких-то действий, которые Тёма может принять за нападение. Он всё-таки хищник… И выведен был Тьмой, чтобы убивать. Он умеет это. Не подвергайте риску себя и ваших сотрудников.

— Это… Это очень своевременное и важное предупреждение! — через несколько секунд, видимо, взвесив за и против, отозвался Полосков. — И, тем не менее, мы сможем взять у него на изучение кровь, шерсть и, возможно, кусочек когтя?

— Я договорюсь с Тёмой. Просто скажите мне об этом заранее, — улыбнулся я, стараясь не думать, что ещё они взяли бы у кота на изучение, если бы не мои слова.

— Это несколько сужает круг наших возможностей… Но мы справимся! Составим чёткий путь!.. — Полосков схватился за бородку, подёргал её, а затем продолжил: — Найдём, что нравится Тёме! Договоримся с ним! Мы же договоримся с тобой, чёрный зверь?

— Мэ-э… — с сомнением заметил Тёма, идущий рядом со мной.

— Мы попробуем! Мы обязательно попробуем! Ты не сомневайся! — не стал сдаваться Полосков, но ответа уже не удостоился.

Поднявшись на второй этаж здания, мы прошествовали по длинному полутёмному коридору до двери с табличкой «Отдел изменённых зверей». Как оказалось, помимо Полоскова, в отделе трудилось ещё трое его помощников.

Первым был мужчина лет тридцати, которого мне представили как заместителя Полоскова. Звали его Увальнев Святослав. И понравился он мне чуть больше своего шефа. Но только чуть-чуть. Такой же фанатик от науки, готовый на всё ради результатов.

Были и ещё два помощника: Полякова Лада, миловидная улыбчивая шатенка, которая занималась административной частью работы, и Борис Трясогуз, уже вставший на путь фанатизма, но пока сохраняющий человеческие черты.

Да, я не любил учёных! И отчасти этому способствовала память Андрея, которая подсказывала: при сильном увлечении предметом исследований и слабом моральном стержне у этих ребят кастрюлю иногда срывает так, что легче пристрелить, чем объяснить им, в чём они неправы.

К сожалению, наука и мораль нередко выступают по разные стороны баррикад. Потому что мораль — это продукт не только культурной стороны общества, но и религиозной. А вера и наука в том же мире Андрея уживались с большим трудом: в основном, из-за атеизма, процветавшего в научных кругах. Впрочем, в этом мире ситуация была ненамного лучше…

Можно сколько угодно рассуждать, что такое «хорошо», а что такое «плохо», но только религия даёт однозначный ответ на вопрос, почему «хорошо» — это «хорошо», а «плохо» — это «плохо». И именно этот ответ позволяет укрепить внутренний моральный стержень.

И, конечно, есть люди, которые без всякой веры могут взрастить в себе твёрдые ориентиры. Вот только одно дело — взращивать в себе моральный стержень, а совсем другое — получить его просто по факту веры и погружения в неё. Среди религиозных людей тех, кто обладал твёрдыми принципами, было, конечно же, больше.

Правда, что получено легко — легко и уйдёт. Память Андрея хранила в себе примеры тех, кто отказался от христианства, обратившись к другим верованиям — и очень быстро потерял и моральные ориентиры, и твёрдые принципы, взамен став творить лютую дичь.