Слезы Вселенной - Островская Екатерина - Страница 39

– Зачем ты мне все это перечитываешь? – удивилась Вероника. – У нас тут такое произошло! Теперь полицейские подозревают всех наших гостей… И почему-то занимаются расследованием в нашем доме. Романа же ведь на дороге убили, а не у нас… Пусть ищут убийцу в другом месте.

– А чего его искать! – воскликнул Сорин, удивленный наивности жены. – Этот старичок и убил – ты что, не поняла? Не своими руками, разумеется, а поручил кому-то. А сам отвлекал внимание своими стихами, а потом со мной и Аликом Ничушкиным в карты играл. Да еще как! А ты можешь себе представить, чтобы слепой играл в карты? Я прочитал про него эту байду и понял сразу, что никакой он не поэт, никакой он не учитель, а авторитет из девяностых… Ведь не случайно этот «Нос» упомянул, что он с каким-то местным бандитом вась-вась… И там тоже карты. А с кем авторитетный вор сядет в карты играть – только с равным себе. Вот и получается, что здесь убийцу ищут, а его нет, потому что на своей машине его увез полковник юстиции из Следственного комитета.

– Я не могу представить, что такой старичок мог… – начала было Вероника. – Такой тихий и приветливый.

Но муж не дал ей договорить.

– Вот именно с такой внешностью благообразной и мог. А кто подумает на старенького, седенького и слепенького?.. Я думаю, что это из-за бизнеса Ромы. У него в собственности завод был, и немаленький. Там много акционеров, но все это миноритарии – шелупонь, одним словом. Основные – Курочкин и его жена, да еще эта подруга, с которой он явился. Жену грохнули, теперь и самого Рому, следующей будет эта… Как, ты сказала, ее зовут?

– Марина.

– Ее или замочат, или предложат скинуть акции государству, а то и отдать кому надо, за копейки с рассрочкой выплаты лет на пять. Она, перепуганная как овца, конечно, это исполнит. С радостью все сделает, и по-быстренькому, чтобы живой остаться. Но ее все равно грохнут, если она не свалит быстренько, в Испанию, например.

– Мне Аглая Виленовна звонила, – сообщила Вероника.

– И что мама сказала?

– Ничего особенного. Сообщила, что у них дожди и все окна в доме покрыты мокрым песком, который приносит ветер из Сахары…

– У нее море рядом и пляж, – кивнул Сорин, – песок оттуда ветер приносит, а она каждый раз про Африку. Одиноко ей там. Давай слетаем туда на недельку. Там сейчас ведь теплее, чем у нас?

– Воздух двадцать два, вода двадцать один градус.

– Вот и отлично. Кстати, а где этот наш въедливый следователь, который хочет хоть что-то накопать на меня? Не уехал еще?

Глава восемнадцатая

Гончаров решил осмотреть территорию поместья. Он шел по дорожкам, вдоль которых стояли на чугунных ногах невысокие фонари. За ними был плотный ряд высоких туй, а дальше темнота. Игорь Алексеевич дошел до вымощенной брусчаткой площадки перед двухэтажным флигелем, оттуда выезд вел к воротам, проходя мимо павильона и домика охраны. А за самим флигелем располагалось еще одно здание хозяйственного назначения. Игорь Алексеевич направился к нему, но вдруг заметил на скамье одинокую мужскую фигуру и решил подойти.

На скамейке сидел Левченко. И смотрел перед собой, стараясь не замечать подходящего к нему следователя.

– Разрешите присесть? – обратился к нему Гончаров и продолжил: – Не помешаю?

Левченко бросил на него быстрый взгляд и ответил:

– Могли бы и не спрашивать: я здесь не хозяин.

И он отодвинулся на самый край скамьи, хотя и без того места было предостаточно.

Игорь опустился, посмотрел на темное безоблачное небо, усыпанное звездами:

– Какая теплынь! Почти середина октября – и плюс пятнадцать.

Левченко молчал.

– Хотя это днем, – продолжил полковник юстиции, – сейчас, конечно же, прохладнее.

– Я, пожалуй, пойду, – произнес Левченко, поднимаясь, – если вы не против.

– Не против, только ответьте мне сначала на несколько вопросов.

