Муля, не нервируй… Книга 3 (СИ) - Фонд А. - Страница 24

— Муленька, ты, главное, не волнуйся! — решительным голосом заверила меня Надежда Петровна, — мама всё порешает! Я закажу черничный пирог у Алексеевой, для меня они всё сделают. И пирожные закажу. Девочки любят сладкое. Я тебе завтра с утра сообщу. Всё, пока, я убежала!

Она чмокнула меня в щеку и легко, словно девчонка, упорхнула прочь из столовой.

А я остался доедать тефтельки.

Вот что с женщинами делает правильная мотивация.

Скажу честно, в загородный дом Осиповых я решил проникнуть отнюдь не ради монументальной Валентины. И даже не ради Ларисы. Меня больше всего заинтересовало хобби Анны Васильевны. Нужно будет с нею проконсультироваться и, если получится, выцыганить, какое-то растение. Желательно редкое.

Должен же я найти ключик к чёрствому сердцу Секретаря Большакова!

Домой я вернулся гораздо позже обычного. Из-за всех этих происшествий последних дней, я большую часть рабочего времени успешно покрастинировал, решая какие-то сверхсрочные и важные вопросы. А отчёты никуда не делись, они всё копились, копились. Поэтому пришлось сегодня задержаться и срочно закрывать все недоделки.

И вот я, наконец, вошел в свою комнату, уставший и голодный. И соответственно, злой (я всегда, когда голодный, то недобрый). Уже предвкушая, как наемся и завалюсь сразу спать. Всё! Больше я ни на что был не способен. Только поесть и спать.

Только-только я успел переодеться, как в дверь постучали.

Досадуя, кому в такое позднее время что от меня надо, я крикнул, сдерживая раздражение:

— Открыто!

— Муля! Я на минуточку! — в комнату вошла Лиля и сразу уселась за стол, — мне очень с тобой поговорить надо. Посоветоваться.

Она была в красивом зелёном платье, вышитым по подолу, которое необыкновенно ей шло. Пышная юбка-солнцеклёш, узкая талия, перетянутая тоненьким ремешком, пышные рукава с оборками. В другое время я бы нею обязательно залюбовался, если бы не вымотался, как собака. Сейчас же мне было абсолютно всё равно.

Лиля уставилась на меня своими бездонными глазами печального оленёнка, и я подавил тяжёлый вздох.

— Рагу будешь? — устало спросил я и вытащил из холодильника кастрюлю.

— Буду! — не стала отказываться Лиля и я удивился. Обычно она изображала эдакую трепетную лань.

Ну, ладно, я раскочегарил примус, подогрел нам рагу и разложил по тарелкам. Дуся сегодня не ночевала, уехала в деревню за продуктами. Она обычно раз в месяц или раз в два месяца туда уезжала. Вечером уезжала, утром возвращалась. Ночевала у знакомых каких-то. Они ей вроде как дальней роднёй приходились.

Так что я был один и сейчас порадовался, что она не будет греть уши. А то донесёт Надежде Петровне, стопроцентно. А уж Мулина мамашка дофантазирует, однозначно. И разразится очередной скандал.

— Приятного аппетита, — я поставил тарелку с рагу перед Лилей, положил хлеб. Поставил и себе тарелку, и уселся тоже.

— Муля! — Лиля которая всё это время молчала и терпеливо ждала, пока я разогрею рагу, даже не притронулась к еде, лишь смотрела на меня умоляющими глазами и нервно теребила рюшики на рукаве, — Муля! Я всё поняла!

— Что поняла? — пробормотал я с полным ртом.

В диалоге с опечаленной женщиной главное правило — вовремя поддакивать. Лучше нейтральными фразами максимально успокаивающим тоном, но с ноткой интереса. А остальное она всё сама. Если же фраза будет хоть немножко не нейтральной, женщина может обидеться и закатить истерику. А то и в слёзы удариться, что вообще катастрофа.

— Я поняла, Муля, — в этом месте Лиля сделала драматическую паузу, но мне было безразлично, я ел рагу.

Лиля, увидев, что это не произвело на меня абсолютно никакого впечатления, тяжко вздохнула, расправила складочки на платье, и продолжила:

— Я поняла, что искусство — не моё!

