Столичный доктор. Том VII (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 51

Всё шло по схеме «прием пониженной степени важности». Секретарь молниеносно доложил, вернулся с извинениями:

— Его высокоблагородие просит прощения, но сейчас крайне занят. Могу предложить чай. Или послать человека в трактир, если желаете чего-то еще.

Да уж, хамство начинается с порога. Он бы еще достал из ящика стола надкусанный пирожок и предложил угоститься. Я даже садиться не стал, так и стоял среди приемной, молча глядя в окно. Зима вновь забрала полномочия у весны — в городе поднялась метель.

Очевидно, полковник Авареску решил сильно палку не перегибать. Минут через пять дверь приоткрылась:

— Его сиятельство приглашается.

Я вошёл. Авареску встал за столом, как король всех румын и бессарабов Кароль Первый.

— Ваше сиятельство! Честь, право, видеть вас! Что случилось? Неужели какие-то… неприятности?

Играет мастерски. Голос — бархат, улыбка — от зубного протезиста. И кабинет богатый, с мебелью красного дерева, запахом дорогой кожи и элитного трубочного табака. Такой и в Петербурге не зазорно иметь, в том числе и тем, кто чином повыше провинциального полицмейстера.

— Ваши люди задержали моего человека. Буквально несколько часов назад он ещё был со мной. Что он успел натворить — загадка.

— О, сейчас уточню, ваше сиятельство, — Авареску продолжал излучать радушие. — Пока велю чаю подать. Не подскажете, как зовут его?

— Данилов Тит Кузьмич. Шестьдесят девятого года. Мой помощник.

Я сделал на слове «мой» особый акцент.

Был вызван секретарь, которому румын передал указание срочно выяснить насчет задержанного Данилова. Имитация бурной деятельности во всей красе. Интересно, что же он попросит? Не может этот чиновник отпустить моего человека без условий. У него на двери кабинета написано большими буквами: «Не подмажешь — не поедешь». И во лбу горит огненными буквами та же надпись. Думаю, всё зависит от данных Алексеевым ценных указаний.

Вернулась пауза. Нам подали чай. Неплохой. Поговорили о войне, о китайцах, об упадке нравов — привычный мелкий дипломатический танец. Даже об уровне медицины в Европе завели речь. Я отметил — интерес у него не праздный. Запомним.

Наконец, секретарь принёс записку. Авареску бегло прочитал, хмыкнул, изобразил сочувствие:

— Господин Данилов обвиняется в соучастии в хищении военного имущества. На очень крупную сумму. Доказательств более чем достаточно. Следствие ведет военная прокуратура, мое ведомство лишь оказывало содействие при аресте и обыске.

— И? Сами понимаете, находясь в Порт-Артуре, Тит Кузьмич не мог украсть военное имущество в Харбине. Он там в каком статусе? Обвиняемый? Свидетель?

— Не могу знать, ваше сиятельство, — довольно сухо ответил полицмейстер. — Как я только что…

— Но поспособствовать можете? Не последний ведь вы здесь человек, Роман Аполлонович?

— Не могу сразу ответить. Нужны материалы дела…

— Помнится, вы интересовались моей базельской больницей? Лечение одного пациента по высшему классу в любое время. Поверьте, это чрезвычайно щедрое предложение. Не все могут себе позволить такое, только очень богатые люди.

— Тут задействованы высокие персоны, — Авареску поднял глаза к потолку. — Со своей стороны, я сделаю все, что возможно. Сами понимаете, мне надо заинтересовать… Может, три…

Торг начался. Видимо, дело всё же не от адмирала. Просто обыкновенная жадность, завёрнутая в табачный аромат румынского барокко. Надо нажать.

— Помилуйте, господин полковник, речь идет не о моем освобождении, а всего лишь моего служащего. Один пациент и… ну пусть будет дорога и проживание сопровождающего за наш счет. Предложение действует только сегодня.

Выйдя от полицмейстера, я чувствовал себя загнанным в угол. С жадноватым хапугой мы разобрались. Получив от меня визитку с автографом и дописанной на обороте единичкой с плюсом, полицмейстер удивился.

— Это всё?

— А вы чего хотели? Нотариально заверенного договора с печатями? Поверьте, это надежнее. Моё слово много значит.

— Так это же… Подделать можно запросто… — снова покрутил в руке картонный прямоугольник Авареску.

