Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 5

В мою сторону шла только Лихолетова, которая всю дорогу на меня странно косилась и только на холме возле дома культуры, где ей надо было поворачивать домой, не выдержала и прошептала:

— По-моему, Сашка тебя любит. Она так из-за Любки бесится! Хотя понятно же, что ты просто жалеешь Желткову, как облезлого бездомного щенка.

«А Оле снился соло-гитарист. И иногда — учитель пения», — вспомнилось вдруг.

Хотелось съязвить про серпентарий и женскую дружбу, но я не стал. Сказал только:

— Стыдно, Раиса Геннадиевна, про подругу судачить.

Лихолетова не поняла, в чем ее вина, и возмутилась:

— Я не судачу. Я хочу помочь, потому что, возможно, ты не видишь этого. — Она постучала себя по лбу. — Вы, парни, такие дуболомы!

Святая простота. Зря ее в подлости заподозрил.

— Спасибо, Рая. Слепой прозрел, — улыбнулся я, и мы разошлись.

Все-таки правильно я сделал, что пошел на праздник. Отдохнул душой, а вот тело утомилось и еле плетется. Теперь выдыхай, бобер, до третьего января, когда все завертится с новой силой…

Хотя какой там «выдыхай!» К нам завтра из Москвы на своей машине выдвигается дед с товаром почти на штуку баксов. Пока не доедет, буду переживать, ведь на трассах кишат желающие поживиться. Я ему раза три раз говорил, чтобы бросал все, если начнут грабить — он нам живым нужен. Но вряд ли боец так сделает.

Что дед точно сделает — выполнит обещание звонить хотя бы два раза в день.

А после третьего января — буду развивать сеть автомастерских, наконец помогу Лидии усыновить детей, попробую, что за зверь бартер, и начну строить дом.

Только бы с дедом все было в порядке!

Глава 3

Доктор едет, едет

Пока мама пекла торт перед поездкой к бабушке, а Алексеевич залипал перед телевизором, я с книжкой сидел в прихожей возле телефона — ждал дедова звонка. Читать не получалось. Я представлял, как дед сейчас проезжает Каменск-Шахтинский, откуда наверняка можно позвонить, но он почему-то не звонил, и тревожился.

Чтобы меня отвлечь, память взрослого разошлась и подсовывала картинки с новыми годами из прошлого-будущего, будто кадры из диафильма.

У каждого есть лучший новый год и худший.

Самая яркая картинка — 1997 г. — первый новый год вне семьи в Питере. Я, одинокий птиц, тридцатого декабря в клубе, куда мы с другими курсантами отправились пропивать стипендию, познакомился с местной девочкой из пединститута, тоже первокурсницей. В те времена если вырвался из учебки — уже праздник. Тридцатого мы тоже учились, тридцать первого — символически, выходной был один — первое января, а второго мы обязаны были вернуться на учебу. Никаких тебе недельных рождественских каникул! Они появились в начале нулевых.

Кажется, эту рыжую бестию звали Наташей. А может, Настей. Или Ниной? Все-таки Наташей, помню, что она была милой. Она натерла ногу, и я около километра нес ее на руках в квартиру к подруге, где Наташа ночевала. Мы условились встретиться тридцать первого декабря у елки на Дворцовой площади и провести новый год вместе. Помню, переживал, что она не придет, а я отверг приглашение напиться спирта с парнями и рисковал встретить праздник у разбитого корыта. Телефоны-то были не у всех, если что-то случилось, и кто-то не мог прийти на свидание, можно было навсегда потеряться.

Наташа пришла в десять вечера, как мы и условились, причем минута в минуту — она была не из тех, кто считал, что девушкам положено опаздывать. Было холодно, минус десять или чуть меньше, но безветренно, и это помогло утеплившимся нам бродить пять часов по украшенному городу, пить из фляги коньяк и греться поцелуями.

Проходя мимо заведений, где шло веселье, мы мечтали об одном и том же — попасть в тепло, в эту сытую жизнь. И не верилось, что когда-то я смогу просто прийти в ресторан, заказать ужин и шампанское любимой женщине, желательно французское — не копить на это деньги несколько месяцев, не остаться после совсем без средств.