И в этом месте я чуть рагу не подавился. Торопливо схватил стакан с чаем и принялся пить. Лиля, довольная произведённым эффектом, продолжила развивать мысль:

— Я перепробовала уже все варианты, Муля! И в кино ходила на кастинги все эти. И в театр. И даже в цирк! Везде нужны молодые и с образованием. Таких, как я, не берут… — в этом месте она всхлипнула и попыталась выдавить слезу. Со слезой не получилось, поэтому она продолжила дальше насухо, — или же обещают гору чудес, а самим лишь бы воспользоваться наивностью бедной девушки…

Я сдержался, чтобы не хмыкнуть. Уж что-что, а наивной бедная девушка Лиля не была.

— Поэтому я сказала себе — больше я в искусство ни ногой! — она упрямо вздёрнула подбородок и с вызовом посмотрела на меня, мол, проникся ли я.

Но я не проникся. Вместо этого встал и со всем возможным равнодушием наложил себе в тарелку добавки рагу. Лиля восприняла мою бесчувственность, как ещё один удар судьбы и смиренно продолжила изливаться:

— И теперь я стою на середине жизненного пути и совершенно не представляю, что мне теперь делать дальше…

Она подняла на меня свои оленьи глаза и печально вздохнула.

Я вздохнул тоже. Кажется, это надолго.

— Муля! — увидев, что я продолжаю демонстрировать досадную бессердечность, Лиля воскликнула, — что мне теперь делать, Муля⁈

Я пожал плечами:

— Есть много вариантов.

— Какие? — стрельнула глазками Лиля.

— На пример, на завод пойти, — начал перечислять я, — можно на ткацкую фабрику устроиться. Или маляром-штукатуром. Они неплохо зарабатывают. Крановщицей тебя всё равно не возьмут, там учиться надо…

— Муля! — со слезами на глазах вскричала Лиля, — ну как ты можешь⁈

— Что? — не понял я и налил себе чаю. Лиле чай предлагать не стал. Раз она рагу не доела.

— Как я могу быть какой-то крановщицей⁈ Ты в своём уме⁈ Ты бы ещё фрезеровщицей мне идти посоветовал!

Я промолчал.

— Я ведь рождена для искусства, Муля! Для высокого искусства!

— Так ты же сказала, что больше туда ни ногой, — напомнил я.

— Так и есть! Раз они не оценили меня, то я туда ни ногой! — она с вызовом посмотрела на меня.

— Ну, принципиальная позиция вызывает уважение, — осторожно сказал я и убрал грязную тарелку из-под рагу со стола.

Лиле выражение понравилось. Она улыбнулась:

— Да! Потому что я сама принципиальная. И позиция у меня принципиальная!

— Лиля, а от меня, чего ты хочешь? — я разомлел от обильной еды и горячего чая и теперь единственное, что я хотел — это завалиться на кровать и проспать до утра. И желательно без душещипательных монологов в стиле Бедного Йорика.

— Помоги мне! — потребовала она категорическим голосом.

— В чём помочь? — удивился я.

— Помоги мне понять, чем мне теперь заняться, — сказала Лиля, — ты умный. Ты всем помог. Даже этому злыдню Герасиму. Ходит теперь в белой рубашке вон, и даже книгу читает. Ты представляешь⁈ Герасим читает книгу! Ужас!

Она набрала в грудь воздуха и продолжила обличительным тоном:

— И Белле ты помог. И Музе. И Фаине Георгиевне, и Ложкиной! Теперь и мне помоги!

Я вздохнул:

— Лиля, они все не знали, как выйти из сложной жизненной ситуации.

— Я тоже не знаю!

— Лиля, они хотели найти выход. Они понимали, чего они хотят. Видели или осознавали корень своей проблемы. Просто им нужно было подсказать путь. Чуть-чуть подтолкнуть в нужном направлении…

— Я тоже знаю!

— И чего ты хочешь, Лиля? Прошлый раз ты, помнится, хотела попробовать себя в искусстве. А сейчас ты чего хочешь?

— Я хочу счастья и любви! — глядя мне в глаза, твёрдо и с вызовом сказала Лиля.

— Счастье у тебя уже было, — сказал я, — была семья, ребёнок, работа. Ты отказалась от всего этого ради любви. И любовь у тебя была. С Жасминовым….

— Не напоминай мне про этого негодяя! — всплеснула руками Лиля и таки смогла выдавить слезинку.

Но, так как я был сытый и практически разомлел от еды, то не отреагировал. Поэтому Лиля дальше плакать не стала:

— Я ради этого гада бросила семью, обеспеченную жизнь! А он…

— Не ради него, Лиля, — раздражённо сказал я, — а ради своего эгоизма. Ради своих хотелок.