— Лучше не пытаться. Служба безопасности у меня отрабатывает каждый франк.

Румын вдруг захохотал — очень ненатурально, как опереточный злодей. Посмейся, а я подожду своей очереди. В Базеле тоже полиция есть.

Я сразу направился в управление Маньчжурской железной дороги. В кассу идти было бесполезно — никакие титулы, даже с вензелем, не помогут, когда идёт война. Всё под контролем военных.

И ответ был предельно чёткий: выезд на запад — только с личного разрешения наместника. Военные перевозки — отличный аргумент для чего угодно. А я не в том положении, чтобы ехать в подвагонных пространствах зайцем. Жена может не понять.

Ситуация становилась по-настоящему опасной. Пока я в Харбине, мои враги в Петербурге могут сплести любую интригу. Алексеев же с Безобразовым здесь, на месте, сделают все, чтобы эту интригу усилить и раскрасить. Я не сомневался, что Жигана подставили. Но даже вызволив его, я остаюсь в патовом положении. Надо срочно уезжать из Харбина.

Вернувшись к себе, я застал Агнесс стоящей у окна.

— Что с Жиганом? — спросила она, стоило мне переступить порог.

— Обещали посодействовать.

— Взятку дал? Да?

— Один пациент экстра-класса с дорогой. Почти бесплатно. Похоже, у этого полицмейстера есть кто-то… Очень уж подробно расспрашивал.

— И правда, почти даром. Что еще?

— По-настоящему плохие новости, — вздохнул я. — Нам перекрыли выезд по железной дороге.

Агнесс резко обернулась и вцепилась в мою руку:

— Нас не выпустят? Андрей… что теперь?

Я притянул её к себе.

— Успокойся. Найдём выход. Есть Владивосток. Или на юг — через Китай, до Гонконга. Портов хватает. Придумаем.

— Брр… в море, зимой… Я бы предпочла поезд…

— Ничего. Бесконечно плохо не может быть бесконечно долго.

— Всё бы тебе философствовать, — слабо улыбнулась Агнесс.

Кто-то постучал в дверь. Вот это точно прислуга. Только они могут скрестись как котенок, но чтобы слышно было во всем номере.

— Открыто! — крикнул я.

— Васе сиятелство! Вам слочная телелгамма, у! — глубоко кланяясь, подал мне поднос китайчонок.

— Иди, — скомандовал я, бросая на серебряный поднос полтинник.

Я поспешно вскрыл конверт. Странное послание. Только Ли Хуан мог такое отправить. Как его еще за шпиона не приняли с такими иносказаниями в тексте?

«Уважаемому соседу. Печально слышать о затруднениях с дальней дорогой. Дракон Севера бывает порою капризен, его уши не всегда слышат тихий голос издалека. Но капля точит камень. Терпеливый садовник дождется цветения пиона. Помните о мудрости старого бамбука. Ли.»

Перечитал. Второй раз. Третий. Суть ясна: Ли знает о моих проблемах. Он готов попытаться повлиять на царя («Дракона Севера»), но это будет не быстро («капля точит камень», «терпеливый садовник»). И прямо сейчас он помочь не может. «Мудрость старого бамбука» — вероятно, намек на то, что нужно затаиться, переждать бурю. Что ж, совет хороший, но не в моем положении. Мне не бамбук растить — мне выбираться.

Не успел обдумать — новый стук. Уверенный. Чужой, но не враждебный. Мой номер превращается в проходной двор. Для человека, который в Харбине якобы никого не знает — многовато гостей.

Вестовой с приглашением. Меня зовут на вечер в Офицерское собрание. Знакомое место, как же. Прошлый визит оказался особо памятным. На этот раз повод — японский авангард из 200 человек наголову разбит русским войсками близ деревеньки Пхион-Яна. Ура, ура, мы ломим, гнутся шведы. Будут бурно праздновать, к бабке не ходи.

В списке приглашенных значились и Гиляровский, а также корреспондент французского «Фигаро» Жюльен Баше. Отлично! Я даже потер руки. Хотите войны? Будет вам война. Возьму с собой неприметный бювар. Пора запустить в дело проект по «Желтороссии», что сделал Тройер. Первый залп с Жиганом был за Алексеевым. Но мой ответный удар будет не слабее.