Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия - Страница 24

— Я не чавкаю.

— Ты чавкаешь!

— Я не чавкаю!

— Conocybe lactea!

— Чего-о?! Не смей непристойно выражаться в моём направлении!

— Это гриб такой. Очень токсичный. Ты на него похожа, даже внешне!

— Вот только не надо о грибах! Толстомордая мне и так всю душу вынула…

Я пнула под столом Юса — ещё только не хватало подкармливать бесконечные комплексы Шаэль, она же потом мне плешь на голове проест!

— Лучше послушайте мою пирожковую историю…

История — в изрядно отредактированном варианте — должна была отвлечь друзей от бесконечных споров и препирательств, изрядно мне уже надоевших. Об участии ректора во всех этих событиях я, естественно, умолчала. Поведала только о матери Барда, которую мой рыжий должник якобы стеснялся настолько, что не хотел встречаться с ней на территории ЗАЗЯЗ.

Однако попытка примирения не удалась. Юс и Шаэль сразу же снова поругались.

— А может, и правильно! — заявила Ша, кровожадно обгладывая ножку зажаренной утки. — Родители иногда бывают совершенно невыносимыми. Это с тобой тётка из себя бедную-несчастную строила, а сыну, может, мозги кошмарила днём и ночью. Или на совесть давила, мол, ты вот там, в академиях своих пропадаешь, а я тут одна-одинёшенька: скотину покорми, траву покоси, за младшими пригляди, эгоист несчастный, матереубивец!

Юс, однако, представлял другую точку зрения:

— Мама — это святое! — пафосно воскликнул он. — Мама…

— Что ж ты тогда тут, а не у мамочки под юбкой?! — ехидно осведомилась подруга. — На словах-то все горазды. Небось, не хочется с мамашей в глухом закоулке сидеть, сено вилами сгребать?

Юс побелел и одновременно весь пошёл красными пятнами, я испугалась, что в нём в тот момент явно происходила какая-то алхимическая реакция, которая могла закончиться взрывом.

— Да что ты понимаешь! — тоненько и пискляво выкрикнул он. — Что ты понимаешь?! Моя мать — самая лучшая, самая умная, самая образованная женщина, профессор… профессор целительской магии высшей категории, куда до неё этим спагиромагам! У неё столько научных трудов, сколько твоему разлюбезному придурку Кертону и не снилось! И я никогда, никогда бы от неё не уехал, никогда бы её не оставил, если бы…

Я испугалась, что взрыв более чем реален, и погладила его по руке, но Юс яростно стряхнул мою руку.

— Что вы понимаете… — с каким-то глухим отчаянием повторил он.

— Тогда почему ты здесь, а не с ней? — куда более тихим голосом, но всё ещё с боевыми интонациями вопросила Ша. Юс отвёл глаза в сторону, а я уже поняла, почему — и снова погладила его по руке. На этот раз сосед не стал возражать.

— Мама умерла. И… она хотела, чтобы я учился.

Мы все втроём замолчали.

Сама не знаю, как так оно вышло, но мы теперь частенько проводили время втроём — я, Шаэль и Юс. Впрочем — чему удивляться? Три изгоя ЗАЗЯЗ должны держаться вместе.

Изгои? Да, пожалуй что так.

Хоть ко мне и попривыкли, но от старшекурсников то и дело в мой адрес сыпались насмешки, как от немногочисленных девушек, так и — сальные и оскорбительные — от парней. Впрочем, победой было уже то, что это были не мои однокурсники. Верлад Кертон продолжал строить мне глазки и не упускал случая столкнуться со мной в дверях — первые раз десять я с поразительно настойчивой наивностью думала, что это случайность, и лишь пару дней назад признала свою ошибку. Вместо того, чтобы чувствовать себя польщённой, я ощущала себя униженной — но поделать ничего не могла.