Левченко опустился, но без особого желания.

– Это гараж? – спросил Гончаров, показывая на здание хозяйственного назначения.

– Гараж, – ответил его собеседник. – Там три хозяйские машины стоят, и еще один автомобиль для хозработ: если какой груз привезти или вывезти мусор. А еще там мастерская, бытовка, места хранения разного инструмента…

– Автомобиль для хозяйственных поездок – не «Мицубиси L-200», случайно?

– Он самый, – кивнул Левченко. – Но только его там нет: он уже третью неделю в ремонте. Там проблемы с двигателем. Его разобрали. Там под замену практически все: маховик, шатуны, поршневые кольца… Сначала решили заменить детали, заказали их даже, а потом решили, что это не выход – лучше поменять весь двигатель. Заказали – теперь ждем. На следующей неделе обещали машину вернуть. Я хозяину сказал, что тачку надо продавать сразу после ремонта и брать новую… Ну, может, не совсем новую, но только не такую древнюю – этой уже почти пятнадцать лет…

– Новая, конечно, лучше, – согласился Гончаров.

Он снова посмотрел на звезды, а потом на сидящего рядом мужчину.

– Николай Васильевич… Я тут недавно по делам посетил колонию под Оленегорском… Простите, забыл представиться: полковник юстиции Гончаров. Так вот, пришлось мне побеседовать с осужденным, неким Партыко. Его имя всплыло в рамках нового расследования одного старого дела. Помните такого?

Левченко молча смотрел перед собой.

– Должны помнить: ведь вы в одном отряде были?

– В разных, – возразил собеседник. – В каждом отряде почти сто человек. Что, я всех должен помнить?! Но с ним мы встречались в рабочей зоне. Корешами не были, но здоровались.

– А он о вас очень хорошо отзывался… Кстати, он очень помог нашему расследованию. Опасный преступник, который рассчитывал на срок давности, задержан. Я посоветовал Партыко написать ходатайство об условно-досрочном, а я поддержу. Но Геннадий отказался по причине того, что ему и на зоне по кайфу. Не знаю, правда, кому там хорошо… И Партыко, хотя и в авторитетах теперь, тоже хотел бы оказаться на воле… Его теперь называют не иначе как Гена Джага… Джага ведь означает «нож» – не так ли?

Левченко молчал.

– А вообще, это звучит даже романтично, – продолжил Игорь почти весело, – у меня когда-то была пластинка Луи Армстронга, а на ней песня, которую я слышал многократно: баллада о Мэкки Ноже.

Гончаров обернулся к сидящему рядом мужчине и тихо произнес нараспев:

There are some who are in darkness And the others are in light…

Потом снова посмотрел в сторону гаража и произнес уже спокойно, как стихи:

У акулы зубы остры, Нипочем их не сочтешь. А у Мэкки нож как бритва, Только где он, этот нож?

– Хорошая песня, – согласился Левченко, – только мне другие нравятся – про любовь и дружбу. Огромное небо одно на двоих. Слышали такую? И вообще, можно мне уйти? Меня просили вернуться, потому что ваши коллеги приказали далеко не уходить: у них могут появиться новые вопросы.

– Вот я их и задаю. Как вы попали сюда на работу? Ведь с судимостью в такие места не попасть вообще.

– Так и на стройку не брали. Узбеков всяких берут и тех, которые и работать-то не умеют, и по-русски не понимают. А мне отказ. Грузчиком на рынке без оформления вкалывал. А участковый все время пристает, когда, мол, на работу устроишься. Сам он помочь не может. Но я на рынке встретил знакомого – вместе общевойсковое командное заканчивали. Он в сорок пять лет вышел на пенсию подполковником. Квартиру приобрел на армейские жилищные сертификаты. Жена, двое детей… На рынок за мясом заехали. Все у него замечательно. Сказал, что у крутого бизнесмена работает водителем, пообещал и меня устроить. Не обманул. Взяли меня сюда разнорабочим… Потом Ложкарев уволился, и мне предложили совместить…

– А где оформлены?

– В фирме Сорина числюсь системным администратором. Но, если надо, я смогу и на том месте трудиться. Я же еще до училища получил профессию радиомонтажника и даже почти год работал по этой специальности…