Серия "Афган. Чечня. Локальные войны". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - Беляев Эдуард Всеволодович - Страница 4

Талебова как молния сразила, но устоял боец, не пал позорно — физически и духом. И сообразил, как передать сигнал «отставить!». Так в 16.00 14 декабря поступила команда: «Отбой до особого распоряжения!» И что уж тут началось… Представить страшно. Одно скажу: Мише уже больше никогда не доверяли травить людей и даже самых яростных врагов.

Все дело в том, что на Амина яд не подействовал совершенно. Впоследствии эксперты объяснили, будто отрава была нейтрализована кока-колой. В дальнейшем же чекисты «прицепили» к историческому сюжету «об ухватистом устранении диктатора» такую бывальщину, обеляющую их «прокол»: дескать, племянник Асадулла обменялся бокалом (наверное, понарошку, случайно) с Амином — вот и результат. Весьма неутешительный.

На кого рассчитывали кагэбисты подачей подобной версии — знамо дело: на простаков, безнадежных дураков да на похвалу своего начальства. Амин никогда до нашей «тесной дружбы с ним» не употреблял спиртное, а потому ему соки не подавали в бокалах. Асадулла и Амин никогда не напивались до положения риз, чтобы по пьяни поменяться «питейным судном» или заздравным кубком. Обед проходил не в пристанционном буфете покрытого сажей поселка, куда слетаются бездомные и попрошайки, не ведающие своего родства, сановности, уважения к рангу и вообще к человеку, занимающему определенную олигархическую ступень в обществе. В тех кругах, где обитают короли и президенты, шахи и падишахи, и в тех пределах, где живут по законам шариата, обмен, даже случайный, посудой за столом исключен начисто. Это случился бы не нонсенс, а поступок, приведший допустившего роковую промашку к усекновению его головы. Журналисты французского издания Guerres&Histoire в апреле 2011 года интервьюировали полковника в отставке Якова Семенова, и, наслушавшись и «навпечатлявшись» до заморачивания здравого смысла, позволили себе сделать от редакции такое многозначительное примечание (цитата): «Амин предложил бокал с напитком, отравленным его поваром — агентом КГБ, — члену своей семьи». Ладно бы, корреспонденты представляли ежедневную парижскую газету L’Humanite («Юманите») — орган французских коммунистов, а то ведь они из Guerres&Histoire — нового ежеквартального журнала, имя которого ясно показывает свою уникальность и компетентность: «Война и история». И последнее. Любопытно: о факте обмена бокалами рассказал чекистам при допросах Асадулла или на смертном одре успел о том уведомить кагэбистов сам Амин?

Бывший командир спецназа «Альфа» генерал Геннадий Зайцев — видимо, под впечатлением скандалов с белым порошком в Америке и Европе, под впечатлением от отравления Александра Литвиненко в Лондоне агентами известных спецслужб — выдвинет свою версию отравления Амина. Ссылаясь на очевидцев и, как водится у чекистов, не приводя конкретных фамилий, генерал сообщит читающей публике, что Амин получил письмо особой важности. Но сам его в руках держал мало. В значительной степени спецсредство оказало воздействие на его племянника, который и вскрыл конверт.

Бредятина неимоверная. Если бы Амин выступил в роли Ромео, то с большими натяжками еще можно допустить, что любовное послание от некоей Джульетты ему было передано тайно и с глазу на глаз. Но ведь не Ромео был участником истории, а первое лицо государства, к которому ни при каких условиях так запросто не подойдешь и тем паче не всучишь из рук в руки писульку даже самой высокой важности. Полноте, товарищ генерал… Допустим, Амин получает конверт прямо в руки. Скажите, он обратил внимание на то, что передающий был в перчатках? Или это был камикадзе, пожертвовавший своей жизнью ради спецоперации КГБ? И потом, скажите, кто больше испачкался «ядохимией»: Амин, который держал конверт, вертел, рассматривал и передал его для вскрытия, а потом забрал письмо назад и внимательно (а значит, не накоротке) перечитывал его, или племянник, лишь вскрывший конверт?.. Зыбкая генералова версия не выдерживает критики, если бы даже ее подкрепить мотивом, что племянник тотчас же тщательно вымыл руки с мылом, а Амин поленился…

Неуютно, надо полагать, ощущал себя председатель КГБ Андропов — еще одна затея с уничтожением президента Амина расстроилась. Как здесь ни крути, а придется расписаться в бессилии своих хваленых служб и кооперироваться с армией. А так этого не хотелось…

