Моя Жизнь - Сплошной Плагиат - "Сони" - Страница 2

Написал: “Сони Ванткайх”

– Нет. У нас между “Т” и “К” “Х” – Вантхкайх. – я быстро исправил ошибку. Брат взглянул на общий итог и кивнул.

– Тебя где так приложить успели? – с интересом спросила сестра.

– Как всегда, какие-то наркоманы. – раздраженно произнес старший брат.

– Вельт-младший! – рыкнул отец.

– А что? Мы его уже столько терпим! Ему двадцать пять, а он хуйней мается! Героиновый наркоман хренов! Семью позоришь! – грозно посмотрел на меня парень с недельной небритостью. – Я ушел! – старший брат оказался даже выше отца. Примерно под сто девяносто, уставший и раздраженный, он ушел в коридор и скорее всего покинул дом сильно хлопнув дверью напоследок.

– Я наркоман? – спросил я удивлённо.

– Да, ты сидишь на героине. – я закатал рукав и увидел точки от уколов и неуверенно заморгал. Осознание заставило меня побледнеть и с ужасом уставиться на всю семью.

“В кого я попал?... Теперь я понимаю откуда взялось такое отношение к Сони.” От этой и нескольких других мыслей меня начал обуревать ужас.

– Ты первые сутки дома, – грустно сказала моя симпатичная сестра. Я закрыл лицо руками. Из-за всплеска эмоций моё давление подскочило. Липкий страх, опутывавший меня из-за неизвестности, начал давить сильнее из-за новых открытий.

– Тогда понятно, почему я потерял память. Какой я... – мне было тяжело подобрать слова.

Дальше все молчали. Женщина так и не смогла притронуться к еде. Папа же, доев, подождал пока доем я, а потом увел за собой и указал на мои старенькие кроссовки. Я обулся, а потом вышли на улицу, оказавшись в районе “Американской Мечты”. Множество двухэтажных частных домов с обязательной припаркованной рядом машиной. Все чисто и опрятно. У нас же на парковочном месте перед гаражом стоял старенький хетчбэк. Марку я узнать не смог, такой у нас точно не было. Хотя в этом нет ничего удивительного, и так ясно что я попал в другой мир.

Я занял переднее пассажирское место и стал отвлечённо наблюдать за попытками отца завести машину. С каждой неудачей его лицо становилось всё более угрюмым.

– Старая колымага, сраный кризис, сраные наркотики… – тихо, но весьма эмоционально выругался отец. Когда машина завелась, то отец легко вырулил задним ходом на дорогу и спокойно поехал дальше.

Ехали мы молча. Судя по мелькающим за окном видам, на дворе шестидесятые-восьмидесятые. Хотя могу и ошибаться, в конце концов с этим периодом я знаком только по фильмам. Но раз нигде не видно спутниковых тарелок, то я определённо не во времени спутникового ТВ и тем более интернета.

До больницы мы доехали минут за десять, а потом ждали свою очередь к дежурному терапевту. Больница выглядела классически. Кирпичное здание, внутри много света и постоянно куда-то бредущий персонал больницы, ещё множество людей в приемном покое.

Отец выглядел очень уставшим. Иногда он украдкой смотрел на меня, но ничего не говорил. В его глазах читалось: “Как мне все надоело”.

– И как давно я наркоман? – спросил я у отца. Мужчина устало посмотрел в стену.

– Года два. Ты иногда пропадаешь неделями. Уже не пытаюсь искать тебя, когда ты исчезаешь в неизвестном направлении. Хотя и впустил тебя вчера, несмотря на нежелание Веллы. Уже стыдно смотреть в глаза соседям. – он всё смотрел в одну точку, пока рассказывал о моей зависимости. – Тебе где-то на улице просто так дали дозу и понеслось. У нас в городке эпидемия героина, его откуда-то массово завозят или варят прямо здесь.

– Понятно. Мне двадцать пять? – скорее всего я несовершеннолетний. Братья и сестра выше меня, да и сидят за столом все определённо по возрасту.

– Мне сто девять. Велле сто один. Тебе двадцать пять. Старшему в этом году сорок исполнилось. Он сейчас воюет в Котуне по призыву. Второму тридцать пять, он снова не поступил в колледж и всё хочет пойти за старшим на войну. Ован твой третий брат из четырех. В этом году он будет в предпоследнем классе. Салли, твоей сестре, двадцать восемь. Почти все уже студенты. – отец рассказал всё это весьма неохотно. Мрачнее всего он был пока рассказывал про самого старшего брата. Он определённо беспокоится за него сильнее всего.

“Сколько же тут люди живут? Эволюция тут точно пошла иначе”.

– Если хочешь, можешь закрыть меня в наркологии.

Он очень тяжело выдохнул и взглянул на меня.

– Ты уже два раза сбегал, а деньги я не печатаю. – отец потер переносицу. – Я не хочу разговаривать, Сони. Ради Дайна, давай просто помолчим. У меня море дел и проблем, ещё и ты моя ходячая головная боль. – он открыл журнал и начал читать.

Мне было нечего ответить, поэтому я закрыл рот и стал ждать. Заметив лежащий рядом журнал, я взял его и начал читать, чтобы скоротать время. Моё внимание привлекли статьи о войне в Котуне, похожей на Вьетнам, где идёт война против людей с крысиными ушами и хвостами. Ещё я прочитал про местных звезд, премии по литературе этого года и кризис 65-ого года, эхо которого все ещё шатает экономику. Героиновую эпидемию, СПИД, хиппи с антивоенными протестами. Про четырёхпартийную систему и о последствиях отмены сегрегации эльфов, орков, зооморфов и других рас. Судя по всему, я нахожусь в каких-то фэнтезийных Соединенных Штатах Америки. Магии я правда не заметил, но это, возможно, пока что.

Через два часа очередь добралась до нас и мы попали к терапевту. За это время моё самочувствие ухудшилось. Чтобы не злить отца я не подавал виду, но у меня определенно началась ломка.

Мы зашли в кабинет. Белая плитка, окно, стол, кушетка и всякие медицинские инструкции на стенках, пара шкафов с лекарствами.

– У него ломка. – констатировал врач с первого взгляда. – Потеря памяти это не исключение при наркомании. Я и не такое видел и слышал от других немало “веселых” историй. – сообщил нам пожилой доктор, что покуривал сигарету прямо в кабинете во время приёма. Папа тоже сидел с сигаретой и рассказывал про утренние события, на что доктор ответил, что причиной может быть повреждения мозга или стресс.

Отец заплатил пятьдесят ир за прием. Когда он отдавал деньги, по его лицу было видно, что это большие деньги. Мы спустились и сели в машину. Меня начало потряхивать и бросало то в жар, то в холод, хотелось блевать и плакать одновременно, а зрение затуманилось и стучало в висках.

Папа завёл машину и мы в течение пары часов куда-то ехали. За это время он не произнёс ни слова. По дороге он остановился у магазина и вернулся с парой наполненных чем-то пакетов.

– Пей, – сказал он свои первые за эти часы слова и протянул мне бутылку с водой. Я же жадно впился в бутылку и осушил её наполовину за один заход. Ещё через час мы наконец-то остановились у небольшого трейлерного парка вагонов на десять.

– Продуктов тебе на две недели. – он занёс их в трейлер, а затем продолжил, – Я заеду через неделю. – после чего вытащил меня из машины и усадил на скамейку рядом. – Убегай, если хочешь. Возможно, Велики Дайн даёт тебе последний шанс. – потом он вернулся в машину и просто уехал. Я же поднялся с места и зашел в трейлер. Там была бомжатская лежанка, железный чайник и мини-газовая конфорка, на этом всё внутреннее убранство трейлера заканчивалось.

Я вышел на улицу. Рядом простиралась гладь озера, стояли столики для пикника, пустовало место для кострища и лежала небольшая кучка дров. Отец действительно просто свалил, оставив меня здесь с ломкой и амнезией в одиночестве.

“Шикарное начало жизни в новом мире” – пронеслось на задворках моего сознания, которое активно боролось с приступом.

…

Ломка у меня выдалась знатная. Я скакал из одного бредового кошмара в другой. Постоянно пил воду и много спал. Иногда, когда мой разум вырывался из цепких когтей очередного приступа, я сидел на скамейке и думал как бы мне не обосраться снова, ибо новых простыней и трусов у меня нет.

“Это вгоняет в тоску”. – подумал я, смотря в потолок трейлера. Жара и липкая духота, царящие в моём пристанище, ничего хорошего к моему состоянию не прибавляли. Пылающее снаружи солнце жарило так, будто бы я находился где-то на югах.