Над Шаэль и Юсом откровенно подсмеивались, никто по собственной инициативе не вставал с ними в пару на лабораторных работах, никто не подсаживался в столовой, не заводил дружеских бесед ни о чём. Неприкрытая любвеобильность и потребность в одобрении моей подруги, её нестандартная внешность и почти детская восторженная наивность заставляли девушек насмешливо кривить губы, а парней отводить глаза и бежать сломя голову. Среди всех мужчин ЗАЗЯЗ Шаэль в качестве потенциального избранника не признавала обслуживающий персонал вроде Тарина, Юса и — на моё счастье — ректора Лестариса. «Не для этого красавчика моя тыковка зрела», — печально признавала неминуемое поражение в гипотетической борьбе за сердце и прочие органы Миара подруга.

Как и Шаэль, Юса не сказать чтобы травили в открытую — но отношение к нему было недвусмысленно презрительное. Не знаю, была ли его ершистость и неприязнь ко всему человечеству, а особенно к женской его половине причиной или следствием, но «вечный девственник» было ещё не самой обидной кличкой, хотя я, по правде говоря, сомневалась в наличии какого-либо опыта общения с девушками у большинства студентов ЗАЗЯЗ. Эти детишки, в основном богатые, знатные и благополучные, очень отличались от простых и незамысловатых студентов Высшей школы, где учились мы с Элейн. Каникулы в Академии были короткими, учеба отнимала почти всё свободное время… За тот месяц, что я провела в ЗАЗЯЗ, я увидела всего три парочки, которые нежно обнявшись, внимательно изучали какие-то записи и конспекты. Неудивительно, что троица не могла так просто забыть о девушке с бурным добрачным опытом!

На мой взгляд, ректору Миару следовало бы изменить свою политику в отношении студенток. Маска, как у Эстея, чеснок, пояс верности с шипами наружу, распылитель с кислотой — мало ли существует реально рабочих способов отвадить навязчивых невест! Глядишь, и не было бы повода для таких вот ситуаций…

Однако я сдружилась с ребятами не только на почве нашей общей исключительности. Узнав их поближе, я обнаружила, что каждый из них был по-своему замечательной личностью. Мечтательная Шаэль на самом деле обладала обширными знаниями; за исключением вредной Алазии остальные преподаватели оценивали её крайне высоко, и только нашей королеве спагиромагии всё в моей подруге было не так. Мне очень хотелось помочь подруге, и казалось, что это не так уж сложно: слегка подкорректировать меню, изменить макияж на более естественный… Для чего из смуглой брюнетки упорно лепить белокожую блондинку? Но переубедить Шаэль оказалось попросту невозможным, ни к каким советам она не прислушивалась.

Юс также был попросту кладезем самых разнообразных сведений. Всё свободное от учёбы время он что-нибудь читал, а когда уставал читать, решал математические или алхимагические задачи. И снова мне хотелось подтолкнуть его, ободрить… Если бы он не цедил направо и налево свои замечания о «бабах» и «идиотах», почаще бы принимал душ и прямо смотрел собеседникам в глаза, если бы…

Со стороны подсказывать было так легко! Возможно, и в моём случае я не видела каких-то очевидных решений?

День пролетел незаметно, а вечером Шон, Велл и Бард выстроились передо мной в линейку, уныло повесив головы, но непримиримо сжав губы. Я прохаживалась между ними, как генерал перед армией штрафников, делая вид, что выбираю из множества вариантов, а не соображаю мучительно, как лучше представить хотя бы один-единственный. Двумя часами ранее, придя к Миару на добровольно-обязательную консультацию, я решила добыть от него побольше информации. Когда, выдав очередное задание — проанализировать «влияние различных факторов на скорость алхимагической реакции», при этом, подобно катализатору, попробовать персональным бесконтактным воздействием эту самую реакцию ускорить, ректор широким шагом направился к дверям, а я вскочила и кинулась за ним следом:

— Верлад Лестарис, подождите!

Он обернулся, вопросительно приподняв правую бровь.

— Ну, что ещё?

— Вы говорили, что знаете… предполагаете, для чего похитителю нужны похищенные ингредиенты. И считаете, что он ещё не добыл всё, что ему нужно. Почему бы не устроить засаду?

— Засаду? — протянул он, разглядывая меня, словно диковенную зверушку. — И как вы себе это представляете? Что я буду сидеть там под партой вместо того, чтобы мучить вас на лекциях и заниматься той незначительной ерундой, которой обычно от нечего делать занимаются ректоры? Думайте, прежде чем говорить, адептка.