Вечером того же дня, когда советские солдаты и офицеры избежали кровавого побоища, из Москвы прикажут в срочном порядке отправить в Ташкент Бабрака со товарищи. Пройдут годы, и чекисты «приоткроют» завесу секретности: у нас все тогда шло по плану. Вранье! Члены будущего ЦК ютятся и зябнут в капонирах, в палатках, на сквозняках и без всяких удобств. Недосыпают, недоедают, ожидают перемен, живут на нервах. Капонир — надежное укрытие для техники на случай боевых действий, но для Бабрака Кармаля и его соратников — это кладбищенский склеп. Ненадежный к тому же. Афганцев, безусловно, надобно было доставить на землю отцов, но не следует говорить, что это произошло за неделю до главного события. За день, за два — это еще куда ни шло. Обмишурились бойцы «невидимого фронта». Сами дали маху и фирму дискредитировали.

Так что 14 декабря, а потом и 16-го (очередная — и последняя неудачная попытка снайперов убить Амина в городе) для войск еще существовала реальная возможность никуда не выдвигаться и не лететь. Но если в сентябре, во время перестрелки в доме Тараки, автоматная очередь не достигла Амина благодаря адъютанту Таруну, а 14 декабря не сработал яд, то два дня спустя на пути выстрелов очутился уже племянник.

— Ну, блин, невезуха. Неуловимый он какой-то, стерва. Везунчик. Ни дна ему, ни покрышки. Свинца ему горсть надо, гаду ползучему. Дождется еще… — так тихо злобились два бойца — Володя Цветков и Федор Ерохов, два снайпера, соучастники и главные исполнители тайной операции «Агат». Не знал тогда пышущий злобой Ерохов, что до финала той охоты осталось не так уж много дней. Еще стрельнут и Федор, и Яков, и Владимир. Свои винтовки снайперы прилежно пристреляли в Баграме, на задворках аэродрома, старательно отмерив 450 метров — именно с такого расстояния они намеревались «освободить афганский народ» от их коварного лидера. И в лежку регулярно залегали офицеры, карауля неусыпно, зорко — в оба глаза. Взглядом соколиным провожали кортеж машин и ту самую машину тирана и деспота. И неудобства сносили, и мытарства. И все оно как-то неладно получалось. «Невезуха» — и все дела… Не офицеры пустили пулю мимо. Просто и в этот раз не проехал мимо них Амин. И в тот раз, и в следующий…

— Так у нас бывает, — спокойно скажет годы спустя Яков Семенов, их командир.

Однако стрелки все же совершили затеянное! 16 декабря, совсем измученный незадавшейся охотой, Ерохов приноровился, изловчился, осчастливленный нагрянувшей нежданно-негаданно удачей — подвернувшимся случаем, который никак нельзя было упустить, — и выстрел произвел. Один, второй… Метнулись пули, застучали по капоту, и стекла обезобразились ослепительными кляксами, пугающими взгляд прохожих.

Об этом очередном покушении, совершенном на Амина, мало кто знает. От него в разговорах убегают с такой поспешностью спринтера, что я иногда допускал мысль: а было ли вообще в природе оно, это покушение? «Замяли» тогда, не открываются и сегодня, словно стыдясь огласки. Кому было выгодно? Амину не резон скрывать — прекрасный повод оправдаться перед народом за проводимые репрессии и уничтожение внутренних врагов, включая Тараки. И хороший предлог довершить начатое — физически расправиться с неугодными, которым удалось избежать кары по первым, заблаговременно составленным, спискам. Замалчивали у нас. Не потому ли, что обнаруживалась наша причастность и просматривался наш след? А может, по иной причине: уж коль не скрыть применение яда, то есть смысл продолжить игрища с отравлением как единственным средством покушения. Дескать, старались устранить — не получилось. И в том нет вины мастаков: яд на поверку оказался слабеньким. Эксклюзивные капли отравы, приготовленные с учетом персональных биологических свойств организма условного Васи, не возымели действия на конкретного Хафизуллу. Вот и вся недолга. А в миру пусть себе посудачат, погневаются, к столбу позора пригвоздят, пенсионерок пригласят для демонстраций — нехай бабульки пошалят и погремят дружно в кастрюльки. Прошел демарш — и кануло все в Лету…