Часа в три ночи ноги принесли нас к клубу, тогда заведения такого рода назывались диско-барами, где мы познакомились. Заговорщицки улыбнувшись, Наташа велела подождать и вдоль гардеробной двинулась к выходу из бара, откуда уже начался исход посетителей, и вышибалы не лютовали.

Минут через пять, сияя, Наташа вернулась с шестью билетами на новогодний вечер, которые она выпросила у уходящей компании.

— Стол номер восемнадцать! — блеснула глазами она. — Сказали, он наш.

Наташа вручила мне пять билетов.

Я думал, стол будет пустым, но мироздание сжалилось над нищими студентами, и там оказалась непочатая бутылка шампанского, две — водки, коньяк, сырная и мясная нарезки и хлеб. Зашивающиеся официанты не заметили

— Вот, можешь пригласить своих. — Она погрустнела. — Мои все по парам сидят дома.

Наши в количестве четырех человек пили на съемной хате Абарцумяна, там был телефон, я позвонил парням, и они с радостью приехали, скинувшись на такси.

На обратную поездку денег не было, и мы сидели до первых трамваев. Наташа выпила, и ее одолела тоска по мужчине, который ее бросил накануне праздника — именно поэтому ничего у нас не получилось, а жаль, классная девчонка. Я немножко воспылал к ней нежностью, часто вспоминал и пытался найти ее позже, когда интернет стал общедоступным, но не преуспел.

Через несколько лет я отмечал новый год в ресторане с шоу-программой: кто быстрее протащит банан в штанах мужчины, кто быстрее раздавит шарик задницей — это было ужасно. Ни один новый год не сравнится с тем студенческим, проведенным с Наташей.

Разве что 2010, когда мы поехали с Ильей и Светкой в Крым на Чатыр-Даг, да не смогли подняться на вершину на машине из-за снежных завалов, бросили машину, взяли рюкзаки и пошли пешком. Внизу было +8, в горах оказалось −15. Турбаза, где мы забронировали номера, внезапно не работала, и мы примкнули к компании из Запорожья, с которой познакомились по пути наверх. Ночевали мы в спальниках в сторожке без окон, на нарах.

Зато, проснувшись утром, я видел сотни тысяч ледяных бабочек, приземлившихся на сугробы, и молочную реку облаков, текущую под нами в ущелье.

— Ну что, не звонил дед? — спросил очевидное выглянувший из зала Борис.

— Нет, — мотнул головой я. — Хотя по моим расчетам уже час как должен был.

— Может, просто неоткуда, — попыталась утешить нас мама. — Телефона нет, переговорные пункты не работают, мало ли что.

— Машина старая, может сломаться, — ляпнул отчим и не понял, что сказал.

Дано: поломка любая средней сложности, дед, частично утративший водительские навыки и слабо помнящий, как крутить машине гайки, междугородняя трасса, мороз, снег. Найти: работающую автомастерскую. Ответ: решение данной задачи невозможно. Все, на что дед может надеяться — что кто-то отбуксирует его в ближайший населенный пункт, и там ему придется торчать, пока автослесари не протрезвеют, или ловить попутку, хватать самое необходимое и ехать к нам, оставив автомобиль там. Но так можно лишиться и товара, и машины.

Еще вчера поездка деда к нам на старом «москвиче» казалась хорошей идеей, теперь же выглядела безрассудством. Судя по его рассказам, он купил ржавую колымагу. Даже если перебрать ее полностью, она могла подвести в любой момент.

И это — самая безобидная причина того, почему он не звонит. Его могли ограбить и покалечить, могли подставить на дороге, он мог попасть в аварию — все-таки восстанавливать навыки вождения в таком возрасте сложно. В конце концов, ему могло стать плохо, он ведь немолод, а нагрузка большая. Еще и нога, наверное, не до конца восстановилась. Дед, конечно, спортсмен и герой, но возраст все равно свое берет.

Мама вынесла торт — похвастаться. Рыжеватые коржи, заварной крем, шоколадная помадка, по бокам — присыпка из крошеного печенья.

— Ты готов? — обратилась она ко мне. — Скоро поедем… Не переживай ты так! Все хорошо будет с дедом, только час дня! Он еще позвонит.

Поставив торт на тумбу в прихожей, она остановилась напротив меня и с сочувствием сказала: