Бывшие. Ты так ничего и не понял (СИ) - Черничная Даша - Страница 29

— И что, что заповедная? Тут свои правила и законы, Денис. — Добро пожаловать в реальный мир.

Усаживаюсь на лежак и вытягиваю ноги. Они прилично гудят от долгой ходьбы. Да и спать хочется невыносимо. Адреналин сошел, и организм просто выключается.

— Откуда он тебя и отца знает? — Денис присаживается передо мной на корточки и расшнуровывает мои ботинки.

— Когда-то давно, по молодости, отец тоже охотился с Тиграном, — отвечаю заторможено, разглядывая, что делает Денис. — Совсем недолго, отец быстро понял, что это не просто охота, например, на зайца, которого потом можно съесть.

— Это браконьерство, — кивает Денис, понимая.

— Да. Они разошлись мирно, но Тигран не божий одуванчик.

— Само собой. Он обычно один работает или с кем-то еще? — задает резонный вопрос.

— Он одиночка. К нам никто больше не придет. По крайней мере, я надеюсь на это.

Денис отставляет в сторону мои ботинки, находит в рюкзаке шерстяные носки, который нам дал егерь, и надевает их на меня.

Все, что я могу, — заторможенно наблюдать за происходящим.

Приятно ли мне? Я бы слукавила, если бы сказала нет.

Тут вопрос в другом. В своевременности.

Денис поднимает мои ноги:

— Ложись, — и помогает занять место в спальнике.

Застегивает молнию, поправляет капюшон на мне. Сворачивает толстовку и подкладывает мне под голову.

Сам тоже быстро утепляется, надевая на себя дополнительную куртку, и ложится рядом. Придвигается сразу плотно, беря меня в кольцо рук.

Я бы могла запротестовать, но места тут действительно нет, ни к чему сейчас эти капризы.

Денис устраивается поудобнее и прижимается грудью к моей спине, руку кладет на живот. Вернее, то место, где он находится. До живота там несколько слоев одежды и спальник.

— Откуда у тебя ракетница? — спрашиваю заплетающимся языком.

— Ефимыч дал. От животных или на случай, если заблудимся. Но думаю, он полагал, что она может потребоваться и в других ситуациях.

Уплываю в сновидения, издали ощущая, как затылка касаются губы Дениса.

Глава 37

Денис

Засыпаю я не быстро. Даже несмотря на усталость, уснуть сложно из-за того, что лежать некомфортно.

Все-таки человек быстро привыкает к сытой жизни, и, когда его окунают в другую реальность, это бьет достаточно больно.

Марина проваливается в сон практически мгновенно, и я притягиваю ее к себе ближе, утыкаюсь носом в капюшон ее спальника.

Соблазн пробраться под него и прикоснуться к телу бывшей жены велик. Но я оставляю себе простор для фантазии, потому что, естественно, не буду этого делать и морозить девочку.

Ко всему прочему, я еще и прислушиваюсь к шуму на улице — мало ли кому еще взбредет в голову сюда заявиться, но снаружи никаких подозрительных звуков. Вообще тишина такая, что аж в ушах начинает звенеть.

Спать холодно.

Днем едва ли по́том под солнечным светом не обливались, а ночью температура ощутимо упала.

В какой-то момент и меня вырубает, а поутру я просыпаюсь оттого, что лежать очень жарко.

Распахиваю глаза и какое-то время прихожу в себя, вспоминая вчерашние приключения, потом опускаю взгляд, наконец понимая причину моего жара.

Марина, зараза такая, все-таки расстегнула свой спальник и накрыла нас обоих им как одеялом.

Видимо, ночью наши тела поменяли положение, потому что сейчас я лежу на спине, а Марина практически полностью на мне.

Я слышу ее размеренное дыхание, маленькие кулачки лежат на моей груди, ресницы подрагивают во время сна.

Мои руки оплетают ее талию, даже во сне я крепко прижимаю ее к себе.

Ночью резинка слетела с ее волос, и теперь они волной лежат на нас.

Не удержавшись, протягиваю руку и сначала провожу по ним.

Красивые. Цвет изменился, стал темнее. Да и длина — видимо, Марина практически не стригла волосы за эти годы, в них сейчас можно затеряться.

Беру в руки прядку, подношу к носу, вдыхаю аромат, потом так же аккуратно, чтобы не разбудить, убираю пряди с лица.

Марина смешно морщится, когда волосы касаются носа, а я не могу сдержать улыбки.

Какая же она все-таки красивая. И тогда была красивая, но сейчас совсем другая. Без маски из макияжа, укладки. Вот такая, естественная, она мне нравится еще больше.

В груди ворочается что-то большое, отчего даже сложно вздохнуть полной грудью.

Как же я мог так облажаться?

Как мог быть так слеп? Глух? Бездумен?

Но мысли мои вьются назойливой мухой: а хорошо, что она уехала от тебя. Зато посмотри, какая она стала. Счастливая. Другая. Будто настоящая.

А с тобой она не была настоящей. Ты не позволил. Ты диктовал условия. Поставил ее на шахматную доску в определенную позицию и сказал, что она может ходить только так.

Зато здесь у нее нет никаких рамок и правил. Теперь она может все, что только захочет.

Распустила крылья, взлетела.

И сейчас самое главное — эти самые крылья не обломать. Пусть летит еще выше.

Костяшкой пальца провожу по ее виску, скуле, двигаюсь вниз, к пухлым ото сна губам.

Сердце в груди принимается колбаситься в полную силу. Не удержавшись, подаюсь к Марине и провожу губами по щеке и выше, к линии роста волос.

Марина начинает шевелиться.

Распахивает глаза и несколько секунд пытается навести фокус, а потом отталкивается от моей груди и проводит по нашим телам взглядом, недовольно поджимает губы.

Наши взгляды встречаются. Вижу, что она подготовила гневную тираду на тему того, что я «распускаю руки», и все в таком духе. Так что решаю опередить ее.

У меня тоже к ней имеются претензии.

— Марин, вот скажи, что ты творишь?

— Я-а? — ее брови ползут вверх.

— Ты. Зачем из спальника вылезла?

Она двигается, и я нехотя размыкаю руки, выпуская ее. Садится и смотрит на меня волчонком:

— Да ты ледышкой лежал!

Я тоже поднимаюсь выше:

— И пусть бы дальше лежал. Ничего бы со мной не случилось.

Маринка поджимает губы.

— Лучше бы спасибо сказал!

— Спасибо, Мариш. Но не нужно было рисковать своим здоровьем ради меня.

Ладно, признаю, это безумно приятно. И лежать с ней тоже по кайфу. Чувствовать ее дыхание и близость тела.

— Я не замерзла с тобой, — фраза брошена явно необдуманная.

Марина краснеет, а я прикладываю усилия, чтобы не растянуться в довольной улыбке. Переглядываемся с ней.

— И вообще, я не могла позволить тебе замерзнуть! — поднимает подбородок, делая вид, что сейчас ничего не было. — Вот замерз бы, заболел, я бы потом тебя не дотянула.

Затем смотрит на часы:

— Кстати, уже пять утра, нам нужно поторопиться. Еще идти прилично.

— С темы съезжаешь, — хмыкаю.

— Не понимаю, о чем ты, — Маринка подрывается и принимается надевать ботинки, пряча от меня лицо за копной волос.

Залипаю на ней взглядом, как завороженный. Не могу сдвинуться с места.

Марина принимается приводить себя в порядок. Пальцами расчесывает волосы и украдкой смотрит на меня.

— Не смотри так. У меня нет даже расчески, так что тебе придется потерпеть мое помятое лицо.

Поднимаюсь, неконтролируемо подхожу ближе, беру копну ее волос, провожу по ним рукой. Марина замирает.

— Ты самая красивая. Сейчас — особенно, — говорю ей тихо.

— Не надо, — шепчет едва слышно и отходит, поворачивается ко мне спиной. — Нужно вскипятить воду.

Выдыхаю так, чтобы она не слышала. Придется побороться.

— Сейчас сделаю.

Быстро устанавливаю горелку, соображаю две кружки чая.

Плотно завтракаем, грузимся и выходим.

В горах уже вовсю светит солнце, хотя нет и шести утра. Марина наставляет меня:

— Идти будем быстро. Привалы короткие и только по нужде. Палатки у нас нет, задержаться еще на одну ночь в горах нам нельзя.

— Ясно, — киваю решительно. — Тогда поспешим.

Время в горах течет иначе. Будто стоит на месте, а когда смотришь на часы, понимаешь, что прошло